ь позовет.
Проще всего было ехать до Москвы на поезде. Но решили не рисковать, ибо небольшой участок железнодорожной ветки проходил по территории Украины, то есть Луганской области, той ее части, что находилась под контролем ВСУ. Там бы наверняка проверили документы и не факт, что кого-то из них, а то и всех не ссадят до выяснения. Даже Богдан не горел желанием сейчас вновь оказаться на Украине. Он не думал, что его там встретят как героя, а скорее всего опять погонят куда-нибудь на позиции, или в лучшем случае на блок-пост. Этого его здоровье уже точно не выдержало бы. Потому взяли билеты на ближайший автобус до Воронежа, на московский сразу трех билетов не оказалось, а ждать, ночуя на вокзале, не хотелось. Автострада к счастью вся пролегала по российской территории. Леонид ехал тем же путем, каким три месяца назад приехал сюда. Только сейчас от Воронежа он не собирался ехать в Курск, а прямо на Москву.
О том, что возвращается, Леонид решил сообщить матери уже не СМСкой. Он понимал, что простого разговора не получится, боялся его и все откладывал. Богдан же испытывал колоссальное неудобство от того, что состоял на «иждивении» у брата. Он постоянно у него одалживался, чтобы позвонить матери и озвучить ей очередную порцию «лапши на уши», про задерживаемую зарплату и отсутствие телефона, но мамочка не беспокойся твой сын жив и здоров…
Наконец, Богдан не выдержал:
– Слушай, Лень, ты не можешь мне денег взаймы дать? Я телефон куплю, самый дешевый, чтобы всякий раз тебя не дергать.
Леонид подал ему десять тысяч.
– Ого, да ты не иначе клад нашел, когда сепорам сортиры чистил. Я когда окна под Москвой вставлял, за месяц столько не зарабатывал, – удивился и вновь уел брата Богдан.
– Почти угадал, – засмеялся Леонид, не обращая внимание на очередной «укол», но истинное происхождение этих денег раскрывать не стал, как и придумывать на сей счет небылицы.
Леонид помог брату купить телефон, относительно недорогой, с небольшим набором функций, но долго держащий зарядку – Богдан в этих делах был не силен. Он удивился насколько хорошо брат ориентируется в качествах того или иного мобильника и не мог не высказать восхищения.
– Вот, что значит на компьютерщика учиться, а я вот совсем отстал. Хоть и ненавижу совок, а по сути, так в нем и остался. Весь этот компьютерный бум как-то мимо меня прошел, – хоть и не на прямую, но Богдан вновь посетовал на так нелепо складывающуюся у него жизнь.
Первым делом Богдан позвонил матери, сообщив, что, наконец, получил деньги и купил новый мобильник взамен потерянного. До отправки автобуса оставалось время, и он решил позвонить на мобильный старлею Диме. Достав, данную ему при расставании визитку он не без тревоги набрал вписанный туда номер, ибо не был уверен, что артиллерист благополучно пережил бои под Иловайском. Сразу возникли проблемы с соединением, ибо МТС российский и МТС украинский это не совсем одно и тоже. На помощь опять пришел Леонид. Старлей ответил каким-то слабым замогильным голосом.
– Дима, привет, это Богдан, помнишь меня… как ты? – не мог не обрадоваться, услышав голос старлея Богдан.
– Богдан? Рад тебя слышать. Со мной хреново, в госпитале лежу. А ты где, из Иловайска вырвался? – голос в трубке как будто окреп.
– Да как тебе… в общем вырвался, сейчас у меня все в порядке. А ты-то как, ранен тяжело? – Богдан испытывал искренне беспокойство за этого в общем-то малознакомого человека, но как говорится фронтовая дружба она особая.
– Да непонятно тяжело или нет, смотря какие последствия будут. Батарею нашу с минометов накрыли. Взрывной волной каску сорвало и тут же, как нарочно еще одна мина в нескольких метрах разорвалась. Здесь уж меня камнем от этого взрыва прямо по башке. Очнулся, когда уже в госпиталь везли. В общем, тяжелая кантузия. Боюсь, как у тебя после Чечни может получиться. Хотя это можно сказать мне еще повезло. Батарею нашу потом на марше, когда отступали, вдрызг расколотили. Тут со мной мои ребята лежат тоже трехсотые, у одного ногу по колено ампутировали, у второго осколок в легком, операцию делать будут. От них узнал, что там у нас не меньше десятка двухсотых было. Вот так… Богдан, извини, больше говорить не могу у меня сейчас процедуры. Потом созвонимся, поговорим. Рад, что у тебя хоть все в порядке…
Богдан сидел в отрешенной позе, осознавая то, что ему сообщил артиллерист. Он словно снова очутился там, на войне, вспомнил то, что ему все менее хотелось вспоминать. Из этого ступора его вывел Леонид жестами показывавший, что пора идти на посадку в автобус.
За окном автобуса проплывала неотличимая от донецкой, донская степь. Только в отличие от первой, здесь уже давно во всю шла уборка урожая. Навстречу, в сторону Ростова сплошным потоком шли грузовики с зерном. Там, в порту их ждали суда типа река-море, чтобы везти эту пшеницу на экспорт.
– Да, богата Россия, чего здесь только нет, и нефти море, и газа, и леса, и металлов всяких и хлеб вон гонят, а народ живет плохо. Да это ладно бы, хотите в космос летать, да олигархам и чиновникам миллиарды и миллионы позволяете воровать – ваше дело. Почему не хотят, чтобы Украина из такой же нищеты вылезла? – Богдан вновь возобновил спор с братом.
Они сидели рядом в большом междугороднем автобусе. Лариса сидела у окна и с любопытством разглядывала вечерние заоконные пейзажи – она впервые оказалась за пределами своей области. Леонид в середине, Богдан у прохода.
– А тебе не все равно? – не пожелал втягиваться в очередную дискуссию Леонид.
– Представь, не все равно. Чую, не где-нибудь, а здесь предстоит мне в ближайшие годы жить. Ну, а ты-то что думаешь по этому поводу. Ты же, можно сказать, там за Россию воевал, хоть и со шваброй и веником в руках, – не мог не ерничать Богдан.
– Хорошо отвечу. Я вообще-то сам не задавался этим вопросом, но один человек, пытался мне объяснить, примерно то, о чем ты спрашиваешь. Он говорил, в России всегда такая власть, которая большинству русских богато, или хотя бы в достатке жить не позволит. Так всегда было и при царе, и при коммунистах и сейчас. Лишь те, кто у власти и кто сумел при приватизации жирные куски урвать, сейчас живут в удовольствии, большинство же с хлеба на квас.
– И что же это большинство все терпит, этот хлеб с квасом. У нас вот терпеть не стали, на майдан вышли, скинули ворюгу, – назидательно произнес Богдан.
– Потому и терпит, что если как у вас бучу поднимут, еще хуже будет, как в семнадцатом году, или девяносто втором. Что у нас, что у вас, кого не поставь во главе, они только для себя и своего окружения все делать будут, в свое удовольствие жить, а на народ плевать. Вот у вас, говоришь, скинули Януковича, что лучше стало? Все эти Яценюки-Порошенки, думаешь, они за простых украинцев радеть будут? Вон, у нашего главнюка спорт на первом месте, он болельщик страстный, это его главное удовольствие. На Олимпиады, чемпионаты мира деньги миллиардами швыряет, а верно говоришь, народ в основном бедно живет, дорог мало, жилье плохое, по коммуналкам да баракам многие ютятся, квартирный вопрос он как не решался, так и не решается до сих пор. Но если его скинуть для простых людей лучше не станет. Просто наверху начальники сменятся и, может быть, еще худшие придут, со своими удовольствиями, которые тоже народу поперек горла встанут. Вон, при Ельцине как банкиры-олигархи поднялись. Если бы не Путин вся Россия сейчас бы была собственность Березовского, Ходорковского и им подобным. Так что Путин не самый плохой президент, во всяком случае политик сильный, хоть и хозяйственник никакой. И у вас не надо было ничего трогать, пусть бы Янукович срок досидел, доворовал, что не успел доворовать и спокойно бы ушел. Плохо было бы, но лучше чем сейчас. Вон, уже сколько крови пролилось. И бабушка наша еще бы пожила и Ларисы мать и вообще… – Леонид резко оборвал монолог, отстранился от брата, засмотревшись на задремавшую и казавшуюся ему невероятно красивой во сне Ларису.
Богдан вновь удивился, как ему казалось, не по возрасту зрелым и продуманным рассуждениям брата. Он не знал, что отвечать, тем более брат, судя по всему, больше эту тему муссировать не хотел. Тем не менее, Леонид вдруг вновь повернулся и едва слышно заговорил чуть не в ухо Богдану:
– Знаешь, я много в последнее время про это думал и мне кажется, что все с семнадцатого года началось. Если бы тогда царя, какой он там не был никудышный, не свергли, сейчас жизнь была бы намного лучше, чем она есть, и в России, и на Украине.
Богдан немного помолчал, чуть покашлял в платок, и решил кое-что уточнить:
– Говоришь, что это чьи-то мысли, а чьи, кто ж тебя так просветил? Насколько помню, ты же политикой никогда особо не интересовался. Уж не тогда ли с тобой политработу проводили, когда ты у сепоров метлой махал?
– Кое до чего сам допетрил, а кое в чем просветили, – последние слова Леонид вновь произнес полушепотом.
– Да, ну. И где ж просветили-то, уж не в сортире ли, который ты убирал, – вновь начал издеваться Богдан.
Вообще то, Богдан не забыл, чем он обязан брату. Но сейчас ему стало до того обидно за Украину, да и за себя, ибо совершенно не знал, что его ожидает, как он будет жить дальше. Брат в этой клоаке, под названием вооруженный конфликт, хоть девушкой обзавелся, которая смотрит на него влюбленными глазами и едет за ним, словно собаченка верная бежит. Ох, не знает она, что ее ждет в Москве, он-то свою тетку знает. И все равно у них есть жизненная перспектива. А у него – ничего, никакого будущего.
– Слушай Богдан, ей Богу, задолбал ты меня этим сортиром. Не хотел я тебе говорить, но не могу больше, скажу правду. Не с метлой на ополченской базе я эти дни провел. Я, как и ты, в самом пекле побывал. И в Иловайске был и потом под Иловайском. Я не меньше твоего и повидал и рисковал, – Леонид настолько приблизился к брату, что едва не касался губами его уха.
– Как это… Ты же говорил, что не стрелял? – признание брата немало удивило Богдана.
– Не стрелял… почти… один раз очередь дал, когда жизнь с овчинку показалась, но вряд ли в кого попал. Но все это время я не метлу носил, а рюкзак с патронами, а потом этими патронами в лентах набивал коробки для ПКМ, – Леонид насупился весь в сомнении, правильно ли он сделал, открывшись-таки брату.