Он не сомневался, что мать переживает столь долгое отсутствие звонков от него и еще более то, что не может сама до него дозвониться. Тем не менее, он не преминул о том же спросить брата:
– А твои-то мать с отцом знают, что ты здесь с колорадской лентой на груди рассекаешь?
– Тоже нет. Я вообще с матерью не переговариваюсь, только СМСки шлю. Я ведь сам, без их разрешения… вроде как сбежал. Если хочешь, на мою мобилу, отзвонись матери, – Леонид протянул телефон.
– Спасибо… мать, наверное, уже вся испереживалась… Черт… не могу вспомнить номер телефона матери, который в моем мобильнике был забит. Совсем голова плохо варить стала…
Наконец, Богдан, путем проб и ошибок, дозвонился до матери. Леонид тактично вышел из комнаты. Впрочем, Богдан из разговора тайны не делал и говорил достаточно громко. Из того что смог расслышать Леонид он определил, что брат «заливает» матери про то, что потерял мобильник, а зарплату им задерживают, потому новый купить не может, а звонит с чужого, потому долго говорить тоже не может, но у него все в порядке и т.д.
Наличие у Леонида денег позволяло относительно безбедно существовать и без спешки готовиться к отъезду. А жизнь вокруг шла своим чередом. Больше всего Богдана возмущал тот факт, что в местных школах, как и положено, начался учебный год. Этого он понять не мог. Какая школа, когда Донбасс фактически оккупирован российскими наемниками и местным отребьем!? Не мог он понять, что жители хотят жить, как и жили прежде, несмотря на полную неопределенность статуса их так называемых новообразованных государств:
– Не пойму… Сам видел когда на блок-посту стоял. Те местные, которые за Украину, шли на Запад, в другие области. Наверняка, те кто за Россию, на восток шли в Ростов. А эти, что ни туда, ни сюда, которые как дерьмо в проруби, чьи дети сейчас тут в школу пошли…
– Да брось ты Богдан, что кроме пророссийской и проукраинской позиции, других нет? Люди все разные, есть и такие, кому просто некуда ехать, не к кому, ни в России, ни на Украине. Старики те вообще многие никуда не едут, боятся, что дорогу не осилят. Ты знаешь, если бы я здесь жил, то наверняка тоже занял бы этакую среднюю позицию. А жить-то все равно как-то надо, детям учиться надо, у многих хозяйство, огороды, скотина. Да и выживать как-то надо. Вон, посмотри сколько здесь сейчас частных извозчиков, тьма. И таксуют в основном старики на раздолбанных «Жигулях». А есть и такие, кто вообще не знает куда бежать, где приткнутся. Вон Лариса, мать похоронила, работы у нее нет – куда ей деться? – Леонид последние слова проговорил полушепотом, чтобы Ларисе их никак не услышала.
– Так ты что, и ее собираешься с собой в Москву взять? – так же негромко озвучил свою нечаянную догадку Богдан.
– Да… Здесь ей делать нечего. Порядка в округе нет, и молодую симпотную девчонку любой обидеть может. Я должен ей помочь, она же нашу бабушку похоронила и ее мать вместе с бабушкой погибла, когда помогала ей продукты с магазина до дома донести. Нельзя ее тут бросать, – твердо стоял на своем Леонид.
– Я понимаю, с твоей стороны это, можно сказать, благородно. Но, что ты матери скажешь? Мне почему-то кажется, что и тетя Галя и отец твой вряд ли ей обрадуются,– Богдан кашлянул, но на этот раз сдержал приступ.
– Что тебе сказал, то и им скажу, – по этакому ерепенистому тону чувствовалось, что и Леонида очень беспокоит реакция родителей на его поступок.
– Ладно, это твое дело. Вот еще что. Путь-то нам предстоит неблизкий, а у меня ни рубля, ни гривны. Все там пропало, вместе с телефоном, – в голосе Богдана слышалась некая неловкость.
– У меня деньги есть. Нам всем на дорогу хватит. Главное, до границы без приключений добраться, а там доедем, – без тени сомнения заверил Леонид.
– А у тебя с этой Ларисой как? – вновь с некоторой неловкостью спросил Богдан.
– Все как надо у нас с Ларисой, – тоном пресекающим дальнейшее развитие этой темы ответил Леонид.
Богдан все понял и воздержался от уточняющих вопросов. Он вообще немало удивился столь быстрому взрослению двоюродного брата, которого привык считать этаким маменьким сынком несмышленышем, всегда в общении с ним смущавшемуся и буквально смотревшему ему в рот. Этому, конечно, способствовала большая разница в возрасте. И вот совершенно неожиданно брат предстал перед ним уверенным в себе, имевшим свое мнение, спорящим с ним… Более того так получилось, что Богдан от него целиком и полностью зависел, не говоря уж о том, что он был обязан Леониду едва ли не жизнью.
29
Нормальные условия жизни, хорошая пища с базара и лекарства, купленные по спекулятивной цене, если и не полностью восстановили здоровье Богдана, то подняли его до уровня, позволяющего преодолеть путь до Москвы. Не желая оставаться тормозом для Леонида и Ларисы, он уже через пять дней заявил, что готов ехать. Но сначала братья сходили на могилу к бабушке, затем к ее дому. Облазили все от подпола до чердака, в поисках прежде всего одежды, ибо ехать «по гражданке» было удобнее, особенно по России. Переоделись в то, что нашли из своих прежних вещей. К счастью обнаружили старые свои куртки, которые бабушка почему-то хранила, не выбрасывала. Сейчас, в условиях наступившей осени, они оказались очень кстати. Поездку же по территории Донбасса упрощало то, что уже не было необходимости делать крюк через Луганск – вся граница Донецкой области с Россией теперь контролировалась ополченцами.
До ближайшего пропускного пункта ехать предстояло чуть больше часа. Ехали по местам недавних боев. Местные жители, не обращая внимания на опасность нарваться на мины и растяжки, пользуясь временным затишьем, вышли в поля и спешили убрать урожай: пшеницу, подсолнечник, кукурузу… Война войной, а урожай ждать уже не мог.
На этот раз пересекать границу пришлось хоть и в не очень большой, но и не такой уж маленькой колонне беженцев, то есть встать в очередь. Свежеиспеченные днровские пограничники только к Ларисе не имели претензий, но увидев российский паспорт Леонида, в котором значилось место его рождение и, ознакомившись с оным Богдана с «винницкой пропиской»… У них появились веские основания обоих тормознуть до выяснения. Леониду ничего не оставалось, как отозвав старшего пограничника в сторону показать бумагу, подписанная Грачем и комендантом базы в Иловайске. Показывать ее открыто, перед Ларисой и особенно Богданом, он не хотел. У брата наверняка бы возник вопрос: а с чего это какому-то уборщику казарм и сортиров сепорское командование дает своего рода пропуск на проезд по своей территории? На этот вопрос Леонид отвечать совсем не хотел. Тем более в той бумаге значилось, что боец армии ДНР Леонид Прокопов, позывной «Малек», направляется в Россию на лечение и отдых. Так же он полушепотом ответил на вопрос пограничника про Богдана: как это так, человек почти с Западной Украины оказался здесь, да еще хочет пересечь российскую границу? Леонид обнародовал половинчатую правду, что это его двоюродный брат, приезжавший проведывать свою бабушку, чей дом оказался в зоне боевых действий, бабушка погибла и т.д. То, что оба они участвовали в боях, да еще с разных сторон… Эта правду никак нельзя было обнародовать, она бы прозвучала слишком сложно и неправдоподобно. Тогда бы точно Богдана задержали. Для подтверждения их родства предъявили фотоальбом, который они взяли с собой из дома бабушки. Там на нескольких фотографиях они снимались вместе. И хоть Леонид на тех фото был еще ребенком, а Богдан взрослым парнем, они смотрелись вполне узнаваемо. Почему оба едут в Россию, когда одному надо в Винницу? Так сюда ближе и безопаснее, к тому же брат давно не навещал родню в России, вот и решили вместе ехать.
Поверили или нет, но в конце-концов их пропустили, хоть на Богдана смотрели с подозрением. Возможно, сыграло свою роль, что он нет-нет, да и закашливался, сразу видно, что не совсем здоров. Видимо, пожалели и пропустили. На российском пропускном пункте все обошлось без эксцессов.
– Суки… если бы Россия не ввязалась, сейчас бы уже этого Лугандона не было, – зло бормотал себе под нос Богдан, когда они шли от пункта пропуска к остановке автобуса, чтобы ехать в Ростов.
– Перестань Богдан. Признай, что армия у вас полное дерьмо. А что там помогла Россия? Ну, вошли несколько подразделений и через пару-тройку дней сразу ушли. Ну, обстреляли они ваших несколько раз. Была бы у вас армия, а не пойми что, разве бы она побежала, как только по ней чуть сильнее ударили? – внес свою реплику Леонид, оглядываясь по сторонам – не идет ли кто рядом и не слышит ли их.
– Мы не разбежались, это ВСУшники побежали, а мы воевали. Иловайск уже почти наш был, ваших колорадов наемных, нариков этих гнали в хвост и в гриву. Про местных отморозков я вообще не говорю, – зло огрызнулся Богдан, уверенный, что брат находился в это время где-нибудь в тылу мыл казарму и ничего этого не знает.
– Ладно, чего после драки кулаками махать, плюнь и забудь, – примирительно предложил Леонид.
– Не могу… Я ведь по настоящему воевал Леня, в тылу не отсиживался, наступал, отступал, стрелял, и в меня стреляли. На моих глазах товарищей моих убивали, меня больного, чуть живого по степи и лесопосадкам товарищ мой тащил, не бросил. Не могу я этого забыть. Я воевал, а не толчки драил, – в последних словах был явный намек Леониду.
Леонид промолчал. Он не хотел, чтобы Леонид, да и Лариса узнали о его истинном участии в боевых действиях, чтобы брат воспринимал его как врага. А в том состоянии, в котором находился сейчас Богдан, именно так бы и получилось. Лариса молча шла рядом, не вмешиваясь в разговор братьев. Она тоже не сомневалась, что большую часть времени своего отсутствия Леонид провел в Луганске на той базе и действительно занимался всевозможными хозработами. А в общем, она сейчас просто «плыла по течению» как соломинка, которую подхватил поток и куда-то нес, она надеялась, что несет к чему-то лучшему, чем было в ее жизни до сих пор. А что ей еще оставалось после гибели матери. В ее жизнь вошел Леонид, а влюбленные назад уже не оглядываются – они без колебаний идут туда, куда любов