ИСКУССТВО, НАУКА И ЛИТЕРАТУРА
Из всех областей культуры, отражающих жизнь общества, искусство наиболее субъективно. Природа страны воздействует на методы художника через предоставляемые ею материалы, а политическая система влияет на воображение уже интеллектуальной дисциплины, которую она исповедует.
Египтяне, как и любой другой народ, подчинялись этим основаниям. В Египте художник, как и жрец, воин, чиновник, трудился во благо общества, ставя перед собой цель продлить жизнь его членов как в этом, так и в загробном мире.
Это объясняет, почему возведение сооружений, призванных защитить и превознести жизнь богов, царей и обожествленных мертвых, является одним из непременных составляющих правления фараонов. Каждый царь «в обмен на благодеяния, даруемые ему и его народу», должен был построить богам, предкам и себе памятники, увековечивавшие имена тех, кому они посвящены. И действительно, большую часть свидетельств, при помощи которых воссоздается история Египта, мы черпаем из храмов и усыпальниц, с полным основанием заслуживших право именоваться «вечными памятниками».
Строительство храмов и гробниц требовало коллективных усилий художников и ремесленников. Строительное искусство было грандиозным трудом, художниками и ремесленниками управляли зодчие, в возведении сооружений участвовали также ученые. Сравнительно поздно искусства дифференцировались и развитие их стало зависеть от индивидуальных талантов.
Основной чертой искусств в Египте, в широком смысле этого слова, является их взаимозависимость друг от друга.
В произведениях искусства мы обнаруживаем централизацию, дисциплину и веру, определявшие политическую жизнь страны. В основании египетского искусства, как и египетских государственных институтов, лежал религиозный долг.
I. Строительство храмов и гробниц
Рассмотрим египетское искусство на примере храмов и гробниц, с точки зрения строительных материалов, планировки и убранства.
В древнейшие времена камень в строительстве не использовался. Из деревьев, произраставших в стране, можно было получить лишь небольшие балки – они составляли каркас легких конструкций, стены которых плелись из тростника, лотоса и папируса. Самыми древними украшениями были пальмовые листья и цветы папируса, закрепленные на стенах и колоннах. Позднее, в каменных сооружениях, эти украшения копировались. Одной из самых значительных персон при Тинитском и Мемфисском дворах был царский плотник (medeh).
Затем строительным материалом стал ил, смешанный с соломой. Этой смесью заливалась дощатая опалубка. Затем она утрамбовывалась, а после того, как высыхала, доски удалялись. Кроме того, изготовлялись кирпичи, высушиваемые на солнце (в печи они никогда не обжигались). Первый метод позволял «формовать» (qed) гладкие и прочные стены, прямые или закругленные, при условии, что они были толстыми и сужались кверху. Каменщики-формовщики (iqedu) совершенствовали свое искусство, придумывая новые формы – закругленные в верхней части стены, житницы с низкими круглыми сводами (рис. 59 и илл. 22), куполообразные часовни, известные нам главным образом по изображениям.
Кирпич представлял собой прямоугольный легкий материал, пригодный для любых видов работ. Кирпичные стены, которые были тоньше стен из ила, украшались выступами и нишами (рис. 41). Наиболее хорошо сохранившимися образцами подобного рода строительства являются тинитские гробницы (таким же образом украшены шумерские кирпичные сооружения). С древнейших времен египтяне умели возводить ложные своды из кирпича, в которых каждый последующий ряд перекрывал предыдущий. Позднее египетские строители стали строить полукруглые цилиндрические своды и даже купола на парусах. Стены из ила, хрупкие в углах, защищались связками тростника, размещенными в точках наименьшего сопротивления.
Обтесанный камень стал новым строительным материалом. Ко времени правления Усафаиса (I династия) и Хасехемуи (II династия) уже использовались известняк, песчаник и гранит. Священные и царские сооружения теперь «отливались в камне» (qed iner). В Тинитский период царствовал кирпич, а уже начиная с IV династии огромного прогресса достигло каменное строительство – из гранита возводились пирамиды, храмы Солнца. Зодчие и мастера, воздвигая эти грандиозные сооружения, достигли такого уровня мастерства, который пока никому не удалось превзойти. При IV династии желание строить прочные здания колоссальных размеров привело к использованию огромных блоков. Позднее монолиты стали применяться главным образом при создании обелисков, статуй царей и саркофагов. В эпоху последовавшую после Древнего царства в строительстве использовались прямоугольные блоки среднего размера, они укладывались правильными рядами, как кирпичи.
