Ульяна побежала прочь, сжимая руками трясущееся от безумного смеха лицо.
3
Она никуда не выходила из дома и никому не звонила. Вечером ложилась спать, утром просыпалась. Готовила еду. Делала уборку. Занималась с Коко сексом. Пыталась читать. Или просто лежала на кровати и смотрела на небо, висящее за окном. Жила по большому счёту как и раньше, но с другим мужчиной. Ульяна особо не задумывалась о будущем. Но иногда ловила себя на мысли, что, если ничего не произойдет, все куда-нибудь исчезнут и про неё забудут, это вполне её устроит. Как-то раз она заметила, что телефон разрядился, видимо, уже давно. Повертела в руках жила в ящик тумбочки.
Коко писал свою книгу обычно после завтрака – с утра до полудня, и после ужина – примерно с десяти до двух-трёх ночи. Ульяна его успехами не интересовалась. Пару раз он обмолвился, что книга станет бестселлером и, наверное, вызовет скандал.
– Ну это же хорошо, правда? – сказала Ульяна.
– Та, песусловно.
Так прошло двенадцать дней.
Однажды ночью её разбудил вопль. Спросонок Ульяна подумала, что Коко упал на нож или случайно опрокинул на себя кипящий чайник. Он пил много кофе, когда писал. И при этом ничуть не мучился от бессонницы. Это было удивительно.
Ульяна выбежала на кухню. Коко ходил кругами, схватившись за голову. Крови не было.
– Это ты орал сейчас? – спросила Ульяна. – Что случилось?
Он сел, схватил чашку кофе, выпил в два глотка и опять заорал. Кофе был горячий.
– Да что, ебёна мать, происходит? – закричала Ульяна.
Коко посмотрел на неё испуганно.
– Что-то с книгой? Что случилось? Скажи.
Она положила руки ему на плечи, заглянула в глаза. Коко быстро заговорил по-фински.
– Нет, стой. Я не понимаю. Кто-то умер? Мама? Папа?
– Шена, – сказал он.
– Жена умерла?
– Нет. Шена мне изменил с ёбаный швед Маркус, поштальон. Траханулась с ним. Она мне написал в ватсап. И прислала фото, хуй Маркуса.
– Ты серьёзно?
– Та, хуй Маркуса в её рука был.
– И что? Тебе-то что? Ты ведь с ней всё равно собираешься развестись.
– Та, та, но… Это… Я так болен от этого…
– Ну перестань.
Она погладила его по голове.
– Перестань. Она тебе отомстила. Ты ведь первый ей изменил.
– Это не считается, – сказал Коко, прикуривая сигарету со стороны фильтра.
– В смысле не считается? – опешила Ульяна. – То есть как?! Коко, ты ведь со мной ей изменил, потом сам же ей рассказал, ещё и показал меня, а теперь ты удивляешься, что она тебе фото прислала.
– Не считается, – упрямо повторил Коко. – Ты бы поняла, если бы ты был мужчина.
– О, ну конечно! Ага. Ты что, глупый? Что ты мелешь?
– Мелешь? Не понимаю.
– Да я уж вижу, что не понимаешь.
Он закашлял, злобно размазал сигарету нице.
– Так что вы теперь квиты, – сказала Ульяна. – Успокойся. Этого стоило ждать. А ты чего хотел? Думал, она примчится сюда и будет под дверью умолять не бросать её? Погоди, может, ты правда так думал?
– Клиты, – сказал Коко. – Мы теперь клиты. келе. Я толшен ехать.
Он подскочил и опять забегал. Захлопнул крышку ноутбука. Схватил сигарету, прикурил.
– Куда ты собрался ехать?
– Тамперелле. Шена, Маркус, надо что-то сделать там…
Коко быстро заговорил по-фински, размахивал руками, показывал пальцем на окно, садился, опять бегал кругами. И всё говорил и говорил. Ульяна взяла кофейную чашку, повертела в руках и с силой расколотила об пол. Коко умолк.
