– Ты, наверное, плохо меня расслышала.
– А как дела у вашего отца? – спросил папа, по-прежнему не замечая дрожащих рук Эйприл. – Его я тоже давно не видел.
– У него все отлично, – ответила она, и уголок ее губ дернулся. – Извините, но нам надо идти. Мама ждет нас.
– Ну ладно, пока. Всего вам хорошего. Передай Мандей, чтобы обязательно заскочила к нам, когда вернется.
Тьюздей продолжала смотреть на меня, и глаза ее были точь-в-точь как у Мандей – спокойные и безразличные, но при этом жаждущие. Она схватила меня за руку и сжала.
– Ты придешь поиграть с нами?
Мое сердце забилось чаще, и я наклонилась к ней.
– Да, я скоро приду. Обещаю.
Избегая моего пристального взгляда, Эйприл снова ухватила Тьюздей за руку и выволокла наружу, на холод.
Февраль
Слухи рождаются с такими длинными ногами, что способны пробежать милю меньше чем за минуту.
Слухи поедают мечты без соли и перца.
Слухи не имеют срока давности.
Слухи могут быть смертоносными.
Слухи могут убить тебя.
Есть слух, что Вашингтон построен на болоте и медленно погружается в трясину. Вот почему влажная жара липнет к коже, словно жидкий цемент. Вот почему белые тучи комаров роятся, словно библейская саранча. Вот почему аллигаторы выползают из канализации и едят бродячих животных и детей, оставленных в колясках.
– Все это неправда, – сказала мне мама, когда я стала прятаться.
– Откуда ты знаешь? – спросила я.
Она пожала плечами, выбирая свежую кукурузу для барбекю в честь Дня поминовения.
– Я сама это все проверяла. Думаешь, я стала бы растить своего ребенка на болоте? – Она хмыкнула. – Нельзя всегда верить тому, что говорят люди. Надо самому докапываться до правды.
Прежде
По понедельникам крохи надежды выскальзывали из моего мозга вниз по пищеводу, в желудок и наполняли меня, словно миска маминого супа. «Сегодня она появится», – думала я, стоя у своего шкафчика и отсчитывая секунды. Когда прозвонил звонок, а она так и не появилась, моя надежда превратилась в ужас. Без Мандей внутри нашего пузыря словно образовалась огромная пустота. И в этой пустоте я могла бегать кругами, так и не наткнувшись на себя.
Найти Мандей. Найти Мандей. Найти Мандей.
– Мисс Валенте, можно поговорить с вами пару минут? – спросила я, заглядывая в ее классный кабинет после звонка с последнего урока. Она заправила за ухо прядь волос и вздохнула.
– Входи, Клодия. Я только-только начала собираться.
Я села на стол перед ней, пока она перебирала пачки листков с домашними заданиями и классными работами. На ней был синий свитер – нет, точнее, оловянно-серый, может быть, даже сланцево-серый – поверх черного платья. Синий был ее цветом, и я гадала, говорил ли ей кто-либо об этом.
– Ну, в чем дело? – спросила она, не поднимая глаз. – Мне нужно поставить оценки за эти работы до начала собрания сегодня вечером. Я вхожу в приемную комиссию, и мы начинаем отбор абитуриентов.
– Уже?
– Это процесс без начала и конца.
Я кивнула, стиснув лямки своего рюкзака.
– Вы все еще… сердитесь на меня?
Она изумленно нахмурилась.
– Клодия, я никогда и не сердилась на тебя! Я просто была разочарована. Не ожидала, что ты вступишь в драку. Драка – ни в коем случае не выход. Три против одной… ты могла получить серьезную травму или что-нибудь еще похуже. Тебе осталось всего несколько месяцев до выпуска. Почему ты ставишь все под угрозу?
Мои плечи поникли.
– Извините.
– Просто пообещай мне, что в следующий раз, если ты во что-то влипнешь… то просто обратишься ко мне или к другому учителю. Хорошо?
Я с признательностью качнула головой.
– Честное слово, я больше так не буду.
Она слегка улыбнулась мне и кивнула.
– Я тебе верю.
– Но у меня есть очень большая просьба. И вы единственная, кто станет меня слушать.
Она улыбнулась.
– Внимательно слушаю.
Я сделала глубокий вдох.
– Вы можете зайти домой к Мандей?
Мисс Валенте обмякла на своем стуле, возведя глаза к потолку.
– Клодия…
– Мисс Валенте, тут что-то не так. Школьное начальство утверждает, что она учится дома, – но ее там нет. Ее мать сказала, что она у своего отца, а ее сестра – что она у тети.
Мисс Валенте села прямо.
– Ты говорила с ее сестрой?
– Да.
Она нахмурилась и потерла висок.
– Хм. Я… была знакома с ней. Зачем бы ей лгать?
– Не знаю. Но я чувствую, что это неправильно. Не важно, насколько Мандей зла на меня; я просто хочу быть уверена, что с ней все в порядке. Я должна это знать.
– Почему ты считаешь, что она злится на тебя?
– А почему еще она мне не звонит? Почему еще она больше не хочет со мной дружить?
Мисс Валенте отложила карандаш, сложила руки на столе и всмотрелась в мое лицо.
– Хорошо, не могу сказать, будто я верю во все, что ты наговорила… но, если все действительно вот так просто и она больше не хочет общаться с тобой? Ты уверена, что сможешь с этим справиться?
Я стиснула пальцы и кивнула.
