Значит, вот в чем было дело? Он защищал меня… от сплетен?
– Эй, о чем вы тут шепчетесь? – спросил папа, появляясь из кухни с банками рутбира[23]. Мама шла за ним.
– Мы разговаривали о вашей группе, – ответил Майкл, подмигивая мне. – Я бы хотел сходить на ваше следующее выступление.
Я улыбнулась, подыгрывая ему.
– Папа сейчас работает над новой песней…
Папа засмеялся.
– Я как раз вернулся из студии.
– Правда? Давайте послушаем! – предложил Майкл. – Можно пустить через колонки.
– Давай, милый, – поощрила мама. – Покажи нам, что у тебя получилось.
Дорогая Мандей!
Вчира вечером папа играл новую песню, а я учила маму танцывальным движениям. Сегодня был Президенский день и у нас выходной, Майкл приходил почилить. Мы смотрели ролики на «Ютьюбе», потом дуратские как ты любишь, смеялись до слез. Потом папа принес крабовые ножки и кукурузу и мы устроили крабовую вечиринку – прямо у нас на кухне! Мама даже испекла кекс со сметанным кремом – как ты любиш.
Думаю тебе понравился бы Майкл. Я уже знаю что ты думаешь и НЕТ! он мне нравица не так. Ну может и так. Он симпотичный и очень милый.
Я не давно видела Эйпрел и она мне сказала коечто… и не знаю. Эйпрел врет, но тебя здесь нет чтобы это все проеснить. Уже много месицев как ты изчезла, ничево не сказав. В чем дело?
Прежде
Где-то посреди всего этого мне начал нравиться Учебный центр.
Я сидела в дальней части комнаты, в наушниках у меня звучала «Тайная жизнь пчел». Репетиторы из УЦ давали книги на CD-дисках, чтобы я могла слушать и следить за текстом – так мне когда-то читала Мандей. Мне не хотелось, чтобы они думали, будто я здесь навсегда, но в первый раз за несколько месяцев я начала чувствовать себя так же, как раньше. Мои оценки больше не были в полном упадке, вступительное эссе было написано на уровне, и на следующий месяц у меня было назначено собеседование в школе Баннекера. Не считая постоянного ощущения, будто что-то не сделано, я парила в облаке блаженства.
Так было до тех пор, пока мисс Валенте не влетела в кабинет, как будто за ней гнались, и не спустила меня с небес на землю.
– Мисс Э., можно, я ненадолго украду у вас Клодию? – вежливо спросила она, расправляя свое платье дрожащими руками. В ее глазах читалось напряжение. – Она… э-э… помогает мне… со специальным проектом, над которым я работаю.
Мисс Э. пожала плечами и закрыла тетрадь.
– Да, конечно.
Мисс Валенте натянуто улыбнулась мне и кивнула на дверь. Я собрала книги, избегая любопытных взглядов своих одноклассников.
Она широким шагом шла по коридору, часто цокая каблуками. Я почти бежала, чтобы успеть за ней. Мисс Валенте резко остановилась, посмотрела в обе стороны, потом нырнула в учительскую, захлопнула за нами дверь и прижала ее, как будто намереваясь оставить весь мир снаружи. Она тяжело дышала через нос, глядя на меня. У нее на лице одновременно читалась тысяча различых эмоций, как будто она не знала, с чего начать.
– Ты была права, – сказала мисс Валенте и еще раз поплотнее прижала дверь, прежде чем сделать несколько нервных шагов к кухонному уголку. Я моргала, глядя на то место, где она только что стояла.
– Что? – прошептала я срывающимся голосом.
Мисс Валенте сполоснула кружку в раковине и провела большим пальцем по ободку.
– Я ходила к ее дому вчера, – начала она, наливая себе кофе; руки у нее все еще дрожали.
Я сместилась ближе. Сердце колотилось так, как будто я танцевала несколько часов подряд.
– И что произошло?
Мисс Валенте покачала головой.
– Эта женщина… с ней что-то не так.
Мы на секунду встретились глазами, потом присели за стол у окна.
– Она не впустила меня. И ничего не объяснила. Я не могла как следует разглядеть, что творится в доме… но там стояла маленькая девочка… в грязных трусиках. А потом та женщина захлопнула дверь у меня перед носом.
Я сглотнула, вспомнив, что в нашу последнюю встречу от Тьюздей пахло мочой.
– И что вы сделали?
– Позвонила в «девять-один-один». Пыталась убедить их приехать немедленно.
– Они приехали? Вы видели Мандей?
Она покачала головой.
– Социальная служба сказала, что их офицер заходила туда и отчиталась, что все в порядке.
– Та офицер видела Мандей в доме?
Мисс Валенте поджала губы.
– Они так сказали.
– Но вы им не верите?
– Я больше ни во что не верю, – пробормотала она. – Я написала рапорт в Службу по вопросам детей и семьи. И мне плевать, что я нарушаю протокол. Кто-то должен что-то сделать.
Страх острыми когтями прошелся по моим ребрам, готовясь впиться еще глубже.
– Кое-что еще, – добавила мисс Валенте. – Помнишь тот раз, когда Мандей несколько недель не ходила в школу? Так вот… она не болела.
Собственное тело неожиданно показалось мне пустым, словно все мои внутренности обратились в прах.
