– Все соскакивайте, если по нам попадут всем кранты!
Едва успели соскочить, как в борт БМП попала граната. К счастью то был всего лишь ВОГ, граната из подствольника или АГС, которая не обладала достаточной мощью, чтобы пробить броню и вызвать детонацию боезапаса. Тем не менее, машина оказалась выведена из строя, а находящихся внутри полуоглушило. Механик-водитель непроизвольно съехал в кювет, после чего БМП заглохла. Богдана спасло то, что его в результате частичной контузии начал душить приступ кашля, и он инстинктивно спрятался за остановившуюся БМП, тогда как остальные бойцы попали под пулеметный и автоматный огонь. Рядом с ним оказался и Куренчук. Увидев, что Богдана давит кашель, он схватил его за рукав и потянул:
– Давай скорий, николи кашляти! Зараз по бехи запальними почнуть шмалять, живцом сгоришь!
Когда Богдан оправился от кашля, то увидели следующее: те кто только что сидели рядом с ним на броне… они все лежали либо без признаков жизни, либо раненые, с криками и стонами пытаясь отползти по придорожной канаве. Совсем недалеко стояла Мотолыга со снесенной взрывом маленькой башенкой, вся залитая капающей с бортов кровью. Вокруг свистели пули, рвались гранаты и мины, рикошетя осколками от бортов БМП и асфальта. Куренчук успел прикрыть себя и Богдана бронированной задней дверью БМП, по которой гулко стучали пули. Казалось, все вокруг, каждый сантиметр пространства пронизан сплошным горизонтальным свинцовым дождем. Богдан, наконец, полностью справился с приступом и пытался оценить обстановку.
– Бижимо на инту сторону дороги, звидти не стреляють, – потянул Богдана Куренчук.
Он бросился через дорогу и в прыжке скрылся в придорожной канаве. Богдан понял, что это единственный шанс выжить и последовал за ним. Он мобилизовал все физические силы, и потому успел также залечь в канаву на противоположной от той стороны, с которой стреляли. За ними вслед кинулись еще трое легкораненых добровольцев… добежал лишь один. Куренчук бежал впереди полусогнувшись вдоль канавы… Как только достигли места, где огонь сепаратистов оказался менее интенсивным, без команды не сговариваясь разом рванули к лесопосадке. Богдан вновь сам себе удивлялся: в критические моменты, когда отстать и тем более встать было смерти подобно, ни кашля, ни головной боли как не бывало. Конечно, то было лишь временное улучшение, вызванное стрессовой мобилизацией организма. Когда достигли лесопосадки и вероятность получить пулю или осколок резко снизилась, Богдану вновь стало хуже – кашель буквально душил.
– Щось ти "Чечен" зовсим розклеився, – покачал головой Куренчук, оглядываясь на отстающего и едва волочившего свой автомат Богдана.
Третий, боец по касательной раненый в бок, на ходу сам себя перевязал и двигался достаточно быстро. Он с недовольством смотрел на Богдана, который явно тормозил движение.
– Оставьте меня… идите сами… я больше не могу, сил совсем нет, – Богдан дальше просто не мог идти физически.
– Пусть остается, с ним мы далеко не уйдем, – «поддержал» Богдана легкораненый.
– Йди, тебе нихто не держит. А я його не кину. Вин з москалями ще в Чечні воював, коли ти пид стил пишки ходив, там и здоровья залишився, – резко осадил его Куренчук.
Легкораненый не решился идти в одиночку и нехотя остановился, видя, что Куренчук хочет дать передышку выбившемуся из сил Богдану. Но Богдан и после пятнадцатиминутного отдыха оказался не в состоянии идти – его периодически душил кашель, буквально выворачивая наизнанку, и те приступы его буквально обессилевали. Куренчук решил в том леске и заночевать… Определить, что творится вокруг было невозможно. Беспорядочная стрельба возникала, то далеко, то близко и не поймешь в какой стороне и так же неожиданно затихала. По всему, такие же разрозненные мелкие группы добровольцев и ВСУшников, выходящие из окружения, наталкивались, либо на временные блокпосты, либо на засады ополченцев… Ночью Богдан сильно продрог и к утру у него начался жар.
– Доходимо до найближчого житла и там ми тебе залишаемо мисцевим. Тут одному тоби залишатися не можна – здохнешь, – Куренчук уже безоговорочно стал лидером этой мини-группы и по своему усмотрению принимал решения.
Донбасс, регион весьма густо населенный. Селения здесь встречаются довольно часто. Ведя под руки едва держащегося на ногах Богдана, они набрели на таковое, не пройдя и километра. Утренний туман позволил даже при столь невысокой скорости передвигаться скрытно. Они зашли в первый же дом. Там к ним отнеслись настороженно, но внешне вполне доброжелательно, хозяин мужик лет сорока пяти, его жена и двое сыновей-подростков. Добровольцев накормили, Богдана положили в кровать, сделали компресс, дали выпить таблетку Аспирин-Упса, пообещали привести врача… Куренчук на прощание переговорил с Богданом. Тот хоть и весь мокрый после действия таблетки и тяжело дышал, но был в сознании. Он сказал, чтобы забрали его автомат с подсумком и поскорее отсюда выбирались… Куренчук с легкораненым ушли, а Богдан в полубеспамятстве проспал-пробредил день, ночь… А утром следующего дня хозяин привел в дом ополченцев:
– Вот он, больной сильно. А те, что с ним были еще вчера ушли.