Каменные сооружения сохранили некоторые черты, присущие постройкам из дерева и ила, то ли в силу установившегося порядка, то ли в силу уважения к традициям. Стены, вертикальные изнутри, снаружи имели откосы, необходимые при возведении глинобитных стен, но не требуемые в случае применения камня. Торус, полукруглый фриз, перехваченный скульптурной связкой, напоминает связку тростника, защищавшую углы стен глинобитной постройки, и является сугубо декоративным. В верхней части стен листья уже не крепились, теперь карниз высекался из камня, воспроизводя изогнутые пальмовые листья (рис. 41; илл. 9б; 42; 45). На фасадах часовен и в гробницах имитировались выступы и ниши, характерные для кирпичных сооружений.
Наконец, каменные колонны, первоначально квадратные или цилиндрические и гладкие, как деревянные столбы, превратились в «растительные» колонны, предмет гордости архитектуры эпохи фараонов.
Рядом с гладкой колонной, не имевшей основания и несущей архитрав без верхней части капители, как в храме Сфинкса, в 2900 году до н. э., в правление Джосера появляется цилиндрическая граненая колонна с каннелюрами, увенчанная дорической капителью, с двумя длинными рифлеными листьями, свисавшими вдоль колонны[342]. Этот неожиданный и уникальный образец, объединявший элементы будущих дорического и коринфского ордеров, дает представление об изобретательности домемфисских скульпторов.
В течение следующих столетий предпочтения зодчих изменились. Появилась цилиндрическая колонна, гладкая или граненая, количество граней которой варьировалось от восьми до двадцати четырех. Основание колонны, увенчанной дорической капителью, было шире, чем ее ствол. Затем пришел черед колонн, подражающих формам растительного мира (илл. 47, 48): 1) пальмовидная колонна – стилизованное пальмовое дерево с гладким округлым стволом, увенчанное капителью из девяти пальмовых листьев[343]; 2) лотосовидная колонна в виде пучка из четырех – шести круглых стеблей лотоса, стянутого жгутом и увенчанного распускающимися цветами, часто окруженными бутонами[344]; этот ордер использовался в Древнем царстве, в Фиванский период о нем забыли и вновь вспомнили уже в эпоху Птолемеев; 3) папирусовидная колонна – главный египетский ордер, использовавшийся наиболее часто. Колонна состояла из шести – восьми пучков стеблей папируса, окруженных у основания листьями тростника. Эти стебли имели треугольное сечение, характерное для папируса. Капитель выполнялась в виде распустившихся или закрытых цветов. В эпоху Нового царства колонна упрощается. Один стебель формирует ствол без каннелюр, капитель выполнена в форме цветка, напоминающего опрокинутый колокол или закрытого.
В храмах Греко-римского периода зодчие, вдохновленные новыми архитектурными изобретениями греков, такими как капитель из листьев аканта, создали сложный стиль – цветы лотоса, папируса и лилии, открытые или закрытые, поднимаются из пальметт, виноградных листьев и бутонов различных цветов[345]. Капители представляют собой огромные букеты, расцвеченные яркими красками, как в предшествующие периоды (илл. 47).
Так, дерево, почва, камень и флора Египта обеспечивали строения материалом и декоративными элементами. Но планировка сооружений определялась религиозными соображениями, религия побуждала к стилизации декора и раскрытию глубинного значения здания.
Когда фараон решал построить святилище, он обращался к Книге основания храмов, которую, как считалось, написал бог Имхотеп. В назначенный день царь, при помощи жрецов, выступавших в роли богов, чертил линии стен, выкапывал углубление в земле, формовал кирпич, закладывал его в основание будущего храма, а под камень клал инструменты, талисманы и таблички со своим именем – напоминание о том, что храм построен людьми в честь богов (об этом ритуале, совершавшемся еще при I династии и дожившем до Римской эпохи, рассказывает Палермский камень).