– Я всё поняла, – сказала Ульяна.
– Та? Ты поняла по-фински?
– Мне для этого не надо знать финский.
Коко открыл крышку ноутбука.
– Должен покупать билеты.
– Билет. Правильно? Один билет. Ты ведь один едешь?
– Та, один билет.
– А нахуя тогда ты говоришь «билеты», будто решил меня с собой взять?! – заорала Ульяна.
– Один билет, – тихо повторил Коко.
Она ушла в комнату. Включила свет, тут же погасила. В темноте было лучше, безопаснее. Подумала назепаме. Он остался лежать в коробке из-под обуви.
Четырьмя этажами выше. Всё равно что в другой галактике. Ульяна легла и завернулась в одеяло, как в кокон.
Она услышала голос Коко. Он с кем-то разговаривал.
«Позвонил ей».
Через полчаса он пришёл, сел на кровать.
– Купил билет.
– Умничка.
– Что? Что са слово? Ругателно?
– Нет. Это хорошее слово.
– А. Поест поедет э-э-э… Не помню, бляд, цифры на русском. Один, один, три, нол.
– Одиннадцать тридцать?
– Та. Нато собраться.
– Собирайся.
Он включил свет, достал чемодан на колесиках.
Ульяна смотрела, как Коко аккуратно складывает вещи. – Так слошно всё, так всё слошно, – бормотал он в её сторону. – Не снал, что так происойтёт…
– Ага, ага, – ответила Ульяна.
– Я посвоню тебе.
– Спать будешь ложиться?
– Та, надо поспать, та.
Коко собрал чемодан и немного неуверенно лёг рядом.
– Всё с голова на ногу, – сказал он.
Ульяна молчала.
– Ты шиви стесь. Я платил са квартира до весны. До март. Потом приедет бабка.
– А ты, значит, больше не приедешь?
– Не снаю. Правда. Всё очень неизвестно.
Ульяна отвернулась лицом к стене, уставилась на неё и никак не могла заставить себя закрыть глаза. Коко вскоре мирно засопел.
Утром он вызвал такси. Они немного посидели на кухне.
– Я путу свонить, – несколько раз повторил Коко. Ульяна молчала. На пороге он её обнял и выволок чемодан за дверь. Она несколько раз обошла квартиру. Выглянула в окно. Такси уже уехало. Она легла, сунула руки под футболку и стала царапать себе живот и грудь. Получалось плохо. Ногти были слишком короткие. Ей захотелось расцарапать себе лицо. И она попыталась. Но ничего не вышло.
Через полчаса кто-то позвонил в дверь. Ульяна открыла. Там стоял Коко.
– Ты вернулся? – спросила она.
– Та. Нет. Вот, я вспомнил, что ты хотела тоше билет…
Он протянул ей лотерейный билет, неловко улыбнулся и зашёл в кабину лифта.
Потом Ульяна сидела на кухне, курила и смотрела на дурацкий лотерейный билет. Она не знала, как им пользоваться. Она забыла, какие цифры ей приснились. И вообще ей было наплевать, пусть даже эта бумажка сулила выиграть миллиард. Ульяна зашла ную. Коко забыл свой бритвенный станок «Жиллетт», пену для бритья, гель для душа, вонючий дегтярный шампунь, мочалку, зубную пасту, щётку, расчёску. От жалости к себе она поплакала, умылась, собрала волосы в хвост и вернулась на кухню. В холодильнике стояла початая бутылка водки. Ульяна налила в рюмку и выпила залпом. В голове прозвучал радостный голос матери: «Это моя дочь!»
