Я крепко прижала дневник к груди.
– Вы потом отдадите его обратно?
Карсон плотно сжал губы и оглянулся на Вудс.
– Извини, Клодия, но мы обязаны оставить его у себя. Это улика.
– Но… – всхлипнула я, – я его еще не дочитала. Мне нужно… еще немного времени.
– Он нужен для расследования, Горошинка, – вмешался папа, вставая с дивана. – Ты должна отдать его им.
Из глаз потекли слезы, руки задрожали.
– Не могу! Это все, что от нее осталось! – Я повернулась к Карсону. – И вы мне ДОЛЖНЫ!
Он колебался, сжимая пакет; Вудс хмурилась, по очереди глядя на каждого из нас.
– Клодия, отдай им дневник, – велела мама.
– Нет! Это нечестно!
– Я уверен, что если б Мандей была здесь, она сказала бы то же самое, – вздохнул папа, положив руку мне на плечо. – Тут все нечестно.
Рыдания, скопившиеся в самой глубине моей груди, вырвались наружу.
– Пожалуйста, – выдохнула я между приступами плача, от которых мое тело сгибалось вдвое. – Пожалуйста… я не готова! Пожалуйста, папа!
Папа подхватил меня, когда я пошатнулась, колени подкосились, и я повисла на нем. Мама встала и заплакала вместе с нами. Так нам полагалось бы плакать на похоронах, вот только они казались чем-то ненастоящим. Но здесь, у нас дома, где мы с Мандей провели много часов, играя, смеясь и танцуя… здесь я должна была проститься с ней.
– Давай, Горошинка, – произнес папа, втянув носом воздух. – Пора.
Он взял меня за руку, в которой я сжимала дневник, и погладил по плечу. Мама поцеловала меня в щеку и прошептала:
– Я тебя люблю.
И я уронила дневник в подставленный пакет вместе со своим сердцем.
– Спасибо, Клодия, – сказал Карсон, запечатывая пакет. – Я знаю, как много значит для тебя эта вещь. Ты случайно ничего больше не забирала из того дома – ничего, что могло бы помочь нам выстроить дело?
Я подумала о книге «Цветы на чердаке», все еще спрятанной у меня под кроватью, и моя спина превратилась в бетонную стену.
– Нет, ничего.
Мисс Кларк ахнула, когда я вошла в кабинет школьной администрации на сорок минут позже начала занятий.
– Клодия, я… э-э… – начала она, но умолкла; глаза ее наполнились слезами. Все остальные присутствующие замерли.
В кабинет вбежал мистер Хилл, за ним следовал директор.
– Клодия, что ты… Я имею в виду, мы не ждали тебя сегодня. Твой отец звонил и сообщил, что ты некоторое время не сможешь ходить в школу. Как ты себя чувствуешь?
Я пожала плечами; школьная форма свободно свисала с них, потому что я несколько недель не могла заставить себя поесть.
– Мне нужна записка об опоздании, – пробормотала я.
– Да, да, конечно, – засуетился мистер Хилл, коротко кивнув мисс Кларк. – Тебя проводить в класс?
Он быстро вывел меня из кабинета, как будто сам мой вид вызывал у всех слезы; потом проводил меня от моего шкафчика к кабинету английского языка, на первый урок. По пути он непрестанно рассыпа́лся в обещаниях, что поговорит с другими учителями насчет моих оценок, домашнего задания и экзаменов. Еще не дойдя до класса, я уже жалела о том, что пришла в школу – только ради того, чтобы выбраться из дома, пока мама и папа на работе. Тишина была невыносимой.
Весь день мне в спину летели шепотки, словно брошенные камешки.
«Это Клодия. Она была лучшей подругой той девушки, которую нашли в морозильнике».
Очередь за обедом вилась по всему периметру столовой. Собственные движения казались мне механическими и шаткими – точно так же Мандей брела по школе много месяцев назад. «Иди домой, – думала я снова и снова. – Ты здесь чужая».
Надо мной мигала испорченная лампа. Этот звук словно перенес меня из школьной столовой в тот дом. Я почти ощущала запах пыльного матраса, слышала смех миссис Чарльз, чувствовала, как я падаю из окна.
БЗ-З-З-З-З.
Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Тревор ухмылялся, позади него стоял Карл; их улыбки не сулили ничего хорошего.
– Приве-е-ет, Клодия! Как дела?
Волосы на затылке встали дыбом. Эти парни весь год не разговаривали со мной, так что им нужно теперь?
Лицо Тревора напряглось, как будто он сдерживал смех.
– Йо, мне так жаль, что твоя любовница откинула копыта…
Я сглотнула и отвернулась, чувствуя, что пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Он снова похлопал меня по плечу.
– Эй, эй, я с тобой разговариваю!
– Не трогай меня, – прошипела я, отбрасывая его руку.
– Ха, и ты просто пришла снова в школу, как будто ничего не было? – гаркнул Карл.
Вся столовая замерла. «Просто не обращай на них внимания», – твердила я себе, но жужжание делалось все громче, заглушая мой внутренний голос.
БЗ-З-З-З-З.
– Ну и пошла ты на хрен, тупая сучка, – выкрикнул Тревор, дыша мне в затылок. – Я просто пытался вежливо поговорить с тобой. Ты что, дура, если не знала, что твоя лучшая подружка мертва? Почему ты ничего не сказала?
– Эй, оставь ее в покое!
Я обвела взглядом столовую, чтобы понять, откуда донесся этот голос, и встретилась глазами с Шейлой, сидевшей за столом в нескольких шагах от нас. Эшли сидела рядом с ней, сжимая в руках бутылку воды; ее взгляд метался между Шейлой и мной.
– По-твоему, это смешно? – крикнула Шейла, мотнув головой. – У тебя самого мозги в заднице!
БЗ-З-З-З-З.
Тревор отмахнулся от нее.
– Да ладно тебе.
– Мой папа сказал, что они четыре дня размораживали ее, прежде чем поняли, что это и вправду она, – хихикнул Карл. – Они размораживали ее, как дохлую индейку!
Я зажмурилась и зажала уши.
БЗ-З-З-З-З…
– Эй, тебе же сказали – оставь ее в покое! – Джейкоб оттолкнул Карла с дороги и встал между Тревором и мной, словно кирпичная стена. – Тебе бы все прикалываться! Ты что, и девушек так же клеишь?
– А что не так? Разве не ты разнес эту…
– Вы говорите про Мандей так, как будто не знали ее! – рявкнул Джейкоб и оттолкнул Тревора, прежде чем успел вмешаться кто-то из дежурных по столовой. – Мы все знали ее! Мы видели ее каждый день, а теперь ее НЕТ! Это ни хрена не смешно!
Слова «ее нет» прозвучали, словно удар огромного колокола, который слышали все.
– Нет! Им лучше еще встретиться. – «Она не умерла!»
Наступило напряженное молчание.
– Что она говорит?
– Я… не знаю.
– Этот кусочек добро не тратить! – «Мы должны спасти ее из этого дома!»
– Черт, она заговаривается. Клодия…
– Левая нога тоскует по правой, а ее нет! НЕТ! ЕЕ НЕТ!
БЗ-З-З-З-З.
Я кричала, кричала и кричала, пока у меня в легких не кончился воздух. Девушки начали плакать. Лицо Карла вытянулось, и он сунул руки в карманы.
Ее нет. Нет. НЕТ!
Мисс Валенте протолкалась сквозь толпу и прижала меня к себе.
– Все в порядке, – всхлипнула она, крепко обнимая меня. – С тобой все будет в порядке.
Неисправная лампа еще раз подмигнула мне, а потом я почувствовала укол медицинского шприца, и во всем мире наступила тишина.
Это был мой последний день в школе.
После
– Я никогда раньше не пропускал школу, – засмеялся Майкл, когда мы вошли в дом мисс Уокер. – Впрочем, я ее и сейчас не пропустил, просто ушел пораньше, так что это не считается. Но если тренер узнает, он будет гонять меня на тренировке до упаду.
Я вбирала знакомое тепло гостиной.
– А где мисс Уокер? – спросила я, вслед за Майклом проходя на кухню.
– Отправилась на ежегодный церковный выезд, – ответил он, открывая холодильник и доставая две банки имбирного эля.
– Что, в эти выходные? Уже?
– Ну, в последнее время у тебя были проблемы с памятью, – сказал Майкл, ставя банки на стол.
– Верно, – пробормотала я. Прошло больше недели, а потрясение все еще не выветрилось. Двух лет моей жизни как не бывало. Мандей не было. Я теперь едва знала, кто я такая.
– Клодия, с тобой все в порядке?
Он начал растирать мои плечи, согревая меня, а я смотрела в его ярко-карие глаза, полные мольбы.
– Ну что, – я отстранилась, потому что боялась, что опять начну проливать слезы, – когда ты переезжаешь сюда?
Майкл улыбнулся.
– В прошлые выходные начал перевозить вещи. Кстати, у меня для тебя есть сюрприз!
Мы прошли в дальнюю часть дома, в маленькую комнату с ровными белыми стенами, где из мебели был только небольшой рабочий стол и деревянная кровать, приткнувшаяся у стены. Обойдя сложенные посреди комнаты коробки, Майкл наклонился к стоящей на полу книжной полке, сделанной из ящиков из-под молока.
– Это была комната моего папы, когда он был маленьким, – объяснил он. – Тут все еще хранится куча его вещей. Я расчищал его шкаф, когда нашел вот это!
Он достал коробку со старыми пленочными кассетами; на наклейках были написаны даты и имена исполнителей.
– Ого, это старые гоу-гоу-миксы? – спросила я, роясь в толстой стопке.
– Да. Хочешь послушать кое-что классное?
Он вставил одну кассету в старый стереопроигрыватель. Из динамиков зазвучали удары барабанов-конга, лаская мой слух, хотя группа была незнакомая. Я посмотрела на Майкла и пожала плечами.
– Просто слушай, – посоветовал он.
На фоне ритма мужской голос выкрикивал имена зрителей.
«Я вижу тебя; вот где ты, Клодия с Юго-Востока!»
– А-а-а! – воскликнула я. – Это же я! То есть на самом деле не я, но это мое имя!
Майкл засмеялся.
– Я пытался решить, выкидывать мне эту коробку или нет, когда услышал это. Теперь ты можешь говорить, что ты была там, пусть даже это не так.
Я сидела на полу, восторженно глядя на эту коллекцию. Если б Мандей это услышала, она бы сделала заднее сальто. Она проигрывала бы это на полной громкости. Она танцевала бы. Она должна была танцевать.
БЗ-З-З-З-З.
– Клодия, – негромко сказал Майкл, – иди сюда.
Мой желудок сжался в комок. Я заставила себя подняться с пола и сесть рядом с ним на незаправленную постель.