Старший ополченец, мужик лет сорока с обязательной георгиевской ленточкой на груди, ударил ногой по спинке кровати:
– Чего разлегся, сука укропская, вставай ответ держать будешь! Зачем в Донбасс с оружием пришел!?… О, да ты совсем плохой… Давай одевайся и соберись. Если дойдешь, мы тебя в штаб отведем, а не дойдешь, в канаве подыхать бросим…
Сутки беспрерывного сна, аспирин и то, что его хоть чем-то накормили, подействовало – Богдану стало заметно лучше. Он смог подняться, одеться, обуться. Его обыскали. Нашли паспорт с винницкой пропиской. Оружия при нем не было, а шеврон, определяющий его принадлежность к добровольческому батальону, перед уходом предусмотрительно с его формы содрал Куренчук. Ополченцам Богдан сказал, что рядовой, призванный по мобилизации. Те, конечно, не поверили… но они оказались не свирепыми. Ополченцы лишь пугали, но увидев насколько пленник слаб и сам долго идти не сможет, они посадили его в кузов какого-то грузовика, и повезли в Иловайск, где собирали таких же пленных.
27
Группу Грача перебросили в район поселка Комсомольское. Там она занималась тем же обстрелом и пленением выходящих из «котла» разрозненных групп противника. Леонид бесчисленное число раз взмок, перебегая-переползая за постоянно меняющим позиции Крестом. Он едва успевал набивать патронами регулярно опорожняемые коробчатые магазины. Креста буквально захлестнул охотничий азарт боя. Он без устали расстреливал всех, кто попадал в прорезь его прицела, иногда не давая даже возможности поднять руки и сдаться в плен. Грач делал все от него зависящее, чтобы его бойцы далеко не отрывались друг от друга. Это особенно не нравилось вошедшему во вкус «свободной охоты» Кресту.
– Командир, я с Мальком от вас отойду. Сам себе позицию надыбаю. А то нас тут много, укропы видят и обходят… Ты меня не неволь, я все одно сделаю, как решил, – ставил Грача перед фактом Крест.
– Смотри, далеко отойдешь, случись чего, мы не успеем вам на помощь прийти, – в свою очередь предупредил Грач, понимая, что удержать Креста все одно не сможет – здесь не армейская дисциплина.
– Да чего тут бояться. Укропы бегут, оружие бросают… Малек, за мной!
Грач не скрывал, что недоволен такой самодеятельностью, и когда Леонид послушно поплелся за Крестом, придержал его:
– Ты там поосторожнее. На вот забей себе номер моего мобильника… Если куда-нибудь врюхаетесь, сразу звони, может дозвонишься если повезет. И особо за ним не лезь. Видишь, у него крыша уже ходуном пошла – ни за грош пропадешь.
Леонид удивился столь неожиданной заботе о себе. Но раздумывать, тем более расспрашивать было некогда. Привычно нагруженный боезапасом он пошел за лихим пулеметчиком. Восхищался ли он Крестом? Пожалуй, нет. Как можно, будучи в здравом уме восхищаться хоть и не киллером, но фактически высокопрофессиональным, влюбленным в свое «ремесло» убийцей, при этом свято верившим, что творит правое дело. Леонид весьма сомневался в той правоте, но неординарность личности Креста действовала на него магически, подавляла волю, и Леонид на «автопилоте» неукоснительно выполнял все его команды, уже привычно следуя за ним.
«Свободная охота» началась с того, что Крест в упор расстрелял трех, судя по возрасту и обмундированию, срочников ВСУ.
– Может их в плен надо было взять? Совсем молодые ведь… – робко высказал свое мнение Леонид.
– А кто их в этот плен конвоировать будет, ты что ли? Некогда нам ерундой заниматься, вперед!
Потом заметили одиночного бойца, перебегавшего открытое место между лесопосадками. Крест снял его со второй очереди. Тот упал и неловко пополз, видимо раненый. Тут его и догнала третья очередь. К убитому не подходили, сразу сменили позицию, залегли и ждали. Если на протяжении получаса никто не появлялся, вновь меняли позицию и снова ждали. Набрели на БМП, с трезубцем на башне, застрявший в болотистой лощине. Механик-водитель копался в моторе, несколько человек стояли и сидели рядом, курили и перекусывали. Крест по лесопосадке подкрался к ним. Он первой очередью снял механика и еще несколькими всех остальных. Они даже не успели сделать в ответ ни одного выстрела, бестолково ползая и бегая вокруг БМП, видимо так и не определив, откуда по ним стреляют. Один, правда догадался спрятаться за БМП и потом стал отползать в сторону противоположной лесопосадки, где его и настигли пули. До сих пор «охота» проходила успешно, никто даже не пытался вести ответный огонь. Это, видимо, расхолодило Креста, он уверовал, что и дальше будет пребывать в роли ничем не рискующего охотника.
Ночевали опять же в лесопосадке, наскоро поужинав сухпаем, и початками с рядом расположенного кукурузного поля. Но ночь оказалась сырой и прохладной и по-хорошему поспать у Леонида не получилось. Креста же, казалось, ничто не брало, он чутко спал, мгновенно просыпаясь, когда Леонид зябко ворочался, но тут же засыпал вновь. С утра опустился густой туман с обильной росой. Леонид основательно продрог. А вот Крест наличию тумана очень обрадовался. Припевая: