Правая часть лица сохранилась, и глядя на эту половину лица, Маша без труда узнала знакомые черты. Время обошлось с этим человеком более безжалостно, чем с его братом. Он выглядел старым, больным, сломленным.
Глядя на него, трудно было представить, что когда-то этот жалкий старик был светилом науки, гением, одержимым своей работой. Безумным профессором из фантастического фильма, который жаждал стать повелителем мира.
Маша взглянула на старушку и сказала:
– Он спит.
– Это ничего. – Старуха подошла к старику и положила ему на плечо узловатую, морщинистую руку. Чуть наклонилась и крикнула ему в ухо: – Левушка!
Старик открыл глаза и уставился на Машу. Левый его глаз был слеп и бел.
– Лев Львович, – громко проговорила Маша, все еще не веря до конца в то, что видит перед собой профессора Рутберга, – вы можете говорить?
– Он говорит, – сказала старушка. – Но понимаю его только я. Ты спрашивай, а я разъясню.
И Маша, не теряя времени, приступила к допросу.
– После того несчастного случая… – Она произносила слова громко и раздельно. – Вы никогда больше не поднимались в лабораторию?
Старик разлепил губы и что-то пробормотал.
– Он сказал: «Нет», – перевела старуха.
– Вы уверены, что лаборатория закрыта? И что исследования, которые там велись, свернуты? Вы в этом уверены?
Обожженный человек опять что-то промычал правой стороной рта.
– Он уверен, – сказала старуха. Она достала откуда-то платок и ловко подтерла вытекшую из угла губ инвалида слюну.
И вдруг плечи старика затряслись.
– Что случилось? – спросила Маша. И вдруг поняла. – Он… плачет?
– Он постоянно плачет, – ответила старуха. – Уж пятнадцать годков плачет, никак не остановится. Все пожар тот забыть не может. До того как страна распалась, он тут у нас всем заправлял. На холме работал, людей из правительства туда привозил. Все чего-то изобрести пытался. О, видала? – Старуха показала на инвалида кривым пальцем и ухмыльнулась. – Опять захныкал. Ну, просто дитятя.
Плечи инвалида дергались, по щекам текли слезы.
– А над чем именно он работал? – спросила Маша у старухи. – Чего хотел добиться?
– А чего они все хотят? – проворчала та в ответ. – В Царство Божье на земле шагнуть! Над людьми власть заиметь! Да только где уж им, горемычным. На глаза очки надели, а духовные очи сомкнули. Вот и у этого не получилось.
Плечи старика все еще немного подергивались, но сам он прикрыл глаза и опустил голову на грудь.
– Устал, – сказала старуха. – Надолго его теперь не хватает. Скажет слово, скажет другое, да и засыпает. Теперь уж до вечера не добудишься.
– А что он натворил?
– Божий промысел изменил. Природу звериную и человечью запутал.
– Как это?
– Да так. Звери здесь теперь опасные. С тех пор как водохранилище водой заполнили да егеря пожгли, что-то такое в округе приключилось – люди стали пугливы, как дикие звери, а звери – смелы, как люди. А уж какие умные стали, звери-то эти, про то и словами не перескажешь. Им только рук не хватает, а то сами себе дома бы строить стали. Там, в лесу… – Старуха махнула морщинистой рукой в сторону холмов.
Маша с сомнением посмотрела на старика. Ей хотелось продолжить разговор, расспросить его о сути исследований, о том, что именно произошло пятнадцать лет назад.
– Можно попробовать его разбудить? – спросила она у старухи.
– Попробовать-то можно. Но даже если разбудить – будет капризничать да кричать, как малый ребенок. – Старуха посмотрела на Машу мягким взглядом, как смотрят на неразумного, но еще не слишком испорченного ребенка. – Ты, слышь-ка, иди уже. Поговорила чуток, и будет. Пропиши в своей газете, что никто не должон лезть в Божье дело. И что любой, кто осмелится, вот так же и кончит, как Левушка. Поняла ль?
– Поняла, – ответила Маша.
– Ну, ступай себе с Богом.
«Сколько еще оживших мертвецов встречу я в этом поселке?» – невесело подумала Маша, вспомнив лица Илоны Сафроновой и Льва Рутберга.
Покинув дом старухи, она почувствовала неприятную сухость в горле и острое желание выпить. Бокал прохладного белого вина пришелся бы весьма кстати. Но только где его возьмешь в этой Богом забытой дыре?
С полминуты она стояла посреди улицы, под серым, безрадостным небом, поеживаясь от слишком сильных порывов ветра, и размышляя о том, что делать дальше.
Со стороны кафе ветер доносил запах свежеиспеченной сдобы, и голод говорил ей о том, что хорошего вина она там, конечно, не достанет, но выпить чашку кофе и съесть пару рогаликов сможет.
Чувство долга же требовало вернуться к бизнесмену Рутбергу и довести дело до конца.
Теплое кафе или контора Рутберга?.. Покой и уют или опасность и неопределенность? Отдых или последний рывок к финалу?.. Голод или чувство долга?..
После недолгого колебания чувство долга победило, и Маша зашагала обратно к офису Ильи Рутберга, прикидывая по пути, что она ему скажет, и с хмурой сосредоточенностью обдумывая последнее путешествие, которое она замыслила совершить.
Глава 11
1
Маша еще издали увидела, как две фигурки шагают по асфальтовой дорожке по направлению к вертолету.
– Илья Львович! – крикнула она.
Но Рутберг ее не услышал. Две фигуры в черных пальто и с кейсами в руках продолжали идти к вертолету. Маша быстро удлинила ремень сумки, перебросила его через голову, затем ускорила шаг, почти побежала и крикнула на ходу:
– Илья Львович!
Фигуры удалялись. Теперь Маша бежала, придерживая рукой сумку.
– Рутберг!
Обе фигуры подошли к вертолету, дверца которого распахнулась им навстречу, и собрались забраться внутрь.
– Черт! Рутберг! – что было мочи крикнула Маша.
Спутник Ильи Львовича оглянулся. Он увидел бегущую по полю Машу, сказал что-то Рутбергу и тот тоже оглянулся. Потом всучил свой кейс помощнику и зашагал навстречу Маше.
– Что случилось? – громко крикнул он.
– Уф-ф… – Маша пробежала еще немного и остановилась, переводя дыхание. Она вдруг представила себе, насколько плохо сейчас должна выглядеть. Распаренная от бега, встрепанная, хрипло дышащая. Ужас!
Рутберг подошел к ней, взял ее за плечи и тревожно посмотрел ей в глаза.
– Вы в порядке? С вами все хорошо?
– Да… – Маша глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пытаясь восстановить дыхание. Затем вымученно улыбнулась и сказала: – Да, со мной все в порядке. Илья Львович, мы можем поговорить?
Бизнесмен поднял левую руку и глянул на циферблат часов.
– Вы торопитесь? – виновато спросила Маша.
Он опустил руку и улыбнулся:
– Торопился. Но на свете нет таких дел, которые не могли бы подождать. Так что с вами произошло?
– Мне нужна ваша помощь.
– Илья Львович! – окликнул Рутберга помощник, приближаясь к ним быстрой походкой. – Мы опаздываем!
Рутберг не отозвался. Он по-прежнему выжидательно смотрел на Машу.
– Дело касается лаборатории, – сказала она, глядя бизнесмену в глаза.
Рутберг вздохнул и опустил руки с плеч Маши. «Вы опять», – словно бы говорил его взгляд.
– Понимаю, что это звучит глупо, но… Я должна туда подняться!
Брови Рутберга сошлись на узкой переносице. Он опустил руки и хмуро произнес:
– Кажется, вы уже предприняли одну попытку.
– Да, но не слишком удачную. Подъем пешком занимает слишком много времени.
– Само собой. – Неожиданно Рутберг улыбнулся. – Простите, Мария Александровна, но я не вполне понимаю вашу одержимость.
– Скажем так, у меня есть веская причина так поступать, – сказала Маша, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
– Илья Львович, нам пора лететь! – снова окликнул бизнесмена помощник.
Рутберг молчал, явно колеблясь между желанием помочь Маше и необходимостью лететь на какую-то важную встречу, которая, быть может, сулила ему большую прибыль. Маша решила усилить нажим.
– Я понимаю, что прошу о многом, – произнесла она, по-прежнему глядя бизнесмену в глаза. – Но, если вы мне откажете, я снова отправлюсь туда пешком. И начну подъем прямо сейчас.
Рутберг чуть склонил набок свою красивую голову стареющего донжуана и иронично проговорил:
– Это похоже на шантаж.
– Похоже, – кивнула Маша. – Но у меня нет другого выхода. И нет другого способа подняться на вершину холма.
Еще несколько секунд Илья Львович молчал, затем вздохнул и сказал капитулирующим голосом:
– Вы из меня веревки вьете. Ну, хорошо, давайте спросим у пилота, сможет ли он забросить нас на этот «эверест».
Он взял Машу за руку, как отец берет дочку, и повел ее к вертолету. Она, не сопротивляясь, последовала за ним.
Помощник зашагал рядом с ними, бросая на Рутберга недовольные взгляды и время от времени открывая рот, чтобы что-то сказать или возразить, однако каждый раз губы его снова смыкались и он продолжал угрюмо идти рядом.
Наконец они подошли к вертолету.
– Гена! – окликнул Рутберг пилота.
– Да, Илья Львович! – мгновенно отозвался пилот.
– Мы сможем подняться на холм?
– Вы про который?
– Про тот, на котором расположена заброшенная лаборатория.
Пилот помолчал, покачивая шлемом и прикидывая в уме шансы, затем произнес:
– Не уверен, что там есть подходящая площадка.
– Но попробовать-то мы можем?
– Попробовать можем. Но у нас мало времени. Ветер крепчает. К тому же метеослужба обещает к ночи грозу.
– Ничего, прорвемся, – сказал Рутберг. Он повернулся к Маше: – Мария Александровна, забирайтесь в кабину.
Илья Львович посторонился, и Маша шагнула к открытой дверце.
– Помощь нужна? – спросил он.
Любимова качнула головой:
– Нет, я справлюсь.
Маше пару раз доводилось летать в вертолетах. О тех полетах у нее остались довольно живые и очень волнующие воспоминания. Впрочем, страха не было. Кроме того, несколько лет назад Маша на спор совершила прыжок с парашютом, причем прыгать ей тогда пришлось с самолета «Ан-2». Результатом того прыжка был стресс, не проходящий неделю, и бутылка французского шампанского, выигранная у Толи Волохова.