– В каком смысле? – Ее тон был умоляющим, глаза широко раскрыты. – Я думала, мы…
– Не, ничего подобного. Я тебе позвоню, – отрезал он, явно недовольный тем, что ему приходится повторять это.
Эйприл съежилась, скрестив руки на груди. Даже меня кольнуло пренебрежение Кита – он отнесся к ней, как к тарелке с недоеденным обедом, который можно оставить на завтра. Это напомнило мне про Джейкоба… и Мандей.
– Пока, приятель, – бросил Кит Майклу. – Увидимся в тренажерке.
– Угу, пока.
Мы остались втроем и стояли так, обмениваясь неловкими взглядами, пока Эйприл не начала постукивать ногой о ножку стола. Вдруг она задрожала всем телом, судорожно втягивая воздух сквозь сжатые зубы.
– Какого хрена ты на меня смотришь? – прорычала Эйприл, и каждое слово было острым камнем, брошенным в нас. Повернувшись ко мне, она вскинула руки. – Ну, теперь ты довольна?
Вздрогнув, я сложила руки за спиной. Я думала, что спасаю ее, а вместо этого лишь унизила.
– Мне нужно пару секунд поговорить с Эйприл наедине, – шепнула я Майклу.
– Ты серьезно?
– Пожалуйста! – взмолилась я. Он шумно выдохнул, глядя на меня, словно разочарованный родитель, и покачал головой.
– Хорошо. Я буду в зале.
Майкл даже не попрощался с Эйприл, поспешно направившись прочь по коридору. Скрип его кроссовок постепенно затих.
Эйприл фыркнула, одергивая свитер. Свитер Мандей. Мой свитер. Он сидел на ней, как короткий топик, оголяя плоский живот. Я была уверена, что этого она и хотела.
– Эйприл, извини меня.
Ее глаза сверкнули.
– Да плевать! Он все равно оказался дерьмом.
Она отодвинулась от стола, закончив приводить в порядок одежду, и пошла к двери так, будто меня и не стояло у нее на пути. Было бесполезно разговаривать с ней и пытаться чего-то добиться. Ничего не изменится. Но она была моей единственной ниточкой к Мандей…
– Значит, Мандей недавно приезжала домой?
Эйприл издала хриплый гортанный смешок – так же смеялась ее мать.
– Ты все еще об этом, Клодия? – Она покачала головой. – Ладно, подыграю тебе. Мандей у своей тети.
– В прошлый раз ты сказала, что она у отца.
– Да. Именно это я имела в виду.
– Но Тьюздей сказала, что Мандей была дома и играла с ней.
Это заставило Эйприл замереть на месте и широко раскрыть глаза. Она уставилась в пол, слегка покачиваясь всем телом. Потом решительно фыркнула, застегнула жакет и бросила:
– Не втягивай в это Тьюздей. НЕ СМЕЙ больше ее трогать.
Холодная и непроницаемая, словно ледяная статуя, Эйприл одернула и разгладила свою желтовато-коричневую куртку, поправив рукава. Даже волосы у нее вроде бы выглядели сейчас по-другому, на оттенок ярче, однако я не могла сказать точно.
– Ты что, совсем не скучаешь по Мандей?
– А ты, сучка, выделываешься, как будто знаешь ее!
– Я знаю ее лучше, чем ты. – Эти слова должны были пронзить ее, словно пули. Но вместо этого они лишь с мягким стуком ткнулись в нее, подобно бумажным самолетикам.
Ее оскал действовала мне на нервы.
– Что, правда? Считаешь, будто так хорошо знаешь ее? Ладно – какой у нее был любимый цвет?
– Розовый, – процедила я сквозь зубы, злясь на такой тупой вопрос.
– А вот и нет! НЕПРАВИЛЬНО! Ее любимый цвет был не розовый, а фиолетовый. Она терпеть не могла розовый. Просто согласилась с этим, чтобы у вас не было одинакового любимого цвета.
В животе возникло странное ощущение, похожее на пустоту, которая все расширялась.
– Это неправда, – прошептала я.
– Мандей делала все, что ты хотела, потому что не нашлось другой дуры, которая захотела бы с ней дружить. У нее не было никого, кроме тебя. И того козла, с которым она трахалась.
Слово «трахалась» с тяжелым ударом врезалось в стенку моего пузыря.
– Нет… Мандей не стала бы делать это с Джейкобом.
– Ха! Кто сказал, что это был он?
Мой язык примерз к нёбу, все тело окостенело. Эйприл ухмыльнулась.
– Вот видишь…
«Она лжет, – мысленно твердила я. – Эйприл лжет. Она всегда лжет».
Когда Эйприл подняла руку, чтобы потуже заянуть волосы в хвост, рукав задрался, и я увидела на ее коже неровное пятно. Шрам. Как будто она держала руку над пламенем праздничной свечи.
– Что у тебя с рукой? – спросила я и инстинктивно потянулась к ней.
– Ничего, – прошипела Эйприл, одергивая рукав и отталкивая мою руку. Затем с силой толкнула меня в грудь раскрытой ладонью. Я потеряла равновесие и упала на пол с негромким вскриком. Эйприл стояла надо мной, сжав кулаки, – в точности как ее мать.
– И повторять я больше не буду. Хватит расспрашивать о Мандей и лезть в наши дела!
Я лежала на полу, слушая скрип ее подошв по полу, пока эти звуки бесследно не растворились в тишине. В точности как Мандей.
Прежде
– Не знаю уж, где пропадает твой отец!