– О боже…
– Два года назад, – пояснила мисс Валенте хрипловатым шепотом, как будто вся школа могла нас подслушать, – Мандей, Огаста и их сестер забрали из дома из-за игнорирования их потребностей.
– Игнорирование? Это как жестокое обращение с детьми?
– Игнорирование может означать много разных вещей, – объяснила мисс Валенте, сделав большой глоток кофе. – Но миссис Чарльз по решению суда прошла родительские курсы, и после этого ей вернули детей. СВДС должна была впоследствии навещать их, но я не уверена, что эти визиты состоялись. – Она посмотрела на меня. – Мандей никогда не упоминала… о чем-нибудь?
Я покачала головой.
– Нет.
– Точно? Она ничего не говорила о своей матери? Она ее боялась?
Я пожала плечами.
– Ну, я хочу сказать – а кто не боится своей матери?
Уголок губ мисс Валенте дернулся в слабом намеке на улыбку.
– Да, но я имею в виду – сильнее обычного, – уточнила она. – Ты можешь вспомнить какой-нибудь случай, когда она была в полном ужасе?
Мои мысли вернулись к той драке в школе. К тому, как Мандей тряслась в кабинете директора.
– Нам нужно найти ее. Немедленно.
– Мы не можем просто вломиться в дом к той женщине и забрать ее детей. Власти должны следовать закону.
Я прижала руки к животу; в комнате сделалось душно, сотни вопросов раздирали мне горло.
– Вы думаете, с ней… случилось что-нибудь плохое?
Мисс Валенте поставила свою чашку на стол.
– Нет. О боже, Клодия, нет. Ничего подобного. Я уверена, что с ней все в порядке. Она просто… где-то находится, но нам нужно понять, где именно. – Она несколько раз кивнула. – Ты должна пообещать мне, Клодия: что бы там ни было, ты больше не пойдешь к этому дому. Не знаю… в этой женщине есть что-то… от чего у меня мурашки пробегают по телу.
Я кивнула, заранее зная, что не собираюсь выполнять это обещание.
Март
Раньше март был моим любимым месяцем. В марте начинается весна. Иногда в марте бывают Страстная пятница и Пасха. Март – значит, скоро мой день рождения.
Эйприл должна была родиться в марте. Вместо этого она появилась на свет на целых две недели позже – первого апреля, в День дурака, и с тех пор постоянно врет. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Она находится где-то между коричневато-желтым, янтарным, карамельным и медным с отблеском волшебной пыльцы.
Ее цвет – золотистый, очень похожий на цвет ее матери, и все же совсем другой. Люди плавят, меняют и отливают ее в украшения, которые носят, чтобы почувствовать себя важными персонами. Их тянет к ее твердости, силе и явственной красоте.
Но когда она не золотая, когда становится пустой изнутри до такой степени, что там не остается ничего, то может окрасить кожу в зеленый.
После
У Адель невероятный голос. Неземной. Тревожащий.
Вместо того чтобы сидеть в библиотеке и работать над заданиями мисс Уокер, как было обещано, я смотрела в окно на машины, проезжающие по Гуд-Хоуп-роуд. Майкл помог мне скачать All I Ask на мой «Айпод», и я слушала эту песню на повторе, пытаясь уловить ее пульс.
Она поет человеку, которого любит. Знает, что все кончено, но умоляет об одном последнем мгновении и задается вопросом: сможет ли она так же полюбить кого-нибудь еще? В конце песни темп нарастает, и Адель поет все более отчаянно, умоляя продлить последнее воспоминание о том, что было прежде. Я закрыла глаза, представляя это. Пытаясь думать о ком-то, кого я молила бы об одном, последнем мгновении вместе – но на ум приходила только Мандей. Я любила ее. Ну, то есть я имею в виду совсем не то, что нам приписывали. Я любила ее не так, как одна девушка любит другую в романтическом смысле. Скорее как одна родственная душа любит другую. Кто устанавливает правила, к кому нам следует привязываться? Но что, если Эйприл была права? Что, если я на самом деле не знала Мандей? Это могло бы объяснить, почему она вот так бросила меня.
Что-то шлепнулось на стол, выведя меня из раздумий. Майкл фыркнул, бросив на стол свой рюкзак; лицо его было мрачным. Я собрала свои бумаги и сунула в сумку.
– Что ты здесь делаешь?
Он закатил глаза.
– Ты же сказала, что приходишь сюда после обеда, так?
– Да, но это не было приглашением! – выпалила я в ответ, изображая раздражение.
Майкл устало опустился на стул и сжал переносицу двумя пальцами.
– Послушай, давай сегодня обойдемся без этого?
Я проглотила ругательство, просившееся на язык, и притворилась дурочкой.
– Без чего?
– Без этого, – проворчал он, махнув рукой. – Вот как ты притворяешься, будто у тебя все в порядке и тебе не нужна ничья компания, хотя на самом деле ты знаешь, что это не так, а я притворяюсь, будто не знаю, что с тобой происходит. Можно, ради всего святого… не сегодня?!
У меня невольно отвисла челюсть. Майкл достал из своего рюкзака учебник истории.
– Что случилось?
Он несколько раз ткнул ручкой в свою тетрадь и вздохнул.