– Все лучше, чем не знать.
Она покачала головой и застонала.
– Ладно, хорошо. Я схожу туда. Не уверена, что смогу сделать это в ближайшее время, но посмотрим.
После
Сначала Мандей была у своей тети, потом на домашнем обучении, а сейчас уже у своего отца… Картинка не складывалась.
И мне пора было понять почему.
Закрыв дверь, я спряталась в палатке и набрала номер, который мисс Мозер записала на клейком листочке.
С третьего звонка мне ответила женщина:
– Алло?
Я села прямо и сказала своим самым «взрослым» голосом:
– Здравствуйте, это мисс Орман?
– Нет, это ее дочь Жизель. С кем я говорю?
– Э-э… это Клодия. Я учусь в средней школе имени Уоррена Кента. Мисс Орман – наша медсестра… я хочу сказать, была нашей медсестрой.
В телефоне наступило молчание, потом Жизель хрипло выдавила:
– Клодия, откуда у тебя этот номер? Его тебе дали в школе? Они не имели права!
– Э-э… мисс Орман оставила его… для меня. На всякий случай. Могу я поговорить с ней?
– О чем?
– Просто… хочу узнать, как она.
Я совсем не умею врать.
Она вздохнула.
– Послушай, Клодия, я ценю, что ты звонишь справиться о состоянии моей матери, но… Ладно, не знаю, говорил ли тебе кто-нибудь или нет, но у моей матери болезнь Альцгеймера. Ты знаешь, что это?
Конечно, я знала. Одна из подруг бабушки была больна этим. Она сыплет соль в холодный чай и ругается на тех, кто пытается подсказать ей, как и что правильно делать. Бедная мисс Орман! Неудивительно, что она вышла на пенсию.
– Да, мэм.
– Что ж, если ты знаешь, то понимаешь, что у нее бывают плохие и хорошие дни. Иногда она бывает совершенно не в себе.
– Извините. Я просто ищу свою подругу Мандей и…
– Мандей? – воскликнула Жизель, как будто слышала это имя раньше. – Послушай, сейчас очень сложный период, и я не хочу тревожить маму или сбивать ее с толку. Ты понимаешь?
– Да. Но… это всего лишь несколько вопросов, на которые только она может ответить.
– Если она вообще сможет хоть что-то вспомнить.
– Пожалуйста, – взмолилась я.
Она вздохнула.
– Хорошо, Клодия. Мы можем попробовать. Но если все зайдет слишком далеко, я повешу трубку.
– Обещаю, ничего не произойдет. Спасибо.
В трубке раздалось шуршание, потом наступила тишина. Я выскочила из палатки и села на край постели, глядя в окно на падающий снег, мягко укрывающий здание библиотеки.
– Алло? – произнес знакомый голос на другом конце линии.
– Мисс Орман? Здравствуйте, это Клодия Коулман.
– Да?
Ни капли узнавания. Я сглотнула и продолжила:
– Я подруга Мандей.
– Мандей?
– Да, да, Мандей Чарльз.
– Что случилось? Что-нибудь случилось?
Неожиданно мне показалось, будто я стою снаружи, под падающим снегом, в одном нижнем белье.
– Э-э… а почему вы спрашиваете?
– Ну, я… ладно, о чем это мы?
– Я просто подумала: может, вы расскажете мне, почему Мандей так много болела?
Она выдохнула.
– Милая, я не могу вот так взять и поделиться ее личными данными.
– Пожалуйста, – взмолилась я. – Я ищу ее.
– Ищешь?
– Да, Мандей больше не ходит в школу.
– Она… так где же она? – спросила мисс Орман, а ее голос стал тихим и серьезным.
– Это я и пытаюсь выяснить. Она часто бывала у вас в кабинете… Я подумала, может быть, вы что-то знаете… о том, где она может быть.
Наступила пауза, заполненная тяжелым дыханием.
– Мандей никогда не болела, – сказала мисс Орман. Я крепче сжала трубку.
– Нет, мисс Орман, разве вы не помните? У нее был очень сильный грипп, и она несколько недель не ходила в школу. А еще постоянно простужалась.
– Мандей никогда не болела. У нее не было никакого гриппа.
Ее голос был подобен тяжелому камню, брошенному в окошко сомнений.
– Но… она же болела.
– Это был обман. Прикрытие. Мне нужно было помочь ей.
– Ч-что вы имеете в виду?
Опять последовала долгая пауза; ее дыхание заметно участилось.
– Алло?
– Да, мисс Орман. Что вы имеете в виду?
– Что я имею в виду под чем?
– Насчет Мандей.
– Насчет чего?
«Чего? О нет!»
– Мандей. Мандей Чарльз! Что с ней случилось?
– О боже, вдруг с ней что-нибудь случилось? Я должна… найти ее. Я должна… погодите. Алло? Алло? Жизель, я не понимаю, зачем это все…
– Я же говорила, что ты ее расстроишь! – рявкнула Жизель в трубку. Она что, слушала нас все это время?
– Подождите, пожалуйста! Она уже начала вспоминать!
– Не звони сюда больше! Она ничем не может тебе помочь!
– Но вы не…
– Твои родители знают, чем ты занимаешься? Вот я сейчас поговорю с твоей матерью!
Я нажала клавишу, обрывая звонок. Мое сердце колотилось в груди, словно молот, бьющий по камням. Что мисс Орман имела в виду под «помочь ей»? Помочь ей с чем?