Нил и египетская цивилизация — страница 14 из 20

ЗАКАТ МЕМФИССКОЙ МОНАРХИИ. ФЕОДАЛЬНЫЙ ПЕРИОД И СМУТА (С VI ПО XI ДИНАСТИЮ)

I. Царская семья и управление Египтом

Насколько можно судить по Текстам пирамид, около 2500 года до н. э. Египтом по божественному праву правила абсолютная монархия. De facto фундаментом власти царя служила доктрина, согласно которой правитель был богом Гором, находящимся среди людей (в эпоху Древнего царства фараона называли Богом или Великим Богом), наследником Осириса и в то же время сыном Ра. Фараон в своем лице сосредоточил всю полноту власти, религиозной по своей сущности. Живому фараону поклонялись как Гору и Ра. Умерев, он становился Осирисом в Аменти и Ра на небе. Он был единственным Посредником между богами и людьми, Заступником, который знал и выполнял обряды (ir ikhet), кто знал, как возносить молитвы (dua) богам, тем, кто знал «все секреты магии».

В игоге царь занимал все высшие посты в государстве. Он был жрецом, судьей и командующим армией. Более того, он владел всей землей в Египте. Об этом говорит трансформация «переписи», которая по-прежнему проводилась через каждые два года. При тинитских царях в перепись включались поля и золото, земельная собственность и движимое имущество. В период правления царей IV, V и VI династий перепись касалась лишь крупного и мелкого домашнего скота. Следовательно, земельная собственность уже не являлась объектом налогообложения, либо потому, что принадлежала самому фараону, либо потому, что земля стала свободной собственностью в руках землевладельцев или богов.

Цари VI–VIII династий

В том случае, когда часть земли отдавалась богу в качестве земельной собственности, жрецу в виде вознаграждения или фавориту в качестве подарка, и новый землевладелец желал распорядиться собственностью как пожертвованием или погребальным имуществом, он мог сделать это лишь только в том случае, если «царское письмо» разрешало отчуждение участка от владения. Таким образом, фараон сохранял контроль над землей. Вероятно, мы должны принять первую из предложенных выше гипотез, согласно которой ограничение переписи поголовьем домашнего скота свидетельствовало о том, что вся земля находилась в собственности фараона. Этот примечательный факт хорошо вписывается в теорию абсолютной монархии по божественному праву, о которой говорят нам Тексты пирамид.

Однако, чтобы управлять своими огромными земельными владениями, царю нужны были помощники. Известно, что вплоть до VI династии царь доверяет большую часть высоких государственных постов своим сыновьям, внукам, братьям и прочим родственникам. Члены царской семьи, которая хотя и не является божественной, но пользуется привилегиями ее главы, занимают следующие посты: 1) жрецы царя или богов (hem neter), чтецы или священники, совершающие богослужения (sem, kheri-heb); 2) судьи, главным из которых является визирь (tati), первое должностное лицо в государстве; 3) высшие должностные лица дворца и казначейства, Советник Бога (царя), начальники продовольственных хранилищ, военачальники, а также многочисленные начальники таинств различных служб; 4) номархи, управлявшие номами Верхнего и Нижнего Египта.

При IV династии пост визиря, чати, занимали только сыновья царей. В период правления V династии большинство визирей являлись царскими внуками. При дворе фараона, представлявшем собой одну большую семью в самом точном смысле этого слова, высшие посты владыка отдавал своим «дорогим сыновьям», «сыновьям от плоти своей» (sa mer-f, sa n khet-f), «царским знакомым» (rekh nsut), то есть своим многочисленным внукам, затем своим «друзьям» (smer, делившимся на несколько категорий), которые несли охрану дворца, и, наконец, людям не всегда царской крови, но пользовавшимся благосклонностью царя, Привилегированным (imakhu).

Занимать государственный пост означало прикоснуться к божественному. Так что, когда царь выбирает высшее должностное лицо, он «освящает, благословляет» сановника «помазанием» (ureh) и выказывает почтение (nez)[170] освящаемому человеку, подобно тому как он сам выказывает почтение богам. Занимать важный пост при дворе означало быть причастным к религиозным и магическим таинствам царя[171]. Для человека постороннего это было равноценно вступлению в царскую семью. Чтобы вознаградить своих чиновников, царь позволял им питаться во дворце, если они находились при нем, если же они занимали посты в провинциях, то даровал им земельные участки, выделенные из его владений. В одних случаях земля передавалась в личную собственность, в других – как содержание, составлявшее неотъемлемую часть должностного жалованья, получаемого и возвращаемого вместе с нею.

Из надписей биографического характера, обнаруженных в гробницах чиновников, нам известно об их карьерах. Пользуясь этими текстами, можно проследить трансформацию карьер с III по VI династию. Вот перед нами некий Мтен, живший при Снефру в начале IV династии. Из надписей в его гробнице в Саккаре мы узнаем кое-что об этом человеке.

«Сын судебного писца, не давшего своему сыну [чтобы обеспечить положение в обществе] ни зерна, ни домашней утвари, а лишь только слуг и немного скота». Мтен начал свою карьеру в царской администрации как «писец продовольственных закромов, начальник закромов», затем он стал «глашатаем и сборщиком налогов с крестьян». Мтен трудился под началом правителя нома с центром в Ксоисе и вскоре продвинулся по служебной лестнице, став «писцом-глашатаем и начальником всего Царского Льна». Затем он занял должность «Главы» царских владений, а еще через некоторое время стал Наместником города Деп (Буто) и Правителем Ксоисского нома. Царь милостиво даровал ему землю в личную собственность. Позднее Мтен стал номархом и носил официальный титул: «Начальник Страны, Наместник Нома, Начальник посланий для синопольского нома и Сборщик Налогов (?) для Мендесийского нома». Еще через некоторое время Мтен «подчинил себе Саисский и Западный номы, став Главой деклараций домена»[172]. Сам Мтен стал владельцем двенадцати земельных участков в Саисском, Ксоисском и Летопольском номах. Надо отметить, что Мтен носил титул царского знакомого (rekh nsut), предназначавшегося для внуков царя. Однако Мтен продвигался по служебной лестнице не при дворе. Он начал с незначительных должностей и прокладывал себе путь к более высоким постам, пока не стал, наконец, номархом.

Совсем другое впечатление остается от карьеры Птахшепсеса, жившего в конце IV или первой трети V династии.

«Рожденный в эпоху Микерина, он воспитывался среди Царских Детей в Великом Дворце Царя, в гареме, и Царь выделял его среди прочих… Поскольку Царь благоволил к Птахшепсесу, он дал ему в жены свою царственную дочь Маатху, ибо Царь предпочел, чтобы его дочь была с Птахшепсесом, а не с другим мужчиной. В правление Усеркафа он был Великим начальником строительных работ[173] и Царь ценил его более других слуг. Птахшепсесу было даровано право входить в лодку Царя и охранять Царя. При царе Сахуре, будучи у него в большей милости, чем другие слуги, Птахшепсес был начальником таинств всех работ, какие угодно было делать Царю, и каждый день украшал двор Царя своим присутствием. В правление Нефериркары, будучи в милости у Царя более других слуг, он удостаивался похвалы Царя за все, что делал, и его величество разрешил ему облобызать его ноги, ибо Царь не желал, чтобы Птахшепсес лобызал землю. При Неферфра Птахшепсес, которого Царь ценил более других слуг, вступал на борт ладьи «Та, что несет на себе Богов» во время всех коронационных празднеств, будучи любимым придворным Царя. Во время Неусерры Птахшепсес охранял Царя по желанию последнего, ибо Царь любил Птахшепсеса»[174].

Другой сановник, Сабу, бывший верховным жрецом Птаха в Мемфисе при Унасе и Тети (начало VI династии), описывает свою карьеру теми же словами и прибавляет: «его величество пригласил меня ко двору. Он обеспечил меня пищей во всех местах, где я был. Никогда прежде ни один царь не даровал такую милость слуге, меня Царь любил больше других своих слуг, он каждый день осыпал меня милостями, ибо я занимал место Привилегированного (imakhu) в сердце его. Я был искусен во всем, что делал для его величества, познал все тайны двора, и Царь ценил меня». Сабу также называет себя «Начальником таинств» и «Имаху при каждом государе»[175].

Птахшепсес и Сабу были фаворитами, проявившими себя главным образом на придворной службе, в то время как Мтен провел свою жизнь в провинциях за активной деятельностью.

Теперь взглянем на Уни, чиновника, который в начале VI династии занимал весьма скромные должности, а впоследствии достиг высших чинов. Он сам рассказывает свою историю:

Первые должности при дворе. «Я повзрослел при царе Тети. Должность моя называлась Смотритель житницы. Фараон сделал меня Надзирателем за его арендаторами… Вскоре я стал служить у его величества Пепи [I]. Царь даровал мне должность Надсмотрщика за жрецами при его Пирамиде. Хотя я занимал пост Надзирателя за арендаторами, Царь сделал меня Судьей, Хранителем Нехена, ибо его сердце было благосклонно ко мне более, чем к другим слугам. Я стоял вместе с Судьей, Визирем, от имени Царя управляющего царским гаремом и шестью великими судами справедливости, ибо сердце его величества было исполнено мною более, чем другими сановниками, и более, чем другими слугами».

Уни получает гробницу. «Я попросил Царя привезти мне из Туры саркофаг из белого камня. Его величество повелел снарядить лодку с командой, чтобы привезти мне саркофаг из Туры. Вскоре мне привезли саркофаг и крышку, а также дверь для гробницы. Никогда прежде цари не делали такого для своих слуг, ибо его величество ценил меня превыше всех и я радовал его сердце».

Уни – судья при дворе. «Когда я был Судьей и Хранителем Нехена, Царь сделал меня своим Единственным Другом и Начальником арендаторов фараона… Я потеснил (?) четырех Начальников арендаторов фараона, что занимали этот пост. Я действовал так, что его величество хвалил меня – я охранял дворец, пролагал Царю дорогу и следил за его безопасностью. Все это я делал так, что Царь осыпал меня похвалами больше прежнего.

Когда велось расследование в царском гареме, касающееся Великой Царской Супруги, Амтси, его величество позволил мне войти в гарем, чтобы я провел расследование. Я был один, со мной не было ни Судьи, ни Визиря, ибо я был опытен и Царь был благосклонен ко мне. Я записал все, что было услышано мною. Никогда прежде возможность услышать тайны царского гарема [не представлялась] никому, выпала она только мне, ибо его величество ценил меня более других слуг, превыше знатных сановников».

Затем началась война Пепи I с азиатами, о которой я рассказывал в книге «От племени к империи». Армия царя состояла из воинов Юга и Севера, негров и нубийцев.

Уни-военачальник. «Его величество поставил меня во главе своей армии. Были там военачальники, Советники с Севера, Единственные Друзья Царя, главнокомандующие (номархи), Наместники Верхнего и Нижнего Египта, Начальники переводчиков, Начальники жрецов Нижнего и Верхнего Египта, стоявшие во главе войск Верхнего и Нижнего Египта, областей и городов, которыми они управляли. Но именно я стоял во главе армии, хотя и занимал должность Начальника арендаторов фараона. И я так хорошо исполнял свои обязанности, что ни один человек не занял место другого, ни один человек не взял у другого хлеб или сандалии, ни один человек не украл одежду в каком-либо городе, ни один человек не украл козу у кого бы то ни было».

Уни вернулся с победой, но впоследствии вынужден был еще пять раз возвращаться в страну врага, чтобы подавить мятежи.

Уни – Глава всего Верхнего Египта. Когда на трон вступил Меренра, Уни был «в Великом Чертоге Носителем [Царских] Сандалий». Меренра сделал его «Правителем Верхнего Египта от Элефантины [I нома] до севера нома Ножа [XXII]», поскольку был доволен его службой. «Когда я был Носителем Сандалий, его величество хвалил меня за мою бдительность и неусыпный надзор за безопасностью царя, ибо я делал это лучше прочих сановников и других слуг. Я занимал пост Наместника Верхнего Египта и действовал во имя всеобщего мира, так что никто не посягал на мою территорию. Я выполнял все свои обязанности и вел записи обо всех расходах. Я делал все, что должен делать наместник, и его величество хвалил меня».

Уни и строительство пирамиды Меренра. «Затем его величество послал меня в Ибхат[176], чтобы я привез оттуда саркофаг с крышкой, а также верхушку для пирамиды царя Меренра. И его величество послал меня на остров Элефантина, чтобы я привез оттуда гранитную дверь и жертвеннники, а также плиты для верхней камеры пирамиды царя Меренра. Я отплыл оттуда на Север, к пирамиде Меренра, с шестью грузовыми судами, тремя плотами и тремя лодками в восемь фатомов[177]. Никогда еще, ни при одном царе такая внушительная экспедиция не отправлялась в Ибхат или Элефантину. Я сделал все, что приказал мне его величество.

Фараон послал меня в Хатнуб[178] и повелел привезти оттуда большой жертвенник из Хатнубского камня. Я привез ему этот саркофаг через семнадцать дней, [после того как] он был высечен в Хатнубе. Я погрузил саркофаг на судно, специально построенное мною из ствола акации, и отплыл на Север. Длина судна составляла 60 локтей, а ширина – 30 локтей, и построено оно было за семнадцать дней в третий месяц лета. И хотя Пороги[179] были маловодны, я успешно справился с задачей и пристал к берегу у гробницы царя. Все было выполнено в соответствии с божественным повелением его величества.

Затем его величество повелел мне прорыть пять каналов в Верхнем Египте и построить три грузовых судна и четыре плота из дерева акации, что растет в стране Уауат. Поскольку наместники чужих стран приготовили древесину, я сделал все за один год, спустил суда на воду и нагрузил их гранитными блоками для гробницы царя. Воистину, я сберег [время] для дворца, посредством строительства пяти каналов, в этом моя заслуга. Все было исполнено в соответствии с божественным повелением Ка царя (?)».

Заключение. «И вот я, любимый слуга его отца, осыпанный похвалами его матери, я, деятельный Наместник Верхнего Египта, Имаху Осириса, Уни».

Ни один комментарий не скажет больше, чем этот простой текст с биографией Уни, наиболее сохранный текст Древнего Египта. Он хорошо отражает деспотичность и капризность осуществляющих власть. Царь управлял страной с помощью достойных доверия слуг, научившихся справляться с любыми трудностями и демонстрировать незаурядную инициативу в любой сфере даже во времена, когда управление страной практически перешло в руки корпуса чиновников и уже не являлось привилегией царской семьи. Если власть царя была столь всеобъемлющей к середине VI династии, то какой же она была при IV и V династиях, когда члены царской семьи занимали все ключевые посты в государстве?

II. Привилегированные Имаху

Родственники царя, придворные и чиновники высокого ранга пользовались, как мы уже видели, привилегиями, описывая которые они говорили «Я – Имаху Царя». Не думаю, что это слово имеет то туманное значение «сановник», которое ему приписывают. Действительно, значение этого термина несколько расширилось вследствие неумолимого бега времени и социальной эволюции, так что начиная с XII династии мы можем с уверенностью переводить его как «вассал» или «приверженец» царя или бога. Однако в эпоху Древнего царства это слово имело вполне определенное значение. Оно конкретно означало привилегированный статус личности по отношению к царю и богам. Оно означало человека, который служит царю, будь то его сын, внук или друг. В награду за службу Имаху получал «милости царя». Эти привилегии состояли в ежедневном получении пищи, человек допускался к трапезе царя, или же ему позволялось извлекать выгоду из продовольственных запасов, хранившихся на царских складах. Также ему могла быть выделена земельная собственность, которая обеспечивала его пропитание.

Следовательно, Имаху – это nourris[180], вассал, обеспечиваемый царем. Уместно вспомнить первобытные общества, в которых право на долю при распределении пищи определяло положение вассалов.

Вероятно, члены царской семьи и высокопоставленные чиновники являлись Имаху, ipso facto и по определению. Другие добивались этого завидного положения лишь к концу своей карьеры. Они становились Имаху уже в преклонных годах, буквально поседев на царской службе, – это те, чья служба при дворе подошла к концу и для кого Имаху становилось высшей наградой. Имаху придавалась такая значимость, что жрецы считали этот институт небесным, включив его в качестве составной части идеального сообщества богов. Когда царь прибывал на небо, он обретал права и обязательства Имаху по отношению к своему повелителю Ра, «подобно Гору, которому перешел дом отца его» (Тексты пирамид, § 1219).

Рис. 50. Эмблема Имаху. Знак отличия. Что означает этот предмет – неясно

Кроме того, привилегией Имаху в загробном мире пользовались родственники царя, его друзья и высокопоставленные чиновники. Биография Уни является примером таких заупокойных милостей. На закате своей карьеры от Пепи I он получил в дар гробницу с саркофагом и заупокойным храмом. Об этом же просил царя Сахуру его главный врач: «Да повелит твое Ка, о возлюбленный [Царь] Ра, чтобы мне дали каменную стелу для этой гробницы божественного Нижнего мира». Его величество велел привезти ему из Тура две стелы, которые поместили в гипостильный зал дворца Сахура. Для выполнения работы были приглашены два начальника работ и ремесленники, они должны были трудиться под надзором самого Царя. Камень прибывал каждый день. За рабочими, трудившимися во дворце, неусыпно наблюдали. Его величество повелел включить в число рабочих граверов (?), делавших надписи, и они писали [тексты] синим цветом. Затем фараон сказал своему врачу: «Так же верно, как то, что этот нос [выдыхает] здоровье, [мой нос], который любят боги, ты отправишься в Херт-Нетер в преклонном возрасте, как Имаху». Тогда я низко поклонился царю и исполнил Утренний Гимн каждому богу в честь Сахуры, ибо он знает всех, кто ему служит. Все, что изрекают уста Царя, немедленно воплощается в жизнь, ибо Бог даровал Царю способность заглядывать в сердца людей, ибо Царь величественнее, чем боги. Если ты почитаешь Ра, исполни Утренний Гимн каждому богу в честь Сахуры, который сделал из меня то, чем я являюсь. Я его Имаху, и я никогда не делал зла другим людям».

Картина была бы неполной без рассказа Синухета (XII династия) о принятии его царем и даровании ему звания Имаху: «Царь сказал ему: «Твоя жизнь клонится к закату… ты думаешь о дне своего погребения, и ты получишь высокий сан Имаху…В день твоего погребения перед телом твоим будет идти процессия… Заклинания перед жертвенниками будут произноситься для тебя, жертвы будут принесены для тебя, а кроме того, твой саркофаг и пирамида будут возведены из белого камня в круге Царских Детей». Синухет говорит: «Дом Царского Сына был дарован мне с его богатствами и купальней, чудесными украшениями и мебелью из Двойного Белого Дома, с царскими одеждами и множеством благовоний… И мне трижды, а то и четыре раза в день приносили лакомства из Дворца в дополнение к тому, что Дети давали мне непрестанно. Посреди других пирамид для меня поставили каменную пирамиду. Место для нее выбрал главный каменщик Царя, главный скульптор высек ее. Вся необходимая обстановка была помещена в закрома… Тело «слуг Ка» было сделано для меня… затем я выделил землю и учредил заупокойный домен с землями возле города, как это делалось для Друзей из числа первых. Моя статуя была позолочена, а ее набедренная повязка – посеребрена, и все это было сделано по повелению его величества. И сделано это было не для простого слуги, ибо я снискал благосклонность Царя и был его любимцем [hesut net nsut], пока не настало для меня время пристать [к другому берегу]»[181].

Какой вывод мы должны сделать из этих текстов? Люди, принадлежавшие к ближнему кругу царя, – его семья, друзья и высокопоставленные чиновники – составляли класс привилегированных персон. Во-первых, они имели свою долю в политической власти и принимали участие в управлении страной. Во-вторых, после смерти они должны были покоиться в гробницах, расположенных вокруг пирамиды их фараона и построенных за счет этого фараона. В-третьих, точно так же, как фараон кормил своих Имаху при их жизни, он заботился о заупокойных приношениях после их смерти. Как правило, приношения эти совершались поселениями в царском домене и назывались «Приношениями, дарованными Царем». В определенные дни мужчины и женщины приходили к гробницам, чтобы исполнить свой долг. На стенах заупокойных храмов мы видим изображения этих людей, выстроившихся длинными рядами, и возле каждого из них начертано имя местности, откуда они пришли (илл. 15).

Тексты вполне определенно говорят нам, что подобные почести оказывались родственникам царя, его друзьям и чиновникам именно потому, что они, являясь Имаху, были связаны с царем особыми узами. «Заупокойные приношения – и деревни, – которые царь даровал мне как Имаху», – говорит современник Хефрена, чья гробница находится в некрополе, расположенном рядом с пирамидой этого фараона. Знатный человек, живший в эпоху XII династии, так говорит о привилегированном статусе: «Друг Царя покоится [с миром] как Имаху, но нет гробницы у того, кто поднимает голос против его величества; тело такого человека будет брошено в воду».

