Моя рука соскользнула, ударившись обо что-то твердое под подушкой. Дневник Мандей, такой же, как тот, что она подарила мне. Розовый, с блестками и завитками. Я коснулась золотистого замочка. Всхлипнула:
– Где ключ?
Эйприл со вздохом потерла свои плечи.
– Все еще у нее.
Я прижала дневник к груди, а потом встала и запихнула его в свой рюкзак.
– Где она? Просто скажи мне! – взмолилась я. – Ее забрала опека? Она у своей тети? Просто скажи!
Эйприл сглотнула; взгляд ее был диким и отчаянным, в глазах стояли слезы. Я шагнула ближе к ней. Она могла в любой момент упасть, и я была готова ее подхватить.
Но тут скрипнула входная дверь – и со стуком захлопнулась. Прогремел голос миссис Чарльз, перекрывая гудение морозильника:
– Эйприл! Где тебя черти носят?
Мы ахнули, потом затаили дыхание.
– Черт, она вернулась!
За год до прежде
Пока мы ехали на машине, чтобы завезти Мандей домой, то всегда выбирали какую-нибудь песню в стиле гоу-гоу, чтобы распевать ее во весь голос. Чаще всего в воскресенье после обеда ставили на повтор Pieces of Me группы «Рэр эссенс». Папа барабанил в такт и смеялся, когда мы пытались взять ноты из ремикса Эшли Симпсон.
– Викторина, юные леди! – сказал он, приглушив музыку. – Какой известный гоу-гоу-бэнд начинал здесь, в «Эд Боро»?
Я пожала плечами и посмотрела на улыбающуюся Мандей.
– Я не знаю. Кто?
– «Джанк ярд», – засмеялась она. – Все это знают!
– Правда?
– Ага, – подтвердил папа. – Когда-то, в детстве, я смотрел, как они играют. Когда они начинали, у них не было ничего, кроме мусорных баков и ложек. Они даже звали меня к себе.
– Правда? А почему ты не присоединился? Мы были бы богаты!
Папа засмеялся.
– Ну, моя мать хотела, чтобы я пошел в колледж, и я был бы полным дураком, если б отказался от учебы параллельно с футболом. Но после травмы спины вернулся домой, увидел их концерт – и подхватил все с того места, на котором бросил. Музыка – забавная штука; она напоминает тебе о том, что ты считал потерянным.
Когда мы достигли въезда в «Эд Боро», папа притормозил. Вместо музыки теперь слышалось громкое скандирование. Растущая толпа протестующих несла огромные ярко-зеленые плакаты: «СОХРАНИМ “ЭД БОРО”! Это община! Это наш дом!».
– Нам нужен ремонт, а не разрушение! – кричал мужчина с мегафоном.
– Папа, что происходит? – спросила я, опуская окно.
– Не знаю, Горошинка, – пробормотал он, останавливая машину рядом с человеком, раздающим листовки. – Алло, приятель, что тут творится?
Человек покачал головой.
– Городские власти утвердили законопроект.
– Черт, правда?
– Смотри! Там Эйприл! – прошептала Мандей, указывая в окно.
Она стояла на углу с коляской, в которой лежала Тьюздей; рядом вертелся Огаст, дергая себя за одежду так, словно она жгла его кожу. Мы с Мандей выскочили из машины и побежали к ним.
– Эйприл, что происходит? – спросила Мандей, еще не добежав. Она фыркнула, махнув рукой в сторону толпы.
– Белые пытаются купить «Эд Боро».
– Что? – ахнула Мандей. – Что это значит? Они что… правда, могут это сделать?
Эйприл пожала плечами, подоткнув поплотнее одеяльце Тьюздей.
– Правительство может сделать все, что захочет. Здесь ничего никому не принадлежит.
Мандей побледнела. Веселая девушка, вместе с которой мы пели на заднем сиденье машины, куда-то подевалась. Толпа продолжала скандировать; у микрофона сменялись ораторы, рассказывая об уведомлениях о выселении, бульдозерах, которые сравняют «Эд Боро» с землей и превратят его в парковку. Мое сердце сжалось при виде репортеров с камерами.
– Так нам… придется уехать? – спросила Мандей срывающимся голосом. – Они выкинут нас из нашего дома?
Эйприл моргнула, словно кто-то хлопнул в ладоши у нее перед лицом. Затем взяла Мандей за плечо и наклонилась, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Это было самое открытое проявление теплых чувств, которое я когда-либо видела со стороны Эйприл по отношению к Мандей.
– Дей-Дей, успокойся. Не волнуйся об этом. Ничего не случится.
Мой желудок сжался сильнее, ледяная ревность поползла по жилам. Это я, а не Эйприл должна была успокаивать Мандей.
Мандей погладила Огаста по головке, но тот вывернулся из-под ее ладони.
– Но куда нам идти?
– Ты можешь остаться у нас, – поспешила предложить я и попыталась взять ее за руку. – Я могу спросить у мамы с папой.
Эйприл сощурилась.
– Не нужно их ни о чем спрашивать. Мы не из этих!
Мандей отвела глаза и выпустила мою руку.
– Клодия, наверное, тебе… сейчас лучше вернуться домой, – пробормотала она.
Стена, воздвигнутая ею, была похожа на фиолетовый дым. Я думала, что мы делимся всем, что между нами нет и не будет никаких секретов. Эйприл взяла Мандей за подбородок и заставила ее поднять голову.
– Эй, я же сказала – не волнуйся об этом, ясно? Я обо всем позабочусь. Разве я всегда не забочусь обо всем?
– Да, – ответила Мандей, сглатывая слезы.
Эйприл сделала глубокий вдох и окинула взглядом толпу. Заметила группу парней, ошивающихся возле дорожки, ведущей к спортивным площадкам. Прикусив губу, поморщилась, как будто порезалась.
– Отвези Тьюздей домой, – приказала она. – Здесь холодно.
Мандей проследила за ее взглядом и нахмурилась.
– Эйприл… не надо.
– Не надо что? – непонимающе спросила я.
Эйприл и Мандей разделяли между собой некое тайное знание. Но этого не могло быть, ведь такая связь существовала только между Мандей и мною. Верно?
– Ты же знаешь, в этом году я потратила кучу денег на вашу форму, – сказала Эйприл. – А теперь отвези Тью-Тью домой. Я скоро приду.
Она быстрым шагом направилась прочь, прежде чем Мандей успела остановить ее. Она, придавленная разочарованием, лишь смотрела ей вслед.
– Куда пошла Эйприл? – выпалила я.
Мандей, вздохнув, толкнула коляску вперед.
Прежде
– Эйприл! – снова заорала миссис Чарльз. – Да где же эта девчонка?
Эйприл закрыла дверь спальни. Включился телевизор. Детский канал был выкручен на полную громкость, но странное жужжание морозильника все равно было слышно.
– Тебе нужно спрятаться! – прошептала Эйприл. – Под кровать, быстро!
Она приподняла край простыни с пола, открывая черную дыру под кроватью Мандей. У меня кружилась голова.
– Ты с ума сошла, я не могу!
– А придется.
– Эйприл, я знаю, что ты меня слышишь! – рявкнула миссис Чарльз, ее голос звучал теперь ближе. Заскрипели ступени.
– Быстрее, – шепнула Эйприл, готовая заплакать, и махнула рукой.
– Но как я буду выбираться оттуда?
– Не знаю, но мама убьет нас обеих, если застукает тебя здесь.
То, как она это сказала, делало подобный исход весьма вероятным.
– О боже. Мандей…
Глаза Эйприл расширились в мольбе, она схватила меня за плечи и притянула ближе к себе.
– Слушай, в последний раз, когда я видела ее живой, она была с твоей матерью.
– С моей мамой? – ахнула я. – Что? Когда?
– Прошлым летом. А теперь полезай, живее!
– ЭЙПРИЛ! – орала миссис Чарльз, ее голос бил по ушам.
Не тратя время на раздумья или новые вопросы, я нырнула под кровать и заползла вплотную к стене. Пол был покрыт крошками и катышками мышиного помета, а от матраса воняло.
Эйприл успела опустить край простыни, прежде чем дверь распахнулась, стукнув о кровать, и порыв сквозняка поднял с пола еще больше пыли. На пороге показалась пара черных кроссовок «Рибок», и мне пришлось зажать себе рот обеими руками, чтобы не закричать.
– Ты что, не слышала, как я тебя зову?
– Я… я спала. Только что проснулась, – выдавила Эйприл, отступая назад.
– Спала? В кроссовках?
Эйприл помолчала, спрятав одну ногу за другую.
– Я… я как раз их надевала, пока ты звала.
– Хм-м… Ладно, спускайся и помоги мне с ребенком.
Миссис Чарльз затопала обратно вниз по лестнице. Эйприл стояла неподвижно. Потом сделала глубокий вдох и вышла, со скрипом закрыв за собой дверь.
Я съежилась у стены, и голова моя ударилась обо что-то твердое. Книга. Я схватила ее и наклонила к свету, чтобы рассмотреть обложку.
«Цветы на чердаке».
Я прижала книгу к груди и вжалась в стену.
Внизу миссис Чарльз переключала каналы на телевизоре, а Тьюздей время от времени смеялась. Я отсчитывала минуты, исходя из того, какие передачи она смотрела. Четыре серии «Симпсонов»… два часа я пролежала под кроватью своей пропавшей лучшей подруги, напуганная, чтобы хоть как-то пошевелиться. Дверь спальни слишком скрипучая, моя походка слишком тяжелая; что, если меня услышат?
– Тьюздей, ты куда? – воскликнула Эйприл.
– За своей чашкой.
– Вот, я принесла тебе чашку, – ответила Эйприл хриплым голосом. – Тебе не нужно подниматься наверх, побудь лучше со мной.
– Нет, я хочу свою чашку! – закричала Тьюздей, и по ступеням затопали маленькие ножки. Она вприпрыжку вбежала в комнату; розовые огоньки, тусклые от грязи, вспыхивали на подошвах ее серых кроссовок. Я прижалась к стене еще теснее, мое сердце неистово колотилось. Тьюздей допрыгала до своей кровати и некоторое время рылась там, прежде чем вернуться к двери, на миг остановившись у кровати Мандей. Ее ступни были так близко, что мне хватило бы вытянуть палец, чтобы прикоснуться к ним. Тьюздей подпрыгнула, и матрас кровати прогнулся, зад девочки уперся прямиком в мою спину. Я удержалась от вскрика и изо всех сил зажмурилась. Она подпрыгнула три раза, потом соскочила с кровати и выбежала за дверь. Только тогда я посмела выдохнуть.
Еще три серии «Симпсонов». Мое тело ныло от желания выбраться из этой тесной щели. Мама, наверное, обыскалась меня. Я не оставила ей хлебных крошек, по которым она смогла бы меня отыскать. Что, если миссис Чарльз найдет меня первой? Что она сделает со мной? Дрожа, я роняла слезы и прижимала к груди книгу Мандей, пытаясь успокоить себя воспоминаниями о ней.