Крики миссис Чарльз заставили замереть весь офис, а может быть, и всю школу.
– Она никогда раньше не вела себя так в школе! НИКОГДА! Она защищалась! Я тоже могу выдвинуть обвинения.
Директор посмотрел на меня.
– Клодия, ты можешь идти на урок.
– Нет! Она останется здесь, потому что только ей хватает честности защищать моего ребенка! В вашей гребаной школе полным-полно взрослых, и вы позволяете какому-то парню – МУЖЧИНЕ! – касаться моей дочери!
Миссис Чарльз бушевала так добрых двадцать минут, и к тому времени, как она закончила, приехала моя мама, и нас отпустили на весь день без дальнейших разговоров об отстранении от учебы.
– Так, объясни мне еще раз, что случилось, потому что я все еще ничего не понимаю, – сказала мне мама, когда мы вышли из школы. Хотя миссис Чарльз спасла нас от отстранения, мама все равно продолжала до меня докапываться. Я опустила голову.
– Извини, мам.
– О чем вы думали? Этот парень мог вас покалечить! И что тогда?
– С ними все в порядке, Джанет, – вмешалась миссис Чарльз, махнув рукой. – Девочки иногда дерутся. Ничего особенного.
– Моя дочь не должна драться, – рявкнула мама, как будто нарезая словами воздух на ломтики.
Миссис Чарльз подняла бровь и повернулась, пристально глядя на маму.
– Вот как, правда?
Мамины глаза расширились.
– И ее лучшая подруга – тоже, – добавила она, пытаясь все исправить. Но было уже слишком поздно. Все поняли: она ожидала подобного поведения от Мандей, но не от меня. И миссис Чарльз тоже это поняла. Между ними повисла напряженная пауза.
– Идем, – прошипела миссис Чарльз, обращаясь к Мандей, и широким шагом направилась прочь. – Живее!
Мандей вздрогнула от ее резкого тона. У нее дрожали губы, когда она посмотрела на меня, затем на маму, потом снова на меня.
– Я сказала, пойдем! – рявкнула миссис Чарльз. – Мне некогда!
Мандей снова вздрогнула и зажмурилась, а по ее лицу потекли слезы. Опустив плечи, она потащилась следом за матерью.
Мы с мамой молча смотрели им вслед. Мои нервы искрили. Страх Мандей перед ее матерью казался чем-то ненормальным. Страх, который я испытывала за Мандей, тоже был ненормальным. Ничто в этот момент не казалось нормальным.
– Мам, может быть…
– Ни слова больше, Клодия Мэй, – прорычала мама, сердито глядя на меня. – Идем!
Несмотря на миллион поручений, которыми мама загрузила меня в выходные, я ухитрилась несколько раз тайком позвонить Мандей домой, но ответа не было.
Утром в понедельник Мандей пришла в школу, пошатываясь, словно пьяная, со стеклянными глазами и белыми, искусанными губами. Ее школьная форма была мятой и грязной; волосы, некогда уложенные волнами, остались такими же всклокоченными, какими были после драки в четверг. Никто не заметил бы ее состояния, если б не тот факт, что от нее разило мочой.
– Фу, ну ты и воняешь! – фыркнула Шейла в классном кабинете. – У вас в «Эд Боро» что, мыла нет?
– Черт, ты пахнешь, как чокнутый бомж в метро, – хмыкнул Тревор.
В тот день Мандей бродила по коридорам, точно зомби. Ученики хихикали и зажимали носы, когда она проходила мимо. К третьему уроку мисс Валенте отвела ее в кабинет медсестры и дала чистый тренировочный костюм школьной спортивной команды, чтобы Мандей переоделась в него до конца дня.
После
Дорогая Мандей!
Мама нанила мисс Уокер мне в рипититоры Я думаю, она пазволит им забрать меня в Учебный центнер! Где жи ты? Как ты магла вот так изчезнуть?
– Мам, прошу тебя! – плакала я.
– Клодия, ты поднимаешь столько шума из-за ерунды, – ответила мама, проводя ребром ножа по красным ленточкам, привязанным к подносу с печеньем в сахарной глазури, которое она приготовила для рождественского аукциона в церкви; ленточки завивались кольцами. – Ну, идем же, мы опоздаем.
Я стояла у двери; шерстяные колготки кололи мне ноги под угольно-черным платьем.
– Ты позволишь, чтобы они записали меня в класс для умственно отсталых!
Мама надела пальто поверх цветочно-розового юбочного костюма и направилась к двери.
– В последний раз повторяю: нет никакого класса для умственно отсталых. Учебный центр пойдет тебе на пользу. Тебе просто… нужно немного дополнительной помощи, вот и все. В этом нет ничего стыдного, Горошинка.
Прозвище «Горошинка» сейчас казалось мне нарочито-умиротворяющим – словно погремушка, которой трясут у меня перед лицом. Мама настолько привыкла относиться ко мне, как к маленькому ребенку, что даже не пыталась понять: пойти в Учебный центр – все равно что совершить самоубийство на глазах всей школы.
– Не пойду, – рявкнула я.
Мама резко остановилась и сердито посмотрела на меня.
– Послушай, на сегодня с меня хватит этого нытья. Ты хочешь, чтобы я позвонила твоему отцу? Я уверена, у него для тебя найдется куча дел. Ты будешь делать то, что тебе сказано, и научишься, как нужно разговаривать со взрослыми. Надевай пальто и садись в машину. Немедленно!