Получение в дар от фараона гробницы означало, что царь разрешал своим Привилегированным имитировать магические обряды, которые совершал сам, чтобы воскреснуть после смерти. Но Тексты пирамид проводят четкое различие между «смертью царя» и «смертью каждого смертного» (§ 1468), и даже Имаху в загробном мире должны были занять положение ниже царя, чтобы между владыкой и его подданными сохранялась дистанция, как и при жизни. В распоряжении царя было много весьма действенных способов обретения бессмертия, хранимых им для себя, и лишь с немногими он делился знаниями, со своей семьей и приближенными. С другой стороны, как мы уже видели, царь давал этим людям дары, призванные сохранить их тела после смерти, – гробницы, саркофаги. Однако без соответствующих обрядов все эти предметы были бесполезны. Следовательно, фараон должен был открыть своим приближенным обряды «Отверзания Уст» и «одухотворения» (sakh), благодаря которым мумия и изваяние должны были возродиться в бессмертном теле, Джет, в которое вселялись Ка, Дух (Ах) и Душа (Ба)[182].

Для того чтобы мертвые могли вкушать пищу, царь прибавлял к осязаемым дарам право использовать магические заклинания, благодаря которым пища (воображаемая, но наделенная магической сущностью) должна была постоянно появляться на жертвенниках гробниц. Как мы уже знаем, голос фараона способен был овеществлять произнесенные им слова. Подобным могуществом обладал любой, кто знал и мог произнести определенные фразы, будучи посвящен в таинства магии. Такими посвященными являлись Имаху. Их голоса «изрекали» (рис. 51–52), творя по их воле множество приношений, перечислявшихся в царском меню, изложенном на стенах гробниц.

Умерший, родственник или друг царя, воскреснув по причине этих магических действий, мог быть уверен, что его ждет новая жизнь, но где? В период, предшествовавший эпохе VI династии, его уделом было пребывание в подземном мире, в «божественном Нижнем мире», участи находиться в котором царь счастливо избежал, обосновавшись в небесном чертоге. Состоящие из двух частей, тексты гробниц начала Мемфисских династий (по ошибке называемые proscynemata, от греческого слова, означавшего «молитвы, произносимые на коленях») обнаруживают, что Имаху получали от царя две милости:

1. Приношение царя. Имаху имеет возможность быть погребенным в Херт-Нетере.

2. Приношение Анубиса. Во время всех празднеств на территории некрополя умершим будут дарованы приношения[183].

Рис. 51. «Приношения, дарованные царем»

Рис. 52. «То, что появляется по зову» (хлеб, пиво, быки, гуси и т. д.). Магическое овеществление приношений

В эпоху V династии царь даровал своим Имаху третью милость – способность покинуть гробницу и отправиться к Осирису, царю мертвых. Вот пример трехсоставной милости:

«1. Приношение от царя и Анубиса единственному другу N. Данная человеку возможность быть погребенным в ХертНетере, на Горе Запада, в преклонном возрасте, рядом с Великим Богом как Имаху царя.

2. Приношение от Осириса, правящего в Бусирисе, владыки Тинитского нома, единственному другу N. Имаху будут получать жертвенные приношения во время ежегодных празднеств и празднеств в некрополях.

3. Приношение от Khent-Amenti, владыки Горы Запада, единственному другу N. Имаху может беспрепятственно странствовать по дорогам, по которым странствуют Имаху богов»[184].

Приблизительно до прихода к власти представителей VI династии и речи не могло идти о том, чтобы на небеса восходили придворные. Лишь царь мог жить рядом с Ра.

Более того, религиозные права царских приближенных были существенно ограничены[185]. Даже члены царской семьи за время жизни на земле не имели прямых взаимоотношений с богами. За исключением титулов жречества, формулы с именами Анубиса, Осириса или Геба (земные боги), в гробницах того периода боги не упоминались и не изображались. «Когда входишь в гробницу Древнего царства, – пишет Огюст Мариет, первым открывший мастабы, – одно обстоятельство сразу привлекает внимание и позволяет датировать памятник – отсутствие изображений богов и каких-либо религиозных эмблем или символов». В то время не существовало, да и не могло существовать индивидуальное благочестие. У одного лишь царя было право говорить с богами. Лишь желая обнаружить особую милость по отношению к родственнику или другу или отблагодарить их за оказанные услуги, «царь возносил за них молитвы богам». Люди, правда, могли молить богов за фараона, но, желая обратиться к богам с личными просьбами, они должны были прибегнуть к его, фараона, посредничеству, посредничеству того, кто единственный был вправе совершать жертвоприношения богам.

Рис. 53. Нил приносит папирус, лотос и пищу

Итак, приблизительно до 2500 года до н. э. религиозные и политические права, даже в ограниченной форме, принадлежали исключительно царской семье. Члены семьи участвовали в управлении страной, жили в царской резиденции вместе с царем. Сановники, несшие службу вдали от столицы, возвращались ко двору в преклонном возрасте. В конце концов все они находили свой последний приют в некрополе, расположенном возле пирамиды фараона, и продолжали служить своему повелителю даже после смерти. В среднем при каждом фараоне было около пятисот Привилегированных.

Какова же была участь народа? Миллионы горожан и крестьян, ремесленников и земледельцев зарабатывали себе на жизнь, работая на царя и его двор, не имея при этом возможности претендовать на правовой статус, политические или религиозные права. Тысячи простолюдинов трудились в некрополях – зодчие, скульпторы, плотники, художники, каменотесы и каменщики, возводившие гробницы и создававшие их интерьер; жрецы; бальзамировщики, занимавшиеся мумиями. Наряду с ними трудились многочисленные ремесленники и крестьяне царского домена, собиравшие урожай необходимый для осуществлений регулярных приношений. Изображения в мастабах показывают этих людей за работой – обрабатывающих почву или занимающихся ремеслами с беспечностью бедняков. Прямо в песке мы находим их останки, немумифицированные, не заключенные в саркофаги, со следами весьма скудной пищи. В тот период в погребениях бедняков «не встречаются погребальные статуэтки, канопы, амулеты, формировавшие интерьер гробниц более позднего периода» (Мариет О., Мастабы). Для этих простолюдинов не существовало рая, если только царь не включал одного из них в число своих друзей или слуг. В Египте, как и в других древних обществах, где религия служила основой государственных институтов, религиозные, политические и гражданские права были неразрывно связаны. До VI династии ими обладали лишь «Привилегированные» родственники царя, его друзья и сановники (илл. 10–15).

III. VI–XI династии. Феодальное жречествоХартии вольностей

Давайте переместимся на пятьсот лет вперед, в 2000 год до н. э., к началу правления XII династии, и посетим один из крупнейших некрополей Среднего царства в Абидосе. Гробницы и погребальные стелы теснятся здесь не вокруг царской пирамиды, а вокруг гробницы Осириса, не возле фараона, а в непосредственной близи от бога мертвых. На этих стелах вперемешку написаны имена царей, их сыновей и дочерей, визирей и сановников, а также горожан, ремесленников, крестьян и других простых смертных, не занимавших административные посты. Все они от своего имени и от имени своих родных, друзей и слуг просят «царского приношения» – возможности попасть на небо. Они утверждают, что в загробном мире являются богами, «оправданными Осирисами» (Osiris maв-kheru). Их стелы покрыты формулами, отождествляющими их с Ра, царем небес. Каждый из погребенных утверждает, что в загробном мире станет Привилегированным (neb imakhu). Так все египтяне, без разделения на классы, получили привилегию «царской смерти». Вскоре мы увидим, что это были не пустые слова. Рассмотрим последствия этого явления, оказавшие влияние на социальную жизнь. Эволюция происходила в течение нескольких столетий и в определенные периоды была столь стремительной и бурной, что напоминала революцию.

Согласно Манефону, VI династия, Мемфисская по происхождению, включала шесть основных правителей, занимавших трон Египта в период, рамки которого приблизительно можно определить 2540–2390 годами до н. э. Один из последних царей, Пепи II, прожил около ста лет. В соответствии с Туринским папирусом и трудами Манефона, он правил с шести лет (по Манефону) и восседал на троне девяносто четыре года. Если это соответствует действительности, то правление это было самым продолжительным в мировой истории (примерно с 2485 до 2390 до н. э.). Если фараон правил страной, будучи ребенком, а затем дряхлым старцем, его царствование могло ввести в искушение амбициозных придворных, которые способны были попытаться посягнуть на царские прерогативы. И действительно, в правление Пепи II авторитет царя слабеет, а влияние олигархии жрецов и знати, напротив, усиливается.

В Египте, как позднее в Греции и Риме, произошел переход от абсолютной монархии к олигархии. В первую очередь, доминирующее влияние жрецов из Гелиополя привело к расширению привилегий жречества. Цари V династии, построившие храмы Солнца, уже находились под контролем жрецов Ра. В период VI династии солярные доктрины достигли расцвета. Мы видели, как Тети, Меренра, Пепи и прочие цари постепенно перестают возводить огромные каменные пирамиды, на стенах которых отсутствуют тексты, упоминающие богов, и заменяют их меньшими по размеру сооружениями, покрытыми изречениями – молитвами Осирису и Ра или просьбами сделать фараона после смерти равным богам. Однако жрецы, за которыми позднее последовали и другие образованные люди, интересовались религиозными, социальными и политическими проблемами и размышляли о сакральном эгоизме, характерном для института фараонов. Стали появляться и крепнуть гуманистические концепции, согласно которым справедливость занимала все больше места в земном и загробном мирах. Мы уже видели, что царь Унас после смерти предстал перед судом Ра и вынужден был доказывать, что по деяниям своим вполне заслуживает бессмертия.

Следовательно, интеллектуальный прогресс означал умаление власти фараона и трансформацию Сверхчеловека, которым прежде считался царь-бог, в Человека, сакрального по природе и божественного по рождению, но имеющего много общего с обычными людьми. Этапы этой интеллектуальной эволюции, породившей политический и социальный перевороты, отражены, например, во все ускоряющемся разделении царского домена, усилении влияния привилегированных персон и в большей личной свободе царских чиновников. Первыми, кто извлек для себя выгоду, стали жрецы.

Насколько нам известно, первыми освобождение получили жрецы, отправлявшие посмертный культ обожествленного царя в заупокойных храмах при царских пирамидах. В начале VI династии Снефру издал указ, согласно которому «два города двух его пирамид на вечные времена освобождались от какого бы то ни было принудительного труда в пользу царя и от уплаты налогов двору». В то же время арендаторы (буквально – «те, кто управлял доменами», khentiu she) этих двух городов освобождались от необходимости содержать царских посланцев, которые направлялись в эти города или в зависимые от них земли. Согласно царскому указу, этих арендаторов нельзя было отправлять на принудительные работы – пахоту, сбор урожая, охоту или работу в каменоломнях, а их земли, скот и насаждения должны были быть исключены из переписи, предпринимавшейся в целях оптимизации налогообложения. Двум городам была дарована хартия (вr), «объявленная» (upet) в административных органах, определявшая права и обязанности городов. В обмен на дарованные им привилегии арендаторы должны были совершать священные обряды во имя Снефру. В двадцать первый год своего правления Пепи I продлил срок действия хартии и Начальнику арендаторов, Уни, о чьей блестящей карьере нам уже известно, было приказано вместе с визирем и другими чиновниками подготовить соответствующий указ. Таким образом, освобождение, зафиксированное в хартии, было получено жрецами-арендаторами в качестве милости от царя.

В правление Пепи II появляется еще несколько подобных документов, которые показывают нам, как фараон стремился заложить основы для организации в храмах системы регулярных приношений в его честь. В Коптосе, в храме Мина, бога V нома, Пепи II поместил свое изваяние, сделанное из бронзы. Чтобы обеспечить статую ежедневными приношениями, был сформирован домен с тремя arourai полей и виноградников в V номе. Крестьяне получили хартию, устанавливавшую их обязанности. За отправлением культа и регулярным совершением приношений следил начальник жрецов храма Мина.

Несколько лет спустя освобождение получили некоторые города Верхнего Египта. Царь не стал повышать там налоги и посылать туда царских посланцев. Это был защищенный домен (khut), закрепленный за храмом Мина. Любой чиновник, будь то даже Правитель Юга, который осмелился бы нарушить царский указ, исключался из категории Жрецов Царской Пирамиды. Был основан «новый город» (nut ma), в котором был установлен столб из сирийской древесины с каменной табличкой, на которой был начертан царский указ, свидетельствующий о дарованных правах и привилегиях. В третьем указе, дата которого неизвестна, Пепи II продлил действие свобод в пределах того же домена. Вероятно, царь с большой неохотой делал это. Он отказался от налогов и принудительного труда в пользу двора. С другой стороны, он потребовал от земледельцев и ремесленников домена пожертвований в виде времени, потраченного на храмовые службы, и приношений, которые требовалось осуществить для культа царя.

Фрагмент указа из Абидоса говорит нам, что храм ХентАменти получил изваяния Пепи II, его супруги, его тетки и визиря Зау, которым во время каждого ежегодного празднества делались подношения – мясо и несколько кувшинов молока. Если бы мы могли помножить эти приношения на неизвестное нам число заупокойных храмов и количество всех статуй мемфисских царей, то представили бы себе, какую часть территории и доходов утратил царский домен. Определенно, сам факт продления действия хартий доказывает, что царь, крупнейший собственник, где мог пытался вернуть себе имущество, но не преуспел в этом. По мере того как монархия исподволь разорялась, жречество становилось все богаче: прошло некоторое время, и оно уже претендовало на обладание неотчуждаемым правом собственности.

Те же привилегии получили и храмы богов. К сожалению, в нашем распоряжении нет текста, который бы говорил о вольностях, дарованных храмам Солнца при V династии, или о свободах для жрецов Гелиополя. Но представление об этом мы можем получить, изучив привилегии, пожалованные храмам, занимавшим не столь значительное положение. Сведения об этих привилегиях были получены в ходе археологических раскопок. Документы, приведенные ниже, я расположил в хронологическом порядке.

В период правления V династии Нефериркара-Какаи (первый царь, взявший солярное коронационное имя) издал указ, адресованный Начальнику жрецов храма Хент-Аменти в Абидосе:

«Гор Усеркау. Царский указ Начальнику жрецов, Хемуру.

Сим указом я запрещаю любому человеку посылать ремесленников или кого бы то ни было на принудительные работы, кроме труда во благо бога в его храме и содержания храма.

Я запрещаю возлагать бремя принудительного труда на любое Поле Бога, находящееся в попечении жрецов. Равно запрещаю возлагать бремя принудительного труда на крестьян, работающих на Полях Бога, находящихся в попечении жрецов.

Ибо они освобождены на вечные времена согласно указу Царя Юга и Севера, Нефериркары, и никакого иного указа не существует.

Любой житель Нома, который осмелится взять жрецов, что трудятся на Полях Бога (ahet neter) в этом Номе, или послать на принудительный труд крестьян, работающих на Полях Бога, или же ремесленников, – того человека следует самого приставить к земледельческим работам на благо храма.

Правитель Верхнего Египта или Начальник стражи (?), замеченные в нарушении этого указа, должны быть приведены во дворец, а все принадлежащее им имущество и слуги переданы Полям Богов…

Скреплено печатью в моем, Царя, присутствии во второй месяц сезона Шему, в 10-й день».

Теперь, когда мы ознакомились с этим достаточно типичным указом, кратко рассмотрим другие подобные документы. В начале VI династии царя Тети известили, что царские чиновники осмелились вторгнуться во владения храма Хент-Аменти в Абидосе, «чтобы произвести оценку полей, крупного скота и принудительного труда в пользу царя». Царь немедленно издал указ, в котором заявил, что поля и жрецы были «закреплены» за Хент-Аменти и освобождены от всех сборов в пользу царя, а также что слуги царя не могут ссылаться на какую-либо иную хартию. То же самое было в Коптосе, где в 1912 году М. Реймонд Вейлл проводил раскопки. Здесь был обнаружен пространный указ Пепи I, подтвержденный впоследствии Пепи II, закреплявший привилегии жрецов храма Мина в Коптосе и их слуг в отношении налогов, труда и служб в пользу царя, «ибо они сохраняются за Мином из Коптоса на вечные времена». Царь отвергает ложные сообщения, согласно которым прочие царские указы налагают обязательства на жрецов Коптоса. Все эти измышления лживы. «Более всего справедливый царь любит, чтобы люди действовали в соответствии с настоящим указом», «царь ненавидит», когда они действуют вопреки его истинным намерениям. Ни один царский посланец не может вступить во владения храма. Любой чиновник, нарушивший царский указ, будет исключен из числа Жрецов Царских Пирамид.

Из этих текстов можно узнать много интересного об истории государственных институтов, они разворачивают перед нами целостную и яркую картину того, как цари тщетно сопротивлялись жрецам, постепенно уменьшавшим царский домен, отрывая от него кусок за куском. Мы видим, как они то шли на уступки, то отменяли их. Хартия вольностей, дарованная в приступе щедрости или в момент слабости, впоследствии оспаривалась и аннулировалась царскими чиновниками. В таких случаях царь, как правило, вынужден был открещиваться от них и идти на еще большие уступки. В конце концов эта тактика привела к опустошению казны, истощению ресурсов и исчезновению царского домена, в то время как Поля Богов (ιερά γη в Птолемеевых текстах), напротив, расширялись за счет царских владений[186]. Если в один прекрасный день мы обнаружим хартии вольностей и привилегий, дарованные жрецам Ра в Гелиополе, еще неизвестно, что они нам расскажут.

Таким образом, к концу VI династии фараон, теоретически являвшийся единственным, по меньшей мере главным жрецом, обнаружил, что ему противостоит олигархия жрецов, которой удалось наконец завладеть Полями Бога, сбросить с себя бремя царского контроля и заявить права на положение и авторитет при дворе, которые царь так опрометчиво упустил. За счет монархии жречество сумело сформировать то, что мы можем назвать феодальным духовенством.

IV. Провинциальная феодальная знать

Подобным же образом при VI династии из-под контроля двора освободились крупные мирские чиновники – номархи. Египет превратился в густонаселенное и процветающее государство, добившееся прогресса как в интеллектуальной, так и в материальной сферах. Ранее в небольшом Египте государственная администрация формировалась из членов царской семьи. Для Египта V и VI династий подобное политическое устройство стало непригодным, можно сказать, что члены царской семьи разрушили эту систему своими руками. Через несколько поколений сыновья, внуки и друзья царя значительно укрепили свое положение, они освободились от отцовского контроля и, подобно жрецам, поднялись на руинах царского домена и царской власти.

Впоследствии члены семей благородного происхождения, давно порвавшие связь со двором и существовавшие за счет своих собственных ресурсов, стали проявляться то тут, то там в качестве глав номов, заложив тем самым основы провинциальной аристократии, которая стала естественной оппозицией царским чиновникам.

Децентрализация власти, благосостояния и политического влияния особенно бросается в глаза в Верхнем Египте[187]. Влиятельные семьи появляются в большинстве номов. Гробницы этих семей, сохранившиеся почти повсеместно, называют нам их имена и рассказывают об их деяниях и устремлениях. Если подняться вверх по Нилу, от Мемфиса до Элефантины, можно встретить эти гробницы, они высечены в прибрежных скалах, возвышающихся над долиной. Дешашех (XIX ном), Завиет-эль-Мейтин (напротив Бени-Хасана, XVI ном), Шейх-Саид (близ Эль-Амарны, XV ном), Мейр (XIV ном), Деир-эль-Гебрауи (XII ном), Панополь (IX ном), Абидос (VII ном), Дендера (VI ном), Гермонт (близ Фив, IV ном), Эдфу (II ном) и Асуан (I ном) – вот места расположения главных некрополей, намечающих линию столиц провинциальной знати, возникавших начиная с VI династии.

Главы этих аристократических семей часто начинали свою карьеру при дворе, с высоких постов. Они носили титулы Наместника резиденции (heq het), обозначавший правителя столицы нома, и Верховного Владыки Нома (herj zaza hesept), принадлежавший номарху. Кроме того, каждый номарх являлся Начальником жрецов главного бога провинции.

Он также управлял солдатами (meshâu) местной милиции. Администратор, жрец и военачальник – номарх олицетворял царя во всех его основных ипостасях. Номарх гордился тем, что является чиновником фараона, но это было не столько реальным повиновением, сколько легализацией его власти. Он украшал себя титулом Советника Царя, имевшего право держать в своем доме царскую печать. Он просил о придворных должностях – Единственного Друга, наместника (r-pât) или Командующего [армией] (hati-â), и царь даровал ему их, иногда в качестве посмертного вознаграждения.

Однако номарх уже не был «человеком двора». Он живет и умирает «в своем доме, который он любит», который он расширяет и совершенствует. Номарх редко появляется при дворе. В номах, рядом с «собственностью двора» (ikhet n khenu) – царским доменом, за которым номарх осуществлял надзор, – у него и его семьи была «собственность дома наместника», «собственность его отца», то есть унаследованное имущество, и номарх по мере своих сил старался увеличить их за счет собственности двора. Будучи Начальником жрецов, номарх пользовался привилегиями, добытыми жрецами у царя, пользуясь его слабостью или щедростью. И царь отдавал земли и освобождал от уплаты налогов – все за свой счет. Подобно царю и жречеству, номарх основывает новые города (nut ma) – так называемые «свободные поселения», в которые стекаются жители, привлеченные соблазнительными свободами. Номарх XII нома Ханку (V династия) поведал о своем весьма изобретательном способе соперничества с царем: «Я восстановил пришедшие в упадок города этого нома и привлек в них разумных людей из других номов. Те из них, что пришли как крестьяне, занимали здесь должность Сару, и я никогда ни у кого не отнимал имущества, никто не мог бы обвинить меня в том перед богом города».

Теперь в свидетели своей добродетельности номарх призывает не Ра, а бога своего города. Своему личному, провинциальному богу он поверяет надежды и называет себя его Имаху. Наконец, местнический характер аристократических семей становится все более заметным, когда номархи – в тех случаях, когда не делают этого самовольно, – получают от царя инвеституру той же самой должностью, для своего старшего сына, либо еще при жизни, либо после своей смерти. Неканх, Начальник жрецов и Наместник Новых Городов, «говорил» (uzu medu) со своими детьми (как царь с подданными), назначив их жрецами Хатор и сделав этот пост наследственным – переходящим от отца к сыну на вечные времена. В Абидосе визирь Зау, зять царя Пепи I, построил себе гробницу в Тинисе, «за пределами нома, где он родился», для себя и своего отца. В Эдфу номарх Пепинефер, в период правления Пепи I и Меренры, получил высокие должности по наследству от своего отца. В Асуане стала править новообразованная династическая линия. В Мейре тоже была основана династия – у Черного Пепи было три сына – Пепи-Анкх Старший, Пепи-Анкх Второй и Пепи-Анкх Младший, разделившие между собой должности отца, а впоследствии упокоившиеся вместе с ним в его гробнице. На основании этих фактов мы можем сделать вывод, что по мере того, как в провинциях высшие должности становились наследственными, прежнее государство чиновников, созданное первыми династиями фараонов, раскололось на небольшие феодальные образования в рамках давно существующих номов.

Поражает тон, c которым эти провинциальные вельможи хвалились своим могуществом или заботой, которую они проявляли по отношению к своим подданным. Возьмем номарха из Эдфу, Пепинефера, который, как и Уни, жил при первых трех царях VI династии. При царе Тети его отец занимал должность Верховного Главы Земли Нома Утест-Гора (II нома). Впоследствии он отправил Пепинефера ко двору получать образование. Пусть теперь Пепинефер сам говорит за себя:

«В правление Тети I я был ребенком из знатной семьи, при царе Пепи Первом меня отправили ко двору, чтобы я воспитывался там вместе с детьми номархов и стал Единственным Другом Начальника арендаторов фараона при царе Пепи. Позднее царь Меренра отправил меня вверх по Нилу в ном Утест-Гора в качестве Единственного Друга, Номарха, Начальника житницы Верхнего Египта и Начальника жрецов Эдфу, ибо царь был милостив ко мне. Посвящение мое [nez][188] произошло во время празднества, и царь ценил меня больше других номархов Верхнего Египта.

Управление имуществом двора. На своем посту я трудился так, что крупный скот этого нома был куда лучше того, что раньше отправлялся в стойла царя, и он был лучшим на всем Юге благодаря моей неусыпной заботе и искусному управлению имуществом двора [ikhet n khenu]. Я был Начальником таинств и знал каждое слово, что выходило за ворота Элефантины и стран Юга».

Хорошо служа царю, Пепинефер не меньше делал и для своих подданных. Он стал популярным в народе благодаря справедливому использованию заупокойного имущества (per zet).

«Я давал хлеб голодным[189] и одежду нищим благодаря тому, что я нашел в номе. Я давал кувшины молока и отмерял Южное зерно из заупокойной житницы голодным, которых я нашел в номе. Я изменил положение тех, у кого не было своего зерна, при помощи заупокойного домена. Я хоронил тех, у кого не было сыновей благодаря имуществу из заупокойного домена [ikhet n per zet]. Я принес мир в чужие страны, повинующиеся двору, благодаря моей неусыпной заботе об этом, и мой Государь хвалил меня. Я освободил бедняков от тех, кто был богаче, я делил наследство между братьями, чтобы они жили в мире.

Другие надписи повествуют о способах, посредством которых номархи получали от царя погребальные обряды – необходимое дополнение к их политическому и социальному престижу. Номарх Иби из Деир-эль-Гебрауи рассказывает нам, что он обустроил себе гробницу за счет доходов со своих городов, благодаря своему жалованью жреца, а также Царскому Приношению, дарованному его величеством. Себни из Элефантины говорит, что его отец Меху погиб во время похода в Судан. Себни отыскал его тело, поместил его в гроб и известил фараона. Царь незамедлительно прислал бальзамировщика, жрецов и плакальщиков, чтобы почтить [nez] Меху. «Они принесли для него масла из Белого Дома, оружие из арсенала, одеяния из Двойного Белого Дома и погребальные принадлежности из царского дворца». Сопровождало весь этот груз письмо царя, поздравляющего Себни с тем, что тому удалось вернуть тело отца. Сам Себни авансом получил свои погребальные принадлежности, тридцать arourai земли в Нижнем и Верхнем Египте, а также пост и привилегии жреца пирамиды Пепи II.

Дело номарха Зау тоже типично. Он говорит: «Я похоронил отца своего, Зау, с бґольшим почетом, чем любого из его современников в Верхнем Египте. Я попросил Царя Пепи II о милости, желая получить саркофаг, погребальные одеяния и масла для своего отца. Его величество послал мне, своему арендатору, саркофаг из дерева, ритуальные масла, благовония и две сотни кусков Южного полотна наилучшего качества, взятые из Двойного Белого Дома для Зау, и подобного никто никогда не делал для слуги своего. Затем я устроил себе склеп в одной гробнице с Зау, так чтобы после смерти мог пребывать с ним в одном месте. Я мог бы построить себе другую гробницу, но сделал так, потому что желал видеть Зау каждый день, потому что желал пребывать с ним в одном месте… И когда я попросил его величество даровать Зау титул правителя [hati-â], Царь издал указ и даровал Зау титул правителя, а также приношения».

Наследование должностей и царского благоволения, даже дарованные после смерти, как в случае с Зау, – таков обычай всех олигархий. Подобно тому как Гор наследовал Осирису, а фараон, сын богов, получал свой «высокий пост» по наследству, так и номархи считали себя вправе основывать провинциальные наследственные династии. В своих собственных номах они воздерживались от «лишения сына имущества его отца», повсюду внушая уважение институту наследования.

С другой стороны, мы видим, что цари VI династии желали держать номархов под присмотром. Они пытались насаждать покорность и придворные обычаи в провинциальных номах, «воспитывая детей номархов при дворе» и делая из них заложников отцовской лояльности (кстати сказать, подобная тактика применялась и при дворе Птолемеев).

Кроме того, царь учредил должность наместника Верхнего Египта, который должен был инспектировать двадцать два южных нома, и сам этот факт доказывает, что царский двор предпринимал усилия, чтобы помешать укреплению независимости номархов. Впоследствии эта должность перешла в руки нескольких номархов, таких как Заути из VII нома и Иби из XII нома. Титул превратился скорее в почетное звание и стал представлять собой синекуру. Так даже репрессивные меры ослабляли царскую власть.

Когда провинциальная знать получила право быть погребенной в своем номе за счет царя, участь Осириса перестала удовлетворять их. Печальное загробное существование в подземном мире, которое с презрением было отвергнуто фараоном, возносившимся на небо, уже не отвечало амбициям и интеллектуальным запросам аристократов. Будучи в некотором роде причастны к бессмертию своего повелителя, они теперь желали последовать за ним на небо. Эта высочайшая милость – существо которой состояло в причащении к гелиопольской доктрине, прежде считавшейся привилегией царя, – была дарована им в эпоху VI династии.

Номархи Асуана, Деир-эль-Гебрауи, Шейх-Саида в своих погребальных надписях с гордостью сообщают нам, что они могут «без опаски странствовать по божественным путям Запада, где путешествует Дух, и возноситься к Богу, Владыке Небес, как Имаху на глазах у [Ра]». Они благополучно достигают небес «благодаря двум простертым рукам богини Аменти» и «там пересекают небесную твердь» в лодках Ра. В их гробницах еще не начертан подробный царский ритуал, но они, по крайней мере, одержали победу в главном. Теперь после смерти небеса готовы принять не только царя, но и знатных людей.

Так, ближе к концу мемфисской монархии факт принадлежности к жречеству, а также к числу царских чиновников принес жрецам и аристократам социальные и религиозные выгоды, вроде тех, что сформировали право в его восточной форме – не так, как в Греции или Риме (доступ к выборным должностям), а право (которое было на пути к тому, чтобы стать наследственным) занимать административные должности, подразумевавшие привилегированное положение рядом с царем не только в земной, но и в загробной жизни.

Характерной чертой здесь является наказание, предусмотренное указами фараонов V и VI династий для нарушителей хартий вольностей. Оно исключало таких нарушителей из числа жрецов царских пирамид, отнимая у них, таким образом, перспективу «когда-либо попасть в число Духов (Akhu) или в число Живущих в царстве Осириса и Ра». Не доказывает ли это, что религиозные и гражданские права были неотделимы друг от друга? И те и другие были буквально вырваны у фараона жрецами и знатью.

Таким образом, к концу VI династии абсолютная монархия претерпела эволюцию и общество жило уже при системе сходной с феодализмом средневековой Европы.

Из всей массы населения документы выделяют земледельцев и скотоводов, принадлежавших к mertu (= крестьянам), а также ремесленников, причисляемых к hemutiu (= рабочим). Эти группы населения жили благодаря царской службе (заупокойные и царские храмы, per zet, новые города), работали на жрецов храмов богов и на номархов. Они разделяли правовой статус владений, которым были дарованы вольности. Пользовались ли они гражданскими и религиозными привилегиями? Этого мы не знаем. Крестьяне и рабочие, жившие за пределами территорий, пользовавшихся особыми льготами, скорее всего, вообще не имели статуса. Однако интенсивная культивация земли требовала все большего количества земледельцев. Строительство царских пирамид, солярных и царских храмов, возведение гробниц для Имаху, скульптурное украшение зданий, производство мебели, предметов роскоши, ювелирных изделий и прочего для дворцов живущих и мертвых – труд, направленный на удовлетворение потребностей утонченной цивилизации, вызвал увеличение класса ремесленников, разнорабочих и крестьян в весьма значительных объемах. Существенно выросла торговля предметами роскоши, как в стране, так и за ее пределами, поскольку она должна была обеспечивать египетский рынок всем, что было необходимо царскому двору, храмам, гробницам, а также тем, что использовалось в повседневной жизни – большим ассортиментом мебели, статуями, металлом, благовониями, ценными породами дерева и т. д. Следовательно, большая часть трудоспособного населения проживала в городах, исключение составляли мастерские царя и жрецов, специально собранные в Дельте. К концу Мемфисской династии эти простолюдины, судя по всему, не получали выгоды от неторопливой эволюции, в выигрыше от которой главным образом оказалась олигархия жрецов и номархов. Мы видим изображения простого люда на рельефах в мастабах и склепах – это смиренный, искусный и веселый народ, довольствующийся малым, распевающий за работой песни, со вкусом и большим терпением шлифующий до блеска предметы, предназначенные для фараона, жрецов, знати, в обмен на скудную пищу. О чем думали, о чем мечтали эти люди, глядя на осыпанных привилегиями жрецов и аристократов, тексты умалчивают. Но их исполненный покорности облик обманчив. Близится время, когда мы увидим народные массы, охваченные теми же стремлениями, что и аристократия. Они, в свою очередь, тоже найдут возможность получить толику религиозных и гражданских прав.

V. Закат Древнего царства и социальная революция (VIII–XI династии)

В период с конца VIII династии (ок. 2360 до н. э.) вплоть до начала XII династии (ок. 2000 до н. э.) неоднократно складывались условия, благоприятствующие политической и социальной революции и оказывавшие влияние на народные массы.

Царская власть, уже существенно ослабленная к концу длительного правления Пепи II, скатилась к анархии. VII династия, которой Манефон приписывает семьдесят царей, правивших в течение семидесяти дней (!), в действительности никогда не существовала. VIII династия, согласно Туринскому папирусу, насчитывала восемь царей, в соответствии с Абидосской доской она состояла из семнадцати царей, а переписчики Манефона говорят о двадцати семи, четырнадцати или пяти царях. Памятники раскрывают имя лишь одного царя – Неферкаухора, а также говорят о двух других царях этой династии, не упоминая их имен. Такой хаос свидетельствует о безнадежном упадке Мемфисского царства, а тексты того периода усиливают впечатление, что Египет все быстрее двигался к потрясениям.

В Коптосе было обнаружено несколько указов царя Неферкаухора. Согласно одному из них, для обслуживания статуи царя в храме Мина в Коптосе был создан домен. Указ был направлен главному писцу V, VI, VII, VIII и IX номов Верхнего Египта. Назначение одного главного писца на пять номов показывает, насколько сократился царский домен благодаря многочисленным пожертвованиям, вырванным у царя. Другой указ, один из наиболее важных административных документов Древнего царства, назначает визиря Шемая Правителем Верхнего Египта и вверяет его попечению двадцать два нома, причем в указе приводится их полный список. Некоторое время спустя царь назначает на пост Правителя Юга, в качестве «заместителя (?) его отца, визиря…» человека, который, судя по всему, являлся сыном вышеназванного Шемая. Таким образом, к визирю присоединяется его сын, занимающий пост Правителя Юга, хотя в юрисдикцию последнего входят лишь семь номов (с I по VII) Верхнего Египта. Этот пост был создан с целью контролирования власти номархов и являлся наследственным. В ходе раскопок в Коптосе г-н Вейлл обнаружил не менее важный указ царя Демджибтауи (его имя не числится в списках царей, но он принадлежит к тому же периоду, судя по упомянутому в тексте имени визиря). Царь грозит строжайшим наказанием «любому из этой страны, кто причинит ущерб доменам, надписям, заупокойным храмам, жертвенникам или статуям визиря Иди, которые находятся во всех святилищах и храмах». Странно, что визирь Иди обладал таким могуществом, что ему было даровано право ставить свои статуи и жертвенники во множестве храмов Юга, и при этом царь гарантировал их неприкосновенность. Следует обратить внимание на еще одну любопытную деталь: в придачу к наказанию, ждущему нарушителей указа на земле (уничтожение их имущества), царь грозил возмездием в загробном мире, заявляя, что «виновные никогда не присоединятся к Духам, а будут пребывать связанными у царя Осириса и богов их городов». Здесь Осирис и местные боги выступают как судьи, то есть в качестве, до того закрепленном за Ра. Это свидетельствует о том, сколь сильной была реакция, направленная против Гелиополя и мемфисской монархии. Наконец, Демджибтауи угрожает поразить своим гневом любого, включая самого царя, визиря и Сару, кто осмелится чинить препятствия исполнению указа. Подобная угроза, направленная против самого царя, обнаружена в указе, датируемом концом Среднего царства – еще одного периода беспорядка и волнений. Должно быть, страна в этот период действительно погрузилась в хаос, если уж фараон не отделил царя от визиря и Сару непреодолимой пропастью![190]

В этой точке Туринский папирус подводит черту под периодом от Менеса до VIII династии, считая, что Древнее царство (3315–2360 до н. э.) закончилось и с 2360 года до н. э. ведет свое начало новый период.

IX и X династии (ок. 2360–2160 до н. э.) представляют собой переход от Мемфисского Древнего царства к Фиванскому Среднему царству. Вероятно, власть была узурпирована номархом Центрального Египта. В любом случае столицей царства теперь являлся Гераклеополь. До нас дошли имена некоторых царей. Узурпатором, судя по всему, был Ахтой (Хети), а имя одного из последних царей стало известно из текстов, принадлежащих правителям Сиута (XIII ном), сторонникам царя. Территория страны от моря до Первого порога находилась в руках номархов, ставших наследными феодальными князьями. Центральный Египет поддерживал царя Гераклеополя, а Верхний Египет, от Элефантины до Абидоса (VIII ном), сплотился вокруг фиванских правителей – Интефов и Ментухотепов. Дельта частично подпала под власть ливийцев и азиатов, совершавших набеги на Север всякий раз, когда страна ослабевала. На протяжении двух столетий Фивы и Сиут боролись за корону. В гробницах этого, богатого на междоусобицы, периода преобладают изображения батальных сцен. Мы видим муштру солдат, марширующее войско, лучников, копьеносцев, ливийских и нубийских наемников, представленных в виде комплектов статуэток, которые правители брали с собой в загробный мир (илл. 19).

Рис. 54. Гражданская война в Египте. Из гробницы XII династии

С этими соперничающими между собой правителями, которых поддерживали нестабильные партии сторонников, управлять страной было непросто. «Поучения для Мерикары», сохранившиеся на папирусе, доносят эхо тех дней, когда царь, окруженный интригами и кознями, давал своим сыновьям советы о хитрости и выдержке, которых требовало его сложное положение. Он упоминает восстание номархов, атаки азиатов и поражение, которое нанесли царской армии фиванцы близ Абидоса. Приблизительно в 2160 году до н. э. Интефы из Фив нанесли решающий удар гераклеопольцам и правителям Сиута. Табличка из Саккары, опуская имена всех фараонов после Пепи II, возобновляет официальный список царей с одного из Интефов. Эти фиванцы XI династии столь успешно объединили различные силы в стране, что начиная с XII династии (ок. 2000 до н. э.) здесь снова воцарились мир и процветание. Однако то, что ранее, в течение двух столетий (2360–2160 до н. э.), институты абсолютной монархии претерпели разрушения, не прошло даром. Царская власть была сведена на нет, царский домен растаял, гражданскими и религиозными правами теперь обладал всякий, кто был способен взять их, каждый шел на поводу у своих собственных аппетитов, отбросив прочь всякую дисциплину. Этот долгий период анархии принес с собой чувство неуверенности и моральное разложение. Многие произведения, порожденные в период кризиса, показывают рядовых жителей Египта, превратившихся в грабителей. Порой угнетаемый и всегда забытый, народ мстил представителям власти, накрывая их волной грабежей и жестокости.

В официальных документах фараонов не принято было упоминать что бы то ни было негативное по отношению к царю, его двору или администрации. На подобные вещи лишь осторожно намекали. Поэтому в нашем распоряжении нет не только «исторических» текстов этой смутной поры, но и памятников, частных и царских зданий и других свидетельств цивилизации, которых было так много в предшествующий Мемфисский и в последующий Фиванский периоды. Подобное отсутствие памятников, характерное для всех периодов династической борьбы или нашествий (например, в Гиксосский период или в период между Средним царством и Новой империей), само по себе довольно красноречиво. Если мы не можем опереться на официальные документы, обратимся к литературе. Кризис оказал такое влияние на умы людей, что на протяжении последующих столетий служил предметом для размышлений мудрецов и будоражил воображение рассказчиков. Каждой революции присущи трагические аспекты, но она имеет и курьезную, даже комическую сторону, вполне подходящую для красочного, образного описания. В характерном для Востока стиле абстрактные положения и толкования доктрины переносятся в повседневную жизнь и преподносятся в форме диалогов или притч. Если мы вспомним библейские предания и арабские сказки, то поймем значение и замысел произведений, которые собираемся изучить.

Во-первых, следует отметить некоторые литературные произведения личного характера, отражающие мысли и наблюдения писателя, который беспристрастно и со всей прямотой оценивает происходящее вокруг. Некоторые произведения можно назвать подлинными философскими трактатами, например папирусы, среди которых «Размышления жреца из Гелиополя», «Разговор египтянина со своей Душой», «Наставления мудреца», «Поучения», адресованные царем или визирем своим детям, а также «Песни арфиста». Персонажи царской крови, появляющиеся в этих произведениях, принадлежат к IX династии (Мерикара, Неферхотеп), XI династии (Интеф), XII династии (Аменемхет I), хотя анархия, которую описывают эти произведения, относится скорее к IX и X династиям. Первоначально предания передавались из уст в уста, а в письменном виде их изложили образованные люди Среднего царства, о чем говорят некоторые особенности языка и грамматики. Однако большая часть этих преданий дошла до нас в более поздних списках XVIII династии.

В «Поучениях» (sebaiut), предположительно адресованных царем его сыну Мерикаре, мы видим признаки революции и раскола страны узурпаторами: «Мятежный человек ввергает страну в хаос. Он раскалывает молодые поколения на два лагеря. Страна [Дельта] разрушена азиатами и разделена на участки. То, что прежде было в руках одного [номарха?], ныне разделено между десятью. Жреца заставляют работать на земле, он трудится как несколько [крестьян]. Повсюду солдаты нападают на других людей, как сказано в предсказаниях Предков. Египет сражается в Некрополе».