Мама шлепнула на разделочный стол толстый кусок теста и принялась месить его кулаками. Когда оно доходило до нужной консистенции, она оставляла его на ночь подниматься, и на обед в воскресенье у нас были свежие рулетики.
– Он же знает, как я волнуюсь, – проворчала она. – Ты вообще собираешься сегодня делать домашнее задание?
– Да, мам, – пробормотала я из-за стола, крася свои ногти в разные оттенки небесно-синего цвета с крошечными белыми звездочками.
Хлопнула входная дверь. Мама подняла голову и уперла испачканные муко́й руки в бока.
– Где ты был? Ты пропустил ужин! У тебя что, все пальцы сломаны, если ты и позвонить не мог?
Папа широкими шагами вошел в кухню, явно задетый маминой резкостью.
– Извини, милая, я помогал дяде Питу. Его фургон сломался на трассе. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. – Я и не заметил, что уже так поздно.
Она фыркнула.
– Ладно, мой руки и садись есть. Я пока разогрею твою порцию.
Папа подмигнул мне и отошел к раковине, пока мама грела овощи, сладкий картофель и запеченную курицу.
– Там ужасно холодно, – заметил он, растирая ладони и доставая из холодильника пиво. – Я думал, у меня пальцы отвалятся. – Погладил меня по щеке костяшками пальцев, и я вздрогнула от холода.
– Папа! Я так маникюр размажу!
Он ухмыльнулся и пощекотал мне шею. Я не удержалась от смеха. Какой же он все-таки большой ребенок!
– Тебе повезло, что ты ничего себе не отморозил, – сказала мама, накладывая еду ему на тарелку. – На улице минус двадцать, а ветер такой холодный, что кажется, будто все тридцать.
– Видела бы ты, как мы плясали на обочине, пытаясь завести фургон… Мотор просто взял и вырубился на половине пути – с ума сойти. В общем, я дотащил его до станции техобслуживания дальше по трассе… и там случилась забавная вещь. Я налетел на Смоки Дэйвенпорта. Когда-то в старшей школе мы играли в одной команде.
– На самом же деле его зовут не Смоки, так?
Папа ухмыльнулся.
– Нет, он Герман, а Смоки – просто прозвище.
Мама покачала головой.
– Это ж надо так себя обозвать!
Папа улыбнулся.
– Мы не встречались уже бог весть сколько лет. Мы немного поболтали, и он сказал, что буквально на днях видел Типа. Тот работает на бензоколонке на девяносто пятой трассе, около Мэриленд-Хаус.
Я вздрогнула, стукнув ногтями по столу. Мама резко обернулась.
– Типа? Типа Чарльза?
Папа сел за стол рядом со мной, глядя на бутылку с пивом.
– Угу.
Мама быстро посмотрела на меня, потом перевела взгляд на папу и поставила перед ним тарелку.
– Ясно… и что?
Он неспешно отпил глоток пива.
– И я спросил Смоки, есть ли у него телефон Типа. И он сказал – есть.
Я потупила глаза, рассматривая свои ногти, чтобы скрыть нетерпение. Лак на левом безымянном пальце и мизинце смазался почти полностью. Я пыталась подуть на правую руку, чтобы лак сох быстрее, но не могла вдохнуть достаточно воздуха.
– И что? – спросила мама.
– Смоки позвонил ему… прямо там. И я спросил его о Мандей.
– И ЧТО?
Папа вздохнул.
– И… он ее не видел.
Мама резко повернула голову. Мы встретились взглядами, в которых читалось потрясение.
– В каком смысле «он ее не видел»? – не в силах поверить, переспросила мама.
– Он не видел Мандей и вообще никого из них год с лишним, а может, и больше.
У меня отвисла челюсть. Мама широко раскрыла глаза.
– Больше года?! – воскликнула она. – Как можно не видеть собственных детей больше года?
Папа глотнул пива.
– Он задолжал Патти алименты. Ты же знаешь, как несносна эта женщина. Она ни за что не позволила бы ему с ними видеться, пока он не заплатил бы все. Он пытался договориться с ней, но это слишком… утомительно.
– Но целый год! Это неправильно! – крикнула мама, бросая тесто в миску.
– Знаю, знаю. Но Тип долго был без работы, не мог платить алименты и нанять адвоката, чтобы вызвать ее в суд. Он только что устроился на заправку, но ему платят слишком мало, чтобы он мог возместить весь долг. Он боится, что бывшая добьется его ареста. И что хорошего из этого выйдет для них обоих?
Мама покачала головой.
– Это позор какой-то… Ничто не должно мешать человеку видеться со своими детьми.
– Верно. Но Патти может.
Я отодвинулась от стола и молча направилась в свою комнату.
После
– Знаешь… ты ни единого слова не сказала про матч.
Ежась от ледяного утреннего ветра, я помогала маме грузить в багажник машины заказанные у нее пироги, перед тем как ехать в церковь. В голове все еще вертелись слова Эйприл. Мандей не стала бы лгать насчет своего любимого цвета, правда?
– Нет, сказала. Я сказала, что игра была хорошая.
– Да, а как насчет того, понравилось ли тебе в старшей школе, среди всех этих ребят?
Я пожала плечами, думая об огромных коридорах и свитере Эйприл – моем свитере, – который ей был короток.
– Все было нормально, – ответила я, садясь в машину. Мама запрыгнула на водительское сиденье и застегнула ремень.
– Но… тебе там понравилось? Можешь представить себя там?