Она выскочила за порог, балансируя подносом с печеньем и оставив дверь открытой, так что мне оставалось лишь последовать за ней.
Я забралась на заднее сиденье. Мама тронула машину с места, свернула на Гуд-Хоуп-роуд и поехала к церкви.
– Клодия, – произнесла она спустя пять минут молчания. – Мы с твоим отцом… не хотим заставлять тебя. Мы просто желаем тебе добра. Мне казалось, ты хочешь пойти в старшую школу.
Больше не имело значения, куда я хочу пойти. Это всегда было планом Мандей, а теперь ее не было рядом, чтобы помочь мне. Или защитить. Как она могла вот так взять и бросить меня? Что я ей сделала?
– Так вот, мисс Уокер когда-то работала с такими учениками, как ты, и знает, чем можно тебе помочь. Нам повезло, что мы вообще уговорили ее на это. Так что отнесись к этому серьезно, понятно? Я не хочу ничего слышать о том, что ты и у нее дома продолжишь так же вести себя. Ты меня слышишь?
– Да, мам, – пробормотала я.
В декабре Юго-Восток сиял – люди украшали свои дома к Рождеству. Мандей и я когда-то голосовали за самый круто украшенный дом и всегда выбирали те, где были большие надувные снеговики и гирлянды-сосульки.
Дома по соседству с домом мисс Уокер выглядели так, словно сошли прямиком с рождественской открытки: с огромными деревьями, обмотанными светодиодными гирляндами, с красно-золотыми арками, с крышами, сплошь усеянными фонариками. Если б Мандей по-прежнему была со мной, она проголосовала бы за соседний дом, где посреди двора сидел надувной Снупи в шапке Санта-Клауса.
Мисс Уокер жила примерно в трех кварталах от церкви, от школы до ее дома было совсем недалеко идти пешком. В первый день мама отвезла меня туда на машине, чтобы я могла узнать дорогу. В таунхаусе мисс Уокер каждый свободный дюйм стен был увешан фотографиями ее родных, а еще там висели портреты Малкольма Икса и Мартина Лютера Кинга[17].
На ее кухне было полно старых кастрюль и сковородок, а гостиная была безупречно чистой, словно святилище, с кремовыми диванами вместо алтарей. Острые края пластиковых чехлов на стульях в ее столовой проделывали дыры в моих чулках каждый понедельник и среду после школы. Я имею в виду, она вовсе не была плохой женщиной и всегда перед началом занятий предлагала мне апельсиновый сок и бисквитное печенье. Просто всякий раз, переступая порог ее дома, я помнила, почему вообще должна приходить сюда.
Мы практиковались в чтении и письме, используя таблицы и игры. Некоторые были простыми, некоторые – сложными. Достаточно сложными, чтобы мне захотелось спихнуть со стола все тетради и учебники. Но, зная, что ждет меня дома за такой поступок, я старалась изо всех сил.
Помимо домашних заданий и базовой практической подготовки мама попросила мисс Уокер помочь мне с эссе для школы Баннекера. Но в тот день, открыв ворота и с трудом заставляя себя переставлять ноги, я обнаружила на крыльце своей репетиторши странный сюрприз.
– Что ты здесь делаешь?
Майкл нахмурился, оглядываясь по сторонам, как будто не мог понять, с кем я разговариваю. Он выпрямился во весь рост, держа в одной руке большой пакет с покупками, а вторую сунув в карман, и направился мне навстречу.
– Я могу то же самое спросить у тебя.
Я никогда прежде не видела его в повседневной одежде. Черт, да мне с трудом верилось, что у него есть хотя бы пара кроссовок. Но сейчас он стоял передо мной в джинсах, свитере медного цвета и бейсболке.
– Здесь живет моя репетиторша, – созналась я, пытаясь скрыть раздражение в голосе. Мне не хотелось, чтобы он – и именно он – знал о моей проблеме, но не смогла достаточно быстро придумать правдоподобную ложь.
– А, ты имеешь в виду мою бабушку? Она говорила, что у нее новая ученица из нашей церкви… Я и не знал, что это ты!
– Мисс Уокер – твоя бабушка? – скептически спросила я. – Мне казалось, что твоя бабушка – мисс Эванс.
– Не знаю, как у тебя, но у меня двое родителей, и они не вылупились из яиц. Та бабушка, которая мисс Уокер, – мама моего папы. Она сохранила свою девичью фамилию.
Я фыркнула, подтягивая лямки рюкзака.
– Ну и откуда мне было знать? У меня не висит на стене ваше фамильное древо, чтобы изучать его каждый день.
Он сощурился.
– Тогда что ты изучаешь?
У меня в голове завыла сирена – громко, пронзительно. Что, если его бабушка рассказала ему, что я читаю текст задом наперед? Как я могла допустить, чтобы этот красавчик из старшей школы узнал, что я тупая?
– Неважно, – бросила я, направляясь обратно к воротам.
– Клодия, подожди, – окликнул Майкл, догоняя меня. – Куда же ты? Я думал, у тебя урок…
– Я… я спутала дни, – солгала я, ускоряя шаг.
Он старался поспеть за мной.
– Ты можешь помедленнее?
– Нет.
– Просто погоди секунду! – Он прыгнул и встал прямо передо мной, вытянув руки в попытке остановить, и моя грудь ткнулась прямо в его раскрытые ладони.