Зодчие и каменщики трудились под руководством верховного жреца Птаха (покровителя искусств), носившего титул Великого начальника строительных работ (ur kherp hemut).
Таким образом, строительство находилось под неусыпным религиозным контролем. Планировка храма вдохновлялась догмами и менялась вместе с ними.
Тинитский храм представлял собой простое плетеное строение, перед ним располагалась изгородь, а у входа – две эмблемы в виде знака neter (бог). При V династии храмы Солнца (рис. 46) в архитектурном плане развития практически не получили. Обелиск в открытом дворе, жертвенник, сосуды для возлияний и небольшая ризница для жрецов – вот и все составляющие культа. Святилище было лишено земного декора, поскольку предназначалось богу, жившему главным образом на небе.
После демократической революции Осирис стал отождествляться с Ра, соответственно трансформировалась и планировка Фиванского храма, которая с той поры и до самого заката египетской цивилизации оставалась неизменной. Храм строился для человека-бога (Осириса) и для бога небесного (Ра). Таким образом, он должен был подходить для небесного и земного существования.
Планировка храма. Подобно дворцам царей и домам состоятельных людей, храм состоял из трех частей, ведущих человека от социальной к семейной жизни, от внешнего мира к уединению (илл. 42, 43, 44, 45).
1. Дверь во внешней стене ведет в открытый двор, куда могут пройти друзья и гости. Дверь храма, как правило, отличается колоссальными размерами, по обеим сторонам возвышаются башнеобразные сооружения, образующие то, что мы вслед за греками называем пилоном (египетский bekhent).
Внутри располагается просторный прямоугольный двор, нечто вроде закрытой площадки, заливаемой солнцем. Укрыться от его палящих лучей можно лишь в узкой галерее на колоннах, протянувшейся по периметру двора. Это пространство (uskhet), занимающее всю ширину здания, открыто для посетителей, набожных или просто любопытных, и является публичной частью храма.
2. Затем следует второй uskhet, отличающийся от первого наличием крыши, поддерживаемой колоннами (отсюда греческое слово гипостиль). Аналогичное помещение служило хозяину дома столовой и гостиной. Воздух и свет проникают сюда лишь через дверь и отверстия в верхней части стен, под самой крышей. Мы находимся в личных покоях, куда допускаются только близкие. В храме это гипостиль, зал с колоннами, прохладный и полутемный. Здесь бог совершает свое «восхождение» (khâ), то есть являет себя верующим в образе статуи. Здесь он принимает пищу, то есть доставленные ему приношения (hetep). В большинстве храмов есть два, а то и три последовательно расположенных гипостиля: «большой зал восхождения» (uskhet khâ), «большой зал приношений» (uskhet hetep), иногда этим залам предшествует «аванзал» (khent). В эту часть храма допускаются только жрецы и некоторые верующие, Чистые (uâbu). У входной двери – надпись: «Те, кто входит сюда, должны быть чисты».
3. Наконец, мы попадаем в небольшой зал, закрытый со всех сторон, с одним лишь отверстием – дверью. Это самая сокровенная часть дома – гарем, спальня, войти в которую могут лишь хозяин дома и члены его семьи. В храме это «секретное место» здания. В центре, на главной оси располагается нечто вроде крепости, с прочными стенами. Попасть сюда можно только через дверь. Это место обитания бога, «место, о котором никто не должен знать» (khem, skhem), адитон (adyton). Здесь, в гранитном ковчеге или в камере священной ладьи, «что хранит сокровища бога» (utest neferu), пребывает «живой образ» бога в виде символа или статуи. Как правило, ладья располагается на пьедестале, в первом святилище, перед статуей. Это истинная святая святых, «Великий дом» (per-ur). Святилище огибает коридор, в который выходят различные помещения – молельни, хранилища приношений и священной утвари, а также камеры для совершения неких тайных ритуалов. Никто не может войти в «таинственные помещения», за исключением царя и жрецов, исполняющих свои обязанности.
Такова планировка дома, в котором человек-бог жил среди своих созданий (илл. 42). С Фиванского периода до римских времен это сооружение воспроизводилось тысячи раз, некоторые из копий были невелики, другие поражали своими колоссальными размерами[346]. Египетский храм с его огромными стенами, ровную поверхность которых не нарушают ни отверстия, ни лепные украшения, прекрасно гармонирует с размытыми, пологими линиями утесов, возвышающихся над долиной. Здесь зодчий, наученный природой[347], создал сдержанный, мощный стиль, воплотившийся в «вечных памятниках».
