Глава 16
— Он убежал! Я не знаю, что делать, — плакала Соня, теребя в руках Мотин кожаный поводок, — там дворняжка какая-то, они с Мотей играли, я покачалась на качелях, совсем немножко. А потом смотрю, Моти нет. Я ходила, искала…
— Сонечка, успокойся, не плачь. — Вера достала носовой платок и вытерла ей слезы. — Такое уже бывало. Мотя находил себе подружку, убегал, но всегда возвращался. Он знает дорогу домой. К тому же у него на ошейнике есть бирка с нашим телефонным номером… Господи? У нас ведь теперь другой номер, вспомнила Вера, — я, конечно, забыла заказать новую бирку.
— Ну вот, — всхлипнула Соня. — Он заблудится, подберет его кто-нибудь и даже сообщить не сможет. А если он попадет под машину? Сейчас такое ужасное движение! Ой, Верочка, это я виновата… Нельзя было его спускать с поводка. Пойдем еще поищем вместе.
— Конечно, пойдем. Ты ни в чем не виновата. Мотя — охотник, ему надо обязательно бегать, если его не спустить с поводка, он может даже заболеть.
Вера заправила футболку в джинсы, надела мягкие замшевые туфли на босу ногу, взяла Соню за руку, и они отправились во двор.
Стояли теплые сумерки, на спортивной площадке подростки играли в футбол.
— Ребята, Мотю не видели? — спросила Вера, заглянув на площадку.
— Он туда побежал! — крикнул один из мальчиков и махнул рукой в сторону арки, выходившей на шумную улицу.
— Нет, он во-он туда побежал, — другой мальчик показал в противоположную сторону.
Вера и Соня обошли все соседние переулки, спрашивали прохожих, кричали по очереди и хором: «Мотя! Мотя!» Но собаки нигде не было. Кто-то говорил, будто пробегал только что рыжий ирландский сеттер и, кажется, свернул во-от в тот двор.
Уже совсем стемнело. Надо было возвращаться домой. Вера очень волновалась, во-первых, из-за того, что забыла поменять телефонный номер на собачьем ошейнике, и это действительно осложняло ситуацию. Во-вторых, в подъезде недавно поставили железную дверь с домофоном. Раньше Мотя прибегал, легко открывал дверь лапой, поднимался на свой этаж и гавкал у квартиры. А сейчас он не сумеет войти в подъезд.
— Ну давай еще немножко поищем! — Соня никак не хотела возвращаться домой без собаки.
— Хорошо, Сонюшка, — вздохнула Вера, — еще один раз обойдем двор, и все.
— А завтра я встану пораньше и опять пойду искать!
Они сделали круг, потом еще один, обошли несколько ближайших переулков.
— Ох, там ведь мама с ума сходит! — спохватилась Вера. — Все, домой, сию же минуту.
Они побежали в темноте сквозь опустевший двор, продолжая звать собаку, но уже совсем тихо.
Надежда Павловна распахнула дверь, едва они вышли из лифта.
— Я уже собиралась в милицию звонить! Час ночи! Так. Все понятно. Я думала, вы с Матвеем загуляли, а он, оказывается, убежал. Я ведь тебя предупреждала. Нельзя было заводить собаку, да еще охотничью. Это же кобель, он за течной сучкой на край света убежит, обо всем забудет.
— Да, — всхлипнула Соня, — а потом опомнится, увидит, что потерялся. Ему сразу станет страшно. Это я во всем виновата.
— Не надо, деточка, — смягчилась Надежда Павловна, — такое могло случиться и у меня, и у Веры. Ты, конечно, не прикрепила к ошейнику бирку с новым номером? — Оно грозно взглянула на дочь.
— Я забыла… — Вера сама была готова расплакаться. — Надо завтра утром позвонить по нашему старому номеру, предупредить… И еще, есть специальная служба поиска пропавших животных, надо узнать в справочной.
— Ладно, — вздохнула Надежда Павловна, — ложитесь спать, девочки. Это безобразие, что Соня у нас так поздно ложится. То на кухне всю ночь болтаете, теперь вот Мотю искали. Я там воду согрела, две большие кастрюли, чтобы вы помылись.
Вера поливала Соню из ковшика и все пыталась успокоить ее и себя.
— Он найдется, я чувствую. Мы объявления развесим, я распечатаю на принтере сразу штук тридцать, кто-нибудь найдет и позвонит.
— А Мотя пойдет с чужим человеком? Он ведь породистый, такие собаки дорого стоят. Вдруг его увел какой-нибудь бомж, чтобы продать на Птичьем рынке? — Соня сидела, съежившись в ванной, маленькая, худенькая, очень несчастная.
— Не думаю, — Вера закутала Соню в махровую простыню, — Матвей хоть и добродушный, но с чужим не пойдет.
— А как же тогда, если его хороший человек подберет, чтобы нам вернуть?
— Он отличает хороших от плохих, — грустно улыбнулась Вера. — С бомжом, который захочет его продать, Матвей не пойдет. От бомжа пахнет перегаром, а он этот запах терпеть не может.
Они на цыпочках вошли в комнату Надежды Павловны, Соня шмыгнула под одеяло и, прижимая к себе своего пупса, прошептала:
— Это я виновата. Все из-за меня. Никогда себе не прощу…
— Спи, маленькая, ты ни в чем не виновата, — Вера поцеловала ее в темную шелковистую макушку, — спи спокойно. Утро вечера мудренее.
Ни Вера, ни ее мама не были заядлыми собачницами. Когда Вере исполнилось восемь лет, она подобрала на улице крошечного щенка. Он был полумертвый от голода, с перебитой лапой. Мама разрешила оставить собаку в доме только на время выздоровления, а потом, сказала она, «мы пристроим его куда-нибудь. Нам еще собаки не хватало при моих полутора ставках! Кто будет с ним гулять? Это две как маленький ребенок!»
Щенок быстро шел на поправку. Через месяц он стал круглым, пушистым, лапа зажила, он только чуть прихрамывал. Вера назвала пса Кузей, в ветеринарной лечебнице ему сделали все положенные прививки, сказали, что собака здоровая, хорошая, дворняга с примесью эрдельтерьера. Когда он станет взрослым, все равно будет маленьким, чуть больше болонки.
Ни на какой Птичий рынок Кузю, разумеется, не отвезли. Надежда Павловна сама не заметила, как привязалась к собаке. Он рос умным, ласковым, все понимал, легко и быстро научился делать свои дела на дворе, а не дома, после двух-трех серьезных разговоров уразумел, что тапочки грызть нельзя, и в конце концов стал полноправным членом семьи. Он был приветлив со всеми, но никогда не ластился к чужим, не брал еду из чужих рук, не любил фамильярности.
В квартире напротив жила скандальная, сильно пьющая пара, муж и жена. Периодически они выносили свои разборки на лестничную площадку, вопили друг на друга, дрались, потом мирились, выпивали в честь примирения, и опять начиналось все сначала.
Кузя, как большинство собак, терпеть не мог пьяных. Встречая шумных соседей, он косился на них с неприязнью, а если они вели себя особенно бурно, начинал рычать и скалиться.
Однажды Вера возвращалась с псом с обычной вечерней прогулки. Кузя был без поводка. На лестничной площадке творилось что-то несусветное, пьяный сосед пытался выдрать своей благоверной остатки волос, а она колошматила драгоценного супруга шваброй. Соседи из другой квартиры вызвали милицию, которая еще не приехала. На трех ближайших этажах высовывались головы из дверей, раздавались голоса: «Прекратите! Ну сколько можно?!»
Вера взяла Кузю на руки от греха подальше. Прижимаясь к стене, она попыталась проскользнуть к своей двери, но швабра пьяной бабы задела ее плечо. Кузя моментально соскочил с рук. Он не мог простить, что его хозяйку кто-то посмел ударить палкой. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Отчаянно затявкав, он вцепился в ногу разъяренной соседке. Она завопила и отшвырнула Кузю ногой с такой силой, что маленький, пушистый черно-белый комок перелетел через перила и упал в лестничный пролет с пятого этажа.
Что было потом. Вера не помнила. Никогда в жизни она так страшно не плакала. Она неслась вниз по лестнице, заливаясь слезами, несколько раз упала, расшибла коленки. За ней вслед бежала ее мама, но догнать не могла. В это время как раз приехал милицейский наряд.
Жалобы на буйную чету поступали постоянно, однако милиция смотрела на это сквозь пальцы. Сами, мол, разбирайтесь. Но тут на них набросился весь подъезд.
— Вот, поглядите, дождались! — кричала старушка с шестого этажа. — Сегодня они собаку убили, а завтра начнут нас убивать!
— Они должны ответить по закону! — жестко говорил молодой отец семейства с четвертого этажа. — Они не только убили собаку, они нанесли ребенку серьезнейшую психологическую травму.
— Развели тут собак! — спохватившись, завизжала пьяная баба, главная виновница происшедшего. — Это их надо привлечь с их шавкой! Вон, ногу мне прогрыз, говнюк поганый! Сдох ублюдок, и правильно! Туда ему и дорога!
Милиционеры посмотрели на пьяную бабу и ее присмиревшего мужа, потом — на задыхающуюся от слез двенадцатилетнюю девочку с мертвой собакой на руках и все-таки забрали алкашей в отделение, а позже буйную чету привлекли к уголовной ответственности по статье «злостное хулиганство» и выселили за сто первый километр.
Надежда Павловна долго не могла вывести дочь из шока и зареклась заводить какую-либо живность в доме.
— Животные совершенно беззащитны перед жестокими людьми, перед машинами, даже перед болезнями, и вообще собачий век короток, а привязываешься к ним почти как к детям, — говорила она, — я не хочу, чтобы мы с тобой еще раз пережили нечто подобное.
Прошло много лет. В доме не было ни собак, ни кошек.
Однажды поздним вечером Вера возвращалась с работы. Стоял февраль, было очень холодно. В переулке в фонарном луче метался под снегом какой-то рыжий комок. Он скулил, нюхал сугробы, бегая, поджимал лапы — между подушечками набился снег, растаял, заледенел, псу было очень больно. Увидев Веру, он бросился прямо к ней, радостно завилял хвостом, запрыгал.
— Ты обознался, малыш, — вздохнула Вера и жестко сказала себе: «Нет!»
Впрочем, она уже поняла: никуда ей от этого рыжего продрогшего счастья не деться. Она уговаривала себя, а потом и маму, что они возьмут пса на время, пока не объявятся настоящие хозяева. Пес породистый, кто-то должен его искать, волноваться. А если оставить его вот так, на морозе, на улице, он погибнет, он ведь домашний, это сразу видно. На нем ошейник, правда, какой-то изодранный, без бирки с номером, но все-таки…