– Пожалуйста, просто ради…
– Она не придет! Разве ты не поняла этого?
Я проглотила слова мольбы, едва не подавившись ими.
– И хватило же тебе наглости, – произнесла Эйприл с отвращением. – Ты не хотела, чтобы она что-то делала без тебя, куда-то ходила… Хотела сидеть вместе с ней в вашем доме. А теперь посмотри на себя! Пошла на тусовку, пьешь, обжимаешься… Говоришь о праздновании дня рождения, вот только все, что ты делала, – это мешала ей. Во всем!
Неожиданно мой пузырь показался мне теплицей с липкой удушливой атмосферой. Эйприл была права. Я держала Мандей при себе, словно игрушку, которой ни с кем не хотела делиться. Она была нужна мне куда больше, чем я была нужна ей.
– Я… знаю, – призналась я, сжимая руки. – И мне жаль. Но нельзя ли просто поговорить с ней и сказать об этом?
Эйприл покачала головой.
– Мандей. Не. Придет. Она никогда не вернется.
– Но почему? – едва ли не закричала я. Мне нужно было знать: почему моя лучшая подруга не хочет больше общаться со мной – и именно со мной. Слезы булькали у меня в горле, но я сдерживала их. Я отказывалась сдаваться.
– Мой папа говорил с твоим папой, – выпалила я.
Эйприл сглотнула, на ее челюстях заходили желваки.
– Да, и что?
– А то, что… он никого из вас не видел больше года.
Она засмеялась все тем же зловещим смехом.
– Три года. Я не видела его три года.
Я прикусила губу, чувствуя, что проигрываю эту битву.
– И я знаю, что у Мандей не было никакого гриппа.
Эти слова словно ударили Эйприл в живот, челюсть у нее отвисла. Холод смыкался вокруг нас, в воздухе пахло снегом. Она помотала головой.
– Черт побери, Клодия, почему бы тебе просто не плюнуть на все это?
– Дай мне поговорить с ней, и я отстану.
Эйприл посмотрела куда-то сквозь меня, потом покачала головой.
– Отлично, – простонала она. – Кажется, у меня нет выбора, остается только сказать тебе…
Мои колени едва не подломились.
– Сказать мне что?
– Клодия!
Резко обернувшись, я увидела Майкла, выскочившего из дверей подвала.
– Блин, все со мной в порядке, я просто разговариваю…
Но Эйприл уже исчезла, растворившись в темноте, словно призрак.
– Черт, – пробормотала я.
Взгляд Майкла перебегал с того места, где она только что стояла, на мой голый живот, потом на мое лицо.
– Что это вообще было?
– Ничего.
Он хмыкнул и скрестил руки на груди.
– Ты опять гоняешься за ней?
– Чего ты от меня хочешь? Я знаю Эйприл всю свою жизнь. Она мне как старшая сестра… или типа того. Мне теперь делать вид, будто я ее не знаю? Будто я не вижу ее? Выставлять себя дурой? Ты считаешь меня дурой?
Майкл моргнул, потом без предупреждения сделал два широких шага и обнял меня. Не так, как при мне обнимал других девушек – одной вялой рукой за плечи, на «христианском» расстоянии, две секунды, и все. Нет, он крепко обнимал меня обеими руками, прижимая к своей груди; его пальцы скользили по моей пояснице, прежде чем замереть на крестце. Это объятие было… как будто я прыгнула в теплую постель, завернулась в одеяла и уткнулась в самую мягкую в мире подушку. Это объятие говорило о чем-то, но о чем?
– Ты права. Извини, – сказал он, его дыхание щекотало мне ухо, потом деликатно отдалилось. – Это как если б я увидел кого-то из своей школы или церкви, с кем всегда здороваюсь. Я не стал бы вести себя так, будто я их не знаю. – Его ладонь легла мне на щеку. – Ты вовсе не дура. Я просто… хочу сделать так, чтобы с тобой все было в порядке.
Его губы были так близко, что ему ничего не стоило податься чуть вперед и поцеловать меня. И я хотела, чтобы он это сделал. Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Но как я могла попросить его о чем-то подобном? Нельзя просто просить парней о поцелуях. Верно?
– Эй, ты дрожишь, – сказал он с легкой улыбкой. – Хочешь, пойдем внутрь?
Нет. Я не хотела идти внутрь, ко всем этим людям. Я хотела быть наедине с ним. Пить горячий шоколад, говорить о музыке, смеяться… Мои губы сами собой потянулись вперед, касаясь губ Майкла, и он подался мне навстречу.
Никто никогда не говорил мне, что поцелуй – это как взрыв цвета, яркий и ослепительный.
Майкл прижал меня к стене дома, вдавился в меня; его тело излучало жар. Его язык на вкус был как кока-кола, мягкий и теплый.
– Черт, как давно я хотел это сделать, – выдохнул Майкл, прежде чем снова поцеловать меня. Я обвила его руками; мысли в голове неслись слишком быстро, чтобы можно было уловить их.
«Я целуюсь с парнем, Мандей. Я целуюсь с парнем. Так же, как и ты».
Но это казалось неправильным. Неуклюжим, как раскрашивание за пределами контура. Разве это не то, что мне следовало делать?
Мандей это делала. Мандей делала и больше. Не должна ли я сделать то же самое?
Я схватила Майкла за плечи и развернула, прижимая спиной к стене. Глаза его расширились, рот приоткрылся.
– Эй, что ты делаешь?
Я сделала глубокой вдох и опустилась на дрожащие колени, земля под ними была холодной.
– Ты что… Клодия? – Когда я потянулась к пряжке его ремня, Майкл осторожно отвел мои руки и удержал за запястье. – Нет, Клодия, прекрати!
Но я не хотела прекращать. Если я сделаю это, меня перестанут называть лесбиянкой, ребенком, отсталой. Если я это сделаю, то догоню Мандей. Не отстану от нее.
– Клодия! Ты здесь, что ли? – услышала я голос Меган от дверей подвала. Ее резкий тон вырвал меня из этого странного состояния. Я шлепнулась на задницу и охнула, оцарапав локоть о бетон.
– Черт! Ты в порядке? – спросил Майкл, протягивая мне руку.
Туман, состоящий из ослепительно-ярких красок, рассеялся. Что я делаю? Здесь, на холоде, веду себя ничуть не лучше, чем Эйприл в том классе… Я оттолкнула Майкла и побежала обратно в подвал.
За год до прежде
Фотографию удалили из интернета, но память осталась. К тому времени, как вдоль реки зацвели вишни, я ощутила дистанцию – ослепительно-белое жесткое расстояние между мной и Мандей. Она притворялась, будто слухи ее не волнуют, в то время как я притворялась, будто не замечаю, насколько редкими стали телефонные звонки и как часто после школы она шла домой, а не в библиотеку.
В течение нескольких недель Мандей вела себя странно: была тихой, отстраненной. Иногда она вообще не приходила в школу, а когда являлась, то съедала в столовой по две порции и пила воду из каждого фонтанчика, мимо которого проходила. Одежда ее была измята, волосы всклокочены.
Несколько раз, когда она все-таки приходила ко мне, мы придумывали танцевальные движения, но, как сказала бы мисс Мэнис, в танце Мандей отсутствовали страсть, душа.
И я постоянно думала лишь об одном: что с нами происходит?
После
Наутро после вечеринки нашли труп.
«Здравствуйте, я Кристин Мэдден, с последними новостями. Двое бегунов нашли останки юной девушки, частично погребенные в заросшей густым лесом части Ликин-парка в Балтиморе, сегодня рано утром. Жертва до сих пор не опознана. В данный момент на месте происшествия работают следователи, обыскивая прилегающую территорию. Арестов по делу пока не произведено…»
– Мам, – простонала Меган, лежа под одеялом на полу в гостиной. – Можно приглушить телик? Блин!
Свернувшись под одеялом рядом с ней и слушая, как тапочки мисс Форт шлепают по кухонному полу, выложенному плиткой, я в миллиардный раз проигрывала в памяти свой первый поцелуй и чувствовала, как стыд насквозь пропитывает мою душу.
– Вам лучше проснуться, если вы хотите блинчиков! – отозвалась мисс Форт.
– О-о-о, да! Блинчики! – Кит-Кат спрыгнула с дивана. – Умираю от голода.
Я села; мой мозг бился о стенки черепа изнутри. Накануне нам пришлось дважды просить таксиста остановиться, чтобы я могла протошниться. Слишком много этой коричневой гадости… Меган, как смогла, оттерла мою одежду, боясь, что, если меня стошнит в доме, ее мама обо всем догадается. Прежде чем лечь спать, мы почистили зубы и прополоскали рот. Мне казалось, что я не проспала и двадцати минут, когда услышала, как на кухне включился телевизор.
– О чем они говорят, мисс Форт? – спросила Кит-Кат.
– Нашли девушку, зарытую в каком-то парке в Балтиморе.
– Угу… еще один труп, найденный в Трупоморе, – хмыкнула Шеннон.
– Да, но на этот раз все совсем иначе. Полиция это просто так не оставит, ни за что.
– С тобой все в порядке? – спросила Меган, глядя на меня. Я кивнула. Меня все еще подташнивало, но в желудке не осталось уже ничего, что он мог бы извергнуть. – Выпечка поможет, – заверила она. – Вот почему я просила маму сделать блинчики.
– Вы часто так делаете?
– Ха! Ни в коем разе, – с широкой улыбкой прошептала Меган. – Не хочу стать одной из тех девок. Верно?
На кухне ее мама поставила на стол тарелку колбасок рядом со стопкой блинчиков и кувшин апельсинового сока. Я выхлебала уже два стакана ледяной воды, но в горле у меня было сухо, как в пустыне.
– Похоже, ночка у вас была долгая, – хмыкнула мисс Форт.
– Да, мы сидели допоздна и смотрели «Нетфликс», – ответила Меган, усаживаясь с торца стола.
Мисс Форт нахмурилась, глядя на меня поверх чашки кофе.
– Клодия, что это у тебя на лице?
Я потерла глаза – по пальцам размазались черные тени для век. Я забыла умыться.
Меган широко раскрыла глаза, но все же сумела изобразить улыбку.
– Мы делали друг другу макияж. Прикольно, да?
– Что ж… только обязательно смой все это перед тем, как за тобой приедет мама.
– Да, мэм, – пробормотала я.
Тут зазвонил мобильник Меган. Она подпрыгнула и схватила его с зарядки.
– Алло? Да, кто это? А, привет… Погоди секунду. – Меган покосилась на меня и прикусила губу, сдерживая широкую улыбку. – Тут Майкл тебя спрашивает…
Девушки переглянулись, когда я подскочила, выхватила телефон у хихикающей Меган и бросилась в гостиную.
– Алло?
– Привет, – сказал Майкл неуверенным тоном.