Она налила вторую, потом третью. Выглянула в окно. Двор был пуст. «Никто не вернётся», – подумала Ульяна. Она выпила четвёртую, достала кухонный нож из ящика стола и сделала несколько порезов на левой руке, чуть ниже локтя. Кровь потекла слабо. Ульяна задрала футболку и в нескольких местах порезала живот. От водки во рту был неприятный привкус. Она напилась воды из крана. Стало ещё противнее. Кроме водки в холодильнике нашлось салями. Ульяна отложила нож, сунула в рот кружок колбасы и, жуя, пошла в комнату. Опьянение наступало медленно. Она сидела на полу и ждала, когда водка наконец выбьет из неё сознание. Время шло, но ничего не происходило. Ульяна сходила на кухню за бутылкой. Закуску брать не стала, но прихватила пакет томатного сока. Пила и запивала. Плакала. Принесла нож и каждый раз, когда подступали слёзы, резала руку. Лезвие было туповатое, это бесило. В конце концов она отшвырнула нож, и он улетел под кровать.
На неё накинулась мучительная икота. Идти на кухню, чтобы попить воды, уже не было сил. Она на четвереньках доползла до кровати, опрокинув пустую бутылку, с трудом вскарабкалась и моментально уснула. Сначала Ульяне приснился бредовый сон, будто она своя собственная мать. Произошло раздвоение. Ульяна-мать орала на Ульяну-дочь и лупила её дедовским солдатским ремнём. Она злилась, ненавидела себя, и при этом ей было страшно и больно. Вошёл отец и сказал, что все куры передохли. После этого сон поменялся. Ульяна шла по улице. Рядом с ней шагал мужчина. Это был одновременно Виталик, Аркадий и Коко.
– Я на четвёртом этаже живу, – сказал он. – В доме за углом. Сейчас покажу.
– А там красиво? – спросила Ульяна.
– Да, очень.
Они зашли в парадную пятиэтажки и поднялись на лифте.
– Вот тут я живу, – сказал мужчина и показал пальцем на красную дверь. – Но тебя не пущу.
Он зашёл в квартиру и захлопнул красную дверь у неё перед носом.
Ульяна заплакала и проснулась. В комнате было темно. Держась за голову, она сползла с кровати и кое-как добрела до ванной. Руки были измазаны засохшей кровью. Её долго и тяжело рвало. Глаза лезли из орбит, и она испуганно придерживала их ладошкой. Болело горло, будто она наглоталась толчёного стекла. Голова налилась свинцом и распухла. Ульяна подумала, что больше не выдержит. Ей представилась картина. Через два с половиной месяца приедет хозяйка квартиры, бабка с гонором, как говорил Коко, и найдёт повисший на бортике ванной оплывший труп. Потом явятся люди в костюмах химзащиты и сгребут её лопатами в мусорный пакет. Аркадий узнает об этом мает: «Так вот где ты пропадала всё это время, дура».
Минут через пять её немного отпустило. Она отплевалась, высморкалась, тщательно умылась и по стеночке вышла на кухню. Ульяна знала, что водки больше нет. Но рассчитывала на чудо. Надо было поправить здоровье, прийти в себя и решить, что делать дальше. Кое-какие мысли уже появились. Она перерыла холодильник и нашла в ящике для овощей две банки русского пива. Видимо, Коко купил несколько штук на пробу, но не оценил и убрал с глаз долой подальше.
Последний привет от несостоявшегося финского мужа. Это и было маленькое чудо.
Она вскрыла банку и стала медленно пить. Первые глотки давались тяжело. Она с трудом удерживала пиво в желудке. Но затем случилось второе маленькое чудо. Руки перестали трястись, в голове прояснилось. Ульяна допила, достала вторую банку и вернулась в комнату. Оглядела порезанную руку. Футболка прилипла воту и немного пропиталась кровью. Ульяна дёрнула за край и зашипела от боли. Затем она достала из тумбочки телефон, воткнула зарядку и включила. Экран зажёгся и показал время: восемнадцать тридцать. Ульяна глотнула пива и подумала, что чуть позже, может быть, сходит в магазин и купит ещё. Пять банок будет достаточно. Или десять. Она вспомнила, как однажды в магазине за ней увязалась Маргарита, купившая десять банок пива. Вроде бы это было недавно. Но в другой жизни. Ульяне стало грустно. Она расплакалась. Допила из банки. Из-за того что она всхлипывала, немного пива попало в нос.