Узаконенное религиозными догмами деление храма. Кроме всего прочего, зодчий должен был помнить, что его храм станет местом обитания бога Солнца, творца Вселенной.
Рис. 72. План дворца в Эль-Амарне. Снизу вверх: 1) внешняя стена с массивной центральной дверью; 2) открытый двор, окруженный галереей; 3) колонный зал для принятия пищи и приемов; 4) личные покои, спальня (справа)
Храм, дом Демиурга, является уменьшенной копией Вселенной. Его пол – это земля Египта с ее равнинами, возвышенностями, водами, растительностью и живыми обитателями[348]. Цветы и деревья вырастают из настоящей или воображаемой земли, поднимаясь к открытому небу во дворе или в виде пальмовидных, папирусовидных или лотосовидных колонн поддерживая небесный свод в гипостиле.
Потолок гипостиля и святилища – это стилизованное небо. Оно окрашено в синий цвет, усыпано золотыми звездами, здесь можно увидеть богов в их ладьях, начальников, повелевающих тридцатью шестью частями неба, а также божества зодиака. Здесь реют огромные стервятники с распростертыми крыльями, символизирующие защиту. В центре парит крылатый диск Солнца.
Этот Демиург – бог-Солнце, Атум, Ра, Харахти, выступающий под различными местными именами. Следовательно, храм – это солярное сооружение. Его ритуальная ориентировка обращает фасад на восток. Таким образом, храм располагается на оси восток – запад, следуя за ходом солнца. На практике было обнаружено лишь несколько сориентированных подобным образом храмов, например храм в АбуСимбеле. В теории же предполагалось, что лик бога, пребывающего в святая святых своего храма, должен быть обращен на восток. На левой стороне двора (слева, с точки зрения бога, чье лицо обращено к входу в храм) иногда помещается алтарь, к которому на рассвете приходил жрец, чтобы поклониться восходящему солнцу; вечером он обращался в сторону солнца заходящего. Теоретически (даже если это и не воплощено на практике) солнце должно было вставать между башнями пилона на востоке.
Рис. 73. Храм Хонсу в Карнаке. Рамсес III.
А. Пилон и открытый двор с галереей. Б. Гипостильный зал. В. Святилище на ладье. Г. Холл. Д. Святая святых (статуя)
Жрецы говорят, что две башни – это Исида и Нефтида, «две великие богини на Восточной стороне неба» (Тексты пирамид, § 2200). На стенах храмов эпохи Птолемеев можно прочесть:
«Пилоны подобны двум Сестрам, поднимающим солнечный диск. Одна сестра – Исида, другая – Нефтида. Они держат крылатый диск Бехдета, когда он сияет на горизонте», «Каждое утро Солнце восходит на небе и опускается на две руки Исиды и Нефтиды. Солнце восходит на небе в облике Хепри и пересекает небесный свод». Перед пилоном возвышаются два или четыре обелиска, «освещающие Две Земли подобно Солнцу», они возвещают, что храм находится под защитой этого камня, древнего дома Солнца.
Кроме того, планировка храма соответствует воображаемому движению Солнца, олицетворяемого богом, пребывающим в святилище. Как и на настоящем небе, здесь есть горизонт утра, зенит и горизонт вечера. Небольшой, мрачный адитон – это ущелье в Аравийских скалах, погруженное во мрак перед рассветом, из которого встает Солнце.
Текст гласит: «Ра рождается каждое утро; это место его рождения подобно небесному горизонту». Слабо освещенный гипостиль предоставляет больше простора солнечным лучам.
Солнце уже не на горизонте; уже можно увидеть «небесный свод… поддерживаемый колоннами из папируса, лотоса и пальмы, подобно тому как четыре божества четырех сторон света несут на себе небо». Затем Солнце приходит в открытый двор «подобно Нут [Богине Неба], рождающей свет».
Это безбрежная небесная равнина, открытая солнечным лучам в прекрасные утренние часы. В полдень Солнце стоит над пилонами, поддерживающими его в