«Изречения» жреца Неферреху рисуют еще более мрачную картину: «Страна потеряна; никто более не печется о ней, никто не говорит о ней, никто не проливает слезы по ней. Что же стало со страной? Солнце скрылось и больше не светит… Река Египта пересохла… ее можно пересечь, не замочив ног… Темный Южный Ветер уничтожает Северный Ветер… Все хорошее утрачено, страна ввергнута в бедствия… Враги восстали на Востоке, азиаты вторглись в Египет… Дикие твари пустыни пьют из реки Египта… Страна отдана на разграбление, и никто не знает, что уготовано ей… Я вижу эту землю в скорби и печали. То, что она переживает сейчас, никогда не случалось с ней прежде. Люди берутся за оружие, ибо страна погрузилась в хаос. Они делают медные копья, чтобы кровью добыть себе хлеб. Они смеются отвратительным смехом. На похоронах больше не услышишь плача… Сосед убивает соседа. Сыновья становятся врагами, братья идут друг на друга, дети убивают своих отцов… Ненависть царит среди людей в городах. Уста, что говорили, умолкли, а если и ответствуют, то такими словами, что заставляют браться за оружие… Речи [прочих] подобны огню, воспламеняющему сердца, люди не могут терпеть то, что изрекают уста… Земля умалилась, а желающих править становится все больше… Солнце отвернуло от людей свой лик… Страна погрузилась в нищету и страдания. Ном Гелиополя уже не является страной – Гелиополя, города, в котором родились боги!»[191]

Человек, написавший это, – kheriheb (жрец) Неферреху, рожденный в Гелиополе. Можно представить себе горе гелиопольца при виде беспрецедентных событий, в ходе которых слава и учения города Солнца трагически угасли.

Табличка XVIII династии сохранила для нас «Собрание изречений» другого жреца из Гелиополя по прозвищу Анху. Происходящее в стране так поразило его, что он «подыскивает незнакомые слова, выраженные в новом языке, свободные от повторений обычных формул и отдаленные от преданий, оставленных предками». Впервые, насколько нам известно, предание уже не помогает египетскому мыслителю, который так привык обращаться к нему и следовать ему как образцу. Утраченную поддержку он ищет в своих размышлениях. Он стремится очертить происходящее, сбивающее его с толку, оставив попытки понять его.

«Я сдавил свое сердце, чтобы выжать то, что в нем, отбросив все, что говорилось мне прежде… Я расскажу обо всем, что видел сам… О, если бы я только мог понять то, что не могут постичь другие!.. Если бы я мог рассказать обо всем и сердце мое могло ответить! Я должен поведать то, что гнетет меня, и сбросить со своих плеч этот тягостный груз… Я размышляю о том, что творится вокруг, о событиях, происходящих в стране.

Страна охвачена переменами. Сегодня уже не то, что было год назад… каждый последующий год тяжелее предыдущего. Страна ввергнута в хаос… Справедливости уже нет. Зло царит в зале заседаний совета. Люди восстают против богов и нарушают их законы. Страна погружается в нищету. Повсюду горе и бедствия. Города и провинции стонут. Все люди превратились в преступников. Они поворачиваются спиной ко всему, что когда-то чтили».

Единственным утешением в таком отчаянном положении может служить «беседа со своим сердцем», ибо «храброе сердце во времена бедствий – единственный собеседник своего хозяина». Затем Анху рассуждает так: «Приди, мое сердце, чтобы я мог говорить с тобой и ты могло отвечать мне. Лишь ты можешь объяснить мне, что происходит с моей страной».

В таких мучительных раздумьях о причинах и следствиях происходящего в те дни проводили время многие. Перед нами «Разговор египтянина со своей Душой», в котором за тысячу лет до Иова и Екклесиаста человек исторг крик отчаяния, поняв тщетность своего существования.

В момент, когда начинается сам текст, разговор уже ведется. Человек рассказывает своей Душе (Akh) о том, что жизнь на земле столь печальна, что он предпочитает ей смерть: «Веди меня к смерти и сделай так, чтобы Запад встретил меня благосклонно. Разве смерть – это горе? Жизнь – это постоянное изменение. Взгляни на деревья, они роняют листья. Так отпусти мне грехи и подари покой несчастному. Тот будет судить меня, Хонсу защитит меня, а Ра услышит мои слова».

Но Душа не столь уверена в вечной жизни, как Тело, – она отвечает: «Если ты думаешь о погребении, это горе для сердца, это то, что вызывает слезы, печаля человека. Смерть забирает человека из дома и ведет его на Холм [пустыни]. Никогда больше ты не вознесешься на небо, не увидишь Ра, Солнце Богов… Те, для кого высекался красный гранит, для кого создавались комнаты в пирамидах, зодчие, ставшие богами, – их жертвенники пусты, как у всеми позабытых мертвых, умерших на берегу [реки] и не оставивших после себя никого, кто позаботился бы о приношениях. Волна лишает их силы, то же делает солнце. Лишь рыбы говорят с ними. Послушай же меня, ибо человек должен внимать. Надейся на счастливые дни и забудь о своих печалях».

В ответ человек протестует, говоря, что «на земле его имя опорочено» и что он уже не знает, кому можно довериться: «С кем мне говорить сегодня? Сердца людей ожесточились, они посягают на имущество своих братьев. С кем мне говорить сегодня? Доброта исчезает, в мире царит жестокость. С кем мне говорить сегодня? В мире не осталось больше справедливых людей. Земля отдана грешникам. С кем мне говорить сегодня? Злу, что снизошло на землю, не видно конца».

Отсюда следует вывод: «Смерть стоит передо мной сегодня, она словно лекарство для больного… Смерть передо мной сегодня, она словно глоток свободы для человека, жаждущего увидеть свой дом после долгих лет неволи».

После столь красноречивых слов душа решает принять смерть, которая соединит ее с телом в вечном покое, вдали от нечестивых.

Та же нота горечи и скепсиса звучит в голосах людей. На гробнице одного из царей Интефов Фиванского Среднего царства, перед изображениями арфистов, играющих для царя, начертана эта печальная песня: «Тела обрели вечный покой, и другие заняли их место, как повелось со времен наших Предков. Боги [умершие цари], которые некогда жили на земле, теперь спят вечным сном в своих пирамидах, рядом с ними, в гробницах покоятся знатные люди. Они построили дома, которых больше нет. Что же сталось с ними? Я слышал слова Имхотепа и Хардедефа[192], которые передаются из уст в уста. Где же теперь их дома? Стены их разрушены, домов больше нет, словно никогда и не бывало. Никто не возвращается оттуда, чтобы рассказать нам, каково там, чтобы рассказать нам, в чем они нуждаются, чтобы успокоить наши сердца, ожидающие того дня, когда мы тоже отправимся в дальний путь. Так веселись же, потакай своим желаниям, пока ты живешь… Делай все, что пожелаешь, пока ходишь по земле, и не печаль свое сердце, пока не наступит день, когда тебя будут оплакивать. Бог Спокойного Сердца [Осирис] не слышит плача, и сетования не помогут человеку, сошедшему в могилу. Так веселись же! Не печалься ни о чем! Никто не сможет забрать с собой свое имущество. Никто из ушедших не возвращается».

Разочарование, скептицизм, материализм, отраженные в литературе, говорят о времени революции. В Египте началась эпоха общей деморализации, люди утратили набожность, в стране царила ненависть ко всему – власти, народу. Этот крах Египта при Гераклеопольских династиях описан в «Увещеваниях пророка», или «Наставлениях мудреца» – такое название предпочел г-н Гардинер, редактор папируса, дошедшего до нас в копии XVIII династии, сохранившейся в Лейдене.

В тексте мы видим царя в преклонных летах в стране, погрузившейся в анархию. Старик (напоминающий столетнего Пепи II) живет в своем дворце, покой которого ничем не нарушается, и ни о чем не подозревает. Однако мудрец по имени Ипур, состарившийся на царской службе, приходит во дворец и открывает царю правду, призывая его встать на пути смуты и предрекая великие перемены в будущем. После прочтения документа возникает впечатление, что автор видел своими глазами все, что описал. Каждое предложение начинается словом «действительно». Оно выражает то положение вещей, которое уже сложилось перед тем, как рассказчик начал свое повествование, будь то вторжения чужестранцев, междоусобная вражда, неуверенность в завтрашнем дне, безработица, голод, эпидемии, снижение рождаемости, смена социальных ценностей – одним словом, смута[193]:

«Люди пустыни занимают места египтян повсюду. Пришли чужестранцы. Египтян больше нет. Страна превращается в пустыню. Номы опустошены. Чужеземные лучники приходят в Египет [из Азии]. Корабль Верхнего Египта брошен на произвол судьбы. Города разрушены, Верхний Египет превратился в пустыню. Дельта беззащитна. Сердца людей ожесточились. Чума (iadt) расползается по стране. Повсюду реки крови. Смерть не дремлет.

Знатные люди в печали. Простолюдины ликуют. Каждый город говорит: «Давайте же принизим могущественных, что среди нас»… Страна охвачена революцией, она кружится словно колесо гончара. Воры становятся собственниками краденого, старых лишают имущества. Тех, кто богато одет, бьют. Те [женщины], что никогда не видели света, выходят из дверей. Страну раздирает междоусобица. Мужчины, отправляясь пахать землю, берут оружие. Напрасно поднимается вода в Ниле, никто не пашет, ибо все говорят: «Мы не знаем, что происходит с нашей землей». Брат поднимает руку на брата, рожденного от той же матери. На дорогах нет покоя. Люди прячутся в зарослях и ждут, пока не пройдет возвращающийся домой [крестьянин], а потом нападают на него и отнимают его ношу. Его бьют палками, а потом безжалостно убивают. Скот бродит по земле, предоставленный сам себе. Больше нет пастухов, следящих за стадами. Каждый берет себе столько скота, сколько хочет. Все, что видел вчера, сегодня уже исчезло. Страна опустошена, как сжатое поле. Урожай гниет на корню. Людям не хватает одежд, пряностей, масла. В стране царит запустение. Сегодня уже не увидишь белых одежд. «Больше ничего не осталось», – говорит каждый. Лавки разрушают, а их владельцев швыряют на землю. Люди едят траву и пьют воду.

Они крадут пищу у свиней, не говоря, как прежде: «Это для тебя, а не для меня», так они голодны. У ремесленников нет материалов для работы. Люди опустошили все тайники. В мастерских Дельты работают выходцы из Азии. Ни один египтянин больше не работает. Враги разорили мастерские.

Число людей в стране уменьшается. Оглянись, и увидишь, как брат хоронит брата. Мертвых бросают в реку. Нил превратился в усыпальницу. Женщины бесплодны. Они больше не рожают детей. И великие и убогие восклицают: «Если бы я мог умереть!» Маленькие дети говорят: «[Мой отец] не должен был допустить, чтобы я родился». Детей правителей швыряют о стены. Люди бегут из городов и селятся в шатрах. Двери, стены, колонны охвачены огнем. Но дворец царя N все еще прочно стоит на земле. Впрочем, что проку в казне, когда нет больше доходов?»

