Остаток дня мы провели, листая журналы и сайты в медиазале и выискивая примеры идеального цвета. Это должен был быть правильный оттенок золотисто-желтого с капелькой каштаново-рыжего. Мы решили, что так будет более натурально. В конце дня я одолжила Мандей пять долларов, чтобы она купила упаковку краски и осветлителя в магазине «Все по доллару».
В то воскресенье я звонила ей перед церковью, после церкви и во время обеда. И каждый раз она была занята борьбой со своими волосами.
Больше восьми часов. На всех сайтах писали, что краску нельзя держать на волосах больше двадцати минут. Когда настало время ложиться спать, я расхаживала по комнате, размышляя, как уговорить папу отвезти меня в «Эд Боро». Мандей никогда раньше не красила волосы и даже не стригла их сама. Миссис Чарльз всегда отводила ее к какой-то женщине, жившей через несколько домов от них, и та за двадцать долларов приводила волосы Мандей в порядок. Я могла по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз она побывала в доме той женщины.
Утром я ждала возле шкафчиков, желая первой увидеть результат. Я перекатывалась с носка на пятку, а желудок мой подпрыгивал. Мандей следовало заняться покраской волос у меня дома, так бы я смогла помочь ей.
Она появилась за считаные минуты до звонка. На ней была моя розовая вязаная шапочка; устремленные в пол глаза остекленели, искорки из них пропали. На помятом воротнике белой блузки виднелось желтоватое кольцо пота.
Я решила, что Мандей, должно быть, была слишком занята своими волосами, чтобы позаботиться об одежде.
– Привет, – пробормотала она. Я широко улыбнулась.
– Ну и как? Показывай быстрее!
Она вздохнула, открыла свой шкафчик и сунула туда пальто. Когда захлопнула дверцу, я едва не закричала.
– Клодия, – произнесла Мандей, глядя на меня большими грустными глазами, – какого они цвета?
Ее волосы были неистового жгуче-оранжевого цвета, у корней переходя в ржаво-бордовый. Залитые лаком для волос, сгоревшие, жесткие на ощупь; их посеченные кончики требовали немедленной стрижки. Даже глядеть на Мандей было больно.
– Они… дру… гие… – выдавила я, пытаясь сделать вид, что все круто. Жаль только, что она сняла одолженную у меня шапку.
Плечи у нее поникли.
– Кажется, я все испортила, – произнесла Мандей. – Инструкция была… такая непонятная…
– Ну… ты знаешь, девушки часто портят себе волосы. Это ерунда.
– Правда? – с сомнением спросила она, касаясь жестких кончиков волос.
Прозвенел второй звонок, и я, схватив ее за руку, потащила в сторону класса.
– Ну да! Моя мама сама красит волосы. Может быть, она сможет помочь… все исправить.
Мандей пыталась сделать вдох, как будто в первый раз за день задействуя свои легкие.
– Ладно.
«Иди домой! Выберись из школы через черный ход», – следовало сказать мне хотя бы просто для того, чтобы спасти ее. Но вместо этого я первой вошла в класс мисс Валенте. Мандей плелась следом за мной.
– Доброе утро, де… вочки. – Мисс Валенте пыталась справиться с потрясением.
В мертвой тишине Мандей проскользнула на свое место. Если б у кого-нибудь упала булавка, это было бы слышно; взгляды всего класса были прикованы к пылающей шевелюре Мандей. Словно не замечая этого, она откашлялась и раскрыла тетрадь. Я стиснула зубы и закрыла глаза, зная, что случится через три, две, одну…
– Йо! Что это у тебя с волосами? – начал Тревор. Все засмеялись.
– Ребята, прекратите, – предупредила мисс Валенте.
– Но вы посмотрите на ее волосы…
– Тебе следует беспокоиться не о ее волосах, а о своих оценках. И своем внешнем виде.
– О-о-о! Мисс Валенте запала на тебя, приятель!
Взрывы смеха отдавались даже в коридоре.
– Ну, я не виноват, что она пришла в школу с костром на башке, – хмыкнул Тревор, указывая на Мандей. Ее нижняя губа задрожала. Она повернулась и посмотрела на Джейкоба, сидящего в дальней части класса. Лицо у него было каменное, он даже не моргал.
Мандей вскочила и выбежала из класса. Я бросила сердитый взгляд на Джейкоба, скривившего губы в довольной улыбке.
– Мисс Валенте!.. – Мой голос сорвался.
Она мрачно кивнула, и я выскочила из класса.
– Мандей, подожди! – окликнула я, несясь вслед за ней по коридору. Она только ускорилась. Длинные ноги позволили ей без труда оторваться от меня, и мне пришлось приложить больше усилий, чтобы не отстать. Она свернула в туалет, забежала в самую большую кабинку и заперлась там.
– Мандей, – задыхаясь, выговорила я и тихо постучалась в дверцу. – Мандей, выходи. Это всего лишь я.
– Нет! Я не могу, – прорыдала она. – Боже, какая же я дура!
– Нет, ты не дура, – возразила я, прислонившись лбом к дверце. – Открой. Пожалуйста!
Тишина.
– Мандей, открой дверь! – Я подергала за ручку. Снова тишина.
– Отлично! – Я плюхнулась на пол, легла на живот и проползла под дверью.
– Клодия, ты чокнулась? Ползаешь по грязному полу!
Я посмотрела на нее снизу вверх и поднялась на четвереньки. Мандей смотрела на меня дикими глазами, а затем расхохоталась, утирая слезы с лица.