Положение в стране становится все хуже. Вот рассказ о разграблении принадлежащих царю административных учреждений: «Папирусы из величественного Зала Справедливости украдены, тайники опустошены. Магические формулы обнаружены и стали бесполезны (?), потому что запечатлелись в памяти людей. Учреждения открыты; документы на право землевладения украдены; так рабы стали хозяевами рабов. Чиновники убиты, а их папирусы украдены. Горе мне, свидетелю этой несчастной эпохи! Папирусы писцов-землемеров украдены. Пища в Египте для того, кто говорит: «Я приду и возьму». Законы [hapu] Дома Истины брошены в передней. Люди ступают по ним, а бедняки разрывают их на куски на улице. В Великий Дом Истины входят все, кто хочет. Бедняки входят в Великие Дома [Истины]. Дети Великих вышвырнуты на улицу. Мудрые люди говорят: «Да, это правда», а глупцы говорят: «Нет, это не правда». А тот, кто ничего не знает [царь?] думает, что в стране благополучно…»

Апатия и равнодушие царя становятся для него роковыми. Рассказ продолжается, теперь предложения начинаются со слов «Но узри!». Вероятно, они относятся к событиям, происходившим, когда само повествование не было окончено. Бунтари атакуют царский дворец и истребляют правящих.

«Но узри! Происходит то, чего никогда не происходило прежде. Царь погублен простолюдинами. Те, кто был погребен как божественные Соколы, пребывают в гробах. Люди, поправшие веру и закон, осквернили землю царства. Они осмелились восстать против Урея, что защищает Ра и умиротворяет Две Земли. Тайны страны, чьи границы неизвестны, раскрыты, царский двор свергнут в мгновение ока… Змея [защитника дворца] взяли из его укрытия. Тайны царя Верхнего и Нижнего Египта раскрыты».

Даже если признать, что нападение на царя и его семью произошло вследствие местного, стихийного восстания, положение двора отчаянное и исправить его уже нельзя.

«Нижний Египет стонет. Царские житницы открыты всякому, кто говорит: «Я пришел. Отдайте мне [это]». Доходы Царя иссякли. Но все же ему, Царю, принадлежит пшеница, ячмень, птицы и рыбы. Ему принадлежит белое полотно, бронза, масла. Ему принадлежат циновки и ковры… Паланкины и всякие прекрасные дары!»

В незавидном положении и придворные.

«Когда Правитель Города [визирь] отправляется в странствие, его больше не сопровождает эскорт. Тем, кто еще занимает высокое положение, о положении в стране ничего не говорят. Чиновники уже не занимают свои посты. Они словно перепуганное стадо без пастуха».

Смута – полная перемена социальных условий – переворачивает все с ног на голову. С сожалением, не лишенным юмора, рассказчик описывает бедствия знати и бывших богачей, многие из которых бежали из страны, а также грубость, жадность и глупость нуворишей: «Великие голодают и бедствуют. Их слуги стали господами и имеют собственных слуг. Знатные женщины бежали… [их дети] унижаются из страха смерти. Правители страны бежали, лишившись своих постов…»

Так пролетарии поднялись на вершину.

«Бедняки разбогатели, прочие лишились всего. Тот, у кого не было ничего, стал обладателем сокровищ, и Великие унижаются перед ним. Смотри, что стало с людьми! Тот, кто не мог построить себе даже хибару, теперь владеет [землями, обнесенными] стенами. Великие вынуждены трудиться в лавках. Тот, у кого не было стен, чтобы защитить свой сон, теперь имеет постель. Тот, кто не мог сидеть в тени, теперь имеет тень[194]. Те, кто имел тень, открыты теперь всем бурям. Тот, кто не мог построить себе лодку, теперь владеет кораблями. Их прежний владелец смотрит на них, но они уже не принадлежат ему. Тот, у кого не было даже хомута, теперь владеет стадами. Тот, у кого не было куска хлеба, владеет теперь амбарами, но житницы его наполнены имуществом других. Тот, у кого не было зерна, теперь торгует им».

Новоиспеченные богачи держатся надменно и нагло.

«Бедняк стал богачом. Тот, у кого не было даже сандалий, теперь владеет драгоценностями. Тот, кто имел богатые одежды, теперь ходит в лохмотьях, а тот, кто никогда не ткал, одет как знатный человек. Тот, кто ничего не знал о лире, теперь владеет арфой. Тот, для кого прежде никогда не пели, теперь призывает Богиню Песни. Плешивый, не знавший прежде помады для волос, владеет теперь кувшинами, полными благовонных масел. Женщины, у которых не было даже сундука, теперь имеют шкафы. Та, что привыкла смотреть на свое отражение в воде, теперь глядится в бронзовое зеркало».

О слугах не может идти и речи, по крайней мере для бывших хозяев.

«Тот, кто не имел слуг, теперь владеет рабами. Тот, кто был знатен, теперь вынужден прислуживать. Тот, кто служил гонцом для других, теперь сам отдает приказания гонцам».

Для знатных женщин перемена социального статуса особенно трагична.

«Те, кто спал в супружеской постели, теперь спят на шкурах [на земле?]… они страдают, словно служанки… Рабыни стали хозяйками своих уст[195]. Золото, лазурит, серебро, малахит, сердолик, бронза и мрамор… теперь украшают шеи рабов. Страной правит роскошь, но хозяйки домов говорят:

«О, если бы у нас была пища!» Женщины… их тела страдают от старых одежд…[196] их сердца переполняет стыд, когда люди приветствуют их».

Аристократок ждет печальная участь.

«Знатные женщины голодают, а мясники досыта едят мясо, которое прежде приносили знатным женщинам. Женщины вынуждены отдавать своих детей [торговать ими?]. Тот, кто по бедности своей спал без женщины, теперь может позволить себе спать со знатной…»

Детей из богатых семей уже не отличить от остальных.

Сын знатного отца уже не выделяется среди прочих. Сын хозяйки превратился в сына служанки. Волосы спадают с голов всех людей[197]. Нельзя уже отличить сына знатного отца от того, у кого отца нет».

Что же стало с богами и мертвыми в результате переворота? Люди, стремящиеся наслаждаться жизнью, теперь скептически относятся к загробному миру. В условиях недостатка набожности, равнодушия и нехватки погребальных принадлежностей мертвыми пренебрегают. Более того, люди осмеливаются осквернять пирамиды и опустошать гробницы.

«Те, кто строил гробницы, стали ворами. Те, кто греб на лодке Бога[198], теперь стали рабами. Сегодня корабли уже не отправляются в Библос. Откуда же нам взять сосновую смолу для наших мумий, масла, которыми бальзамируют Великих? Их больше не привозят к нам. Не хватает золота и всего необходимого для совершения погребального ритуала… Мертвых теперь бросают в Нил. Те, у кого были гробницы, теперь выброшены из них на песок [пустыни]».

Что касается богов, мы уже видели, какое негодование охватило автора при мысли о том, что раскрыты магические и религиозные тайны, бывшие монополией царя и нескольких его приближенных. Не означает ли это, что после того, как общество стремительно понеслось навстречу равенству на земле, верующие осмелились посягнуть на врата рая? Божественное бессмертие перестало быть привилегией фараона и небольшого числа избранных. Последние, отвергнув уготованное им пребывание в Подземном мире и потребовав обеспечить им будущее на небесах, как у фараона, подали заразительный пример. С этого времени каждая человеческая жизнь будет продолжаться наверху, каждый человек предстанет перед судом Ра, и каждый «оправданный» (благодаря своей добродетели или магии) станет богом.

Тем временем в стране продолжается падение нравов. Степень неверия устрашает – никто больше не поклоняется богам. Жертвенные быки пущены на земные, более неотложные нужды.

«Тот, кто никогда не забивал скот для себя, теперь убивает быков. Мясники обманывают богов, подсовывая им гусей вместо быков».

Люди даже щеголяют своим безбожием.

«Ах!.. Если бы я знал, где находится Бог, я уж наверняка сделал ему приношения!»

Этот смятенный Египет, беспрестанно и душераздирающе сетующий, представляет собой разительный контраст с прежней беспечной, радостной, патриархальной жизнью. В радости грабителей и разрушителей не чувствуется веселья. С самого начала смутного времени «рабы были печальны и Великие больше не присоединялись к людям в их радости».

Теперь новоявленные богачи «проводили ночь в пьянстве», но, несмотря на нарочитое веселье, «смех умер, его больше не слышно; страна погрузилась в печаль, и то и дело слышны сетования».

В стране царит отчаяние.

Рис. 55. Ка царя Гора, защищающее царя и Египет. Дашхур, XIII династия

То, что было видно вчера, сегодня уже исчезло. Страна увядает, как лен, когда его выдергивают из земли. О, если бы это был конец человечества! О, если бы в стране больше ничего не рождалось! Пусть страна заглушит свои крики! Пусть не будет больше смятения!»

Какое же лекарство предлагает старый мудрец для исцеления этого вселенского безумия? Искать приюта у богов, «напомнить им о жертвоприношениях, которые люди в прежние времена совершали в их честь», вверить себя милости Ра, творцу человечества, который «погасит огонь холодной водой».

О Ра автор пишет: «Он – Пастух всех людей; в сердце его нет зла. Его стадо смертно, но все дни напролет он заботится о нем. О, если бы он знал человеческую природу с первого поколения, он бы покарал людей за их грехи[199]. Он бы поднял на них руку, он бы уничтожил их семя и их потомство. Но [люди] хотят производить на свет потомков… и семя по-прежнему выходит из женского чрева…»

Поскольку жизненный инстинкт столь силен и человек предпочитает нищету ужасу небытия, грешники должны понести наказание и встать на правильный путь, путь доброты и смирения, как в былые времена. Для этого людям нужен лидер. Но откуда же придет спасение?

«В это время нет кормчего. Где же искать его? Не спит ли он? Мы не видим его могущества».

Конец текста «Наставлений» утрачен. Можно предположить, что заключение автора было похоже на окончание «Изречений» Неферреху, где kheri-heb, уроженец Гелиополя, предсказывает: «Царь по имени Амени придет с Юга…

Он возьмет Белую Корону и будет носить Красную Корону, и Два Владыки [Гор и Сет] будут благосклонны к нему…

Возрадуйся всякий, кому суждено жить в его время! В его правление сын знатного человека вновь и на вечные времена обретет уважение. Те, кто лелеют злой умысел и затевают вражду, закроют свои уста из страха перед ним… В стране вновь воцарится справедливость, а несправедливость будет изгнана. Счастлив будет тот, кто увидит все это и будет служить царю!»

Глава 4