– Да ты издеваешься! – выдавила она между всхлипами.
– Я? Это ты заставила меня бегать за тобой по всей школе и врываться в туалет на манер полицейского штурмовика, – проворчала я. – И ты знаешь, что я по-другому не могу.
Она вздохнула, ее улыбка угасла. Мандей прислонилась к стене и сползла по ней на пол рядом со мной, медленно, точно падающий лист.
Мы сидели бок о бок, как в нашей палатке, и молчали. Она накручивала на палец прядь своих волос.
– Он сказал, что я была бы очень красивой… если б у меня волосы были светлее. Что я была бы дико сексуальной… если б выглядела, как Бейонсе. Он хотел бы быть со мной по-настоящему, если я стану похожа на нее.
– Кто? Кто тебе это сказал?
Мандей, спрятав лицо в ладонях, выдохнула:
– Джейкоб.
– Ты снова с ним общалась? Почему ты мне не рассказала?
– Наверное, я… хотела, чтобы это был сюрприз. Но я все испортила.
– Ты не виновата.
Она горестно сморщилась.
– Нет, Клодия… виновата только я. Я виновата во всем этом. Во всем! Я просто думала, что если б… если б мы с ним были вместе… все стало бы лучше. Но…
– Лучше? О чем ты говоришь?
Она попыталась заговорить, но слова застревали у нее в горле и не шли наружу. Я поверить не могла. Ее все-таки сломали. Вытащили из ее пузыря и выдавили из нее жизнь. Она согнулась вдвое и повалилась на пол, уткнувшись лицом мне в колени и тихо всхлипывая. Я гладила ее по волосам, точно щенка. Джейкоб довольно подло заставил ее испортить себе волосы.
Все неприятности, случившиеся с нами за последние несколько месяцев, произошли из-за Джейкоба. Как она может этого не видеть?
Любовь действительно ослепляет людей.
– Забудь о Джейкобе, хорошо? Забудь вообще обо всех этих тупицах! На следующий год мы поступим в школу Баннекера, будем в танцевальной группе, а они так и останутся никем. До тех пор, пока не выпустимся оттуда, мы всегда будем вместе – ты и я. Ладно?
Мандей открыла заплаканные глаза и посмотрела на меня.
– Да. Только ты и я, – всхлипнула она, вытирая мокрое лицо о мою юбку.
– Фу! Ты что, размазала по мне свои сопли?
– Ага, – хмыкнула она, и сквозь ее слезы проглянула улыбка.
– Засранка! – засмеялась я. – Поверить не могу, что ты…
Яркая вспышка, отразившаяся в ее глазах, заставила Мандей зажмуриться.
– Эй! Что за хрень?
Я резко задрала голову, но ничего не увидела. Мы выскочили из кабинки, но никого не обнаружили.
– Что это было? – спросила Мандей, проверяя каждую кабинку.
– Похоже на вспышку камеры.
Мандей выглянула в наполовину закрашенное окно возле раковин.
– Может, это было снаружи? Молния?
Я подавила встревоженный вздох и посмотрела на потолок.
– А может, лампочка взорвалась?
Мы встретились взглядами, ощущая внутри одинаковое покалывающее чувство: что-то не так. Слишком подозрительно.
Зазвенел звонок на перемену, и я вскрикнула. Мандей съежилась и медленно отступила обратно в кабинку.
– Я не могу выйти отсюда, – всхлипнула она, поднимая руку, чтобы коснуться своих волос, как будто они жгли ее. – Не могу смотреть на него, когда я такая!
– Но… мы не можем прятаться здесь вечно.
– Еще совсем чуть-чуть! – взмолилась она. – Пожалуйста!
Я вздохнула и вошла в кабинку следом за ней.
– Ладно. Еще один урок.
Смешки и поддразнивания продолжались до конца недели. В пятницу мама отвела Мандей к хорошему парикмахеру. В первый раз моя подруга оказалась в настоящем салоне красоты с раковинами, сушилками для волос, шампунями и краской. Ее волосы были спасены, и их даже не пришлось сбривать налысо. Остаток недели мы провели за просмотром «Ютьюб»-роликов со старыми выступлениями гоу-гоу-групп, отработкой танцевальных движений, поеданием говяжьего жаркого и бананового хлеба, приготовленных мамой. Я накрасила ногти Мандей глянцево-серебристым лаком с голубоватыми стразами, а она заплела мне две французские косы. Мы снова вернулись к обычному образу жизни – в своем пузыре, в безопасности, понятия не имея о том, что нас ждет… утром в понедельник.
Прежде
– Держи ноту! Держи! Держи! Нет, не так! – закричал папа поверх своих барабанов-конга, и все остальные инструменты смолкли. – Повторим с самого начала!
Папа вступил первым, стуча загрубевшими ладонями по туго натянутой коже барабанов. Трудно описать, какие ощущение гоу-гоу вызывает в животе. То, как безумный калейдоскоп из гитары, саксофона, барабанов и ковбелла[21] заставляет переступать ногами в такт, словно в тебя вселился некий дух.
Папа привел меня к дяде Робби посмотреть на репетицию нового сета. В День святого Валентина они должны были выступать в театре Говарда, на разогреве у «Бэкъярд бэнд» и UCB. Мама не разрешала мне ходить на выступления гоу-гоу-бэндов, потому что там слишком опасно. Но я бы отдала что угодно, лишь бы оказаться в первых рядах зрителей, может, даже с плакатом, на котором написано мое имя, чтобы выступающие выкрикивали его со сцены – я слышала такое на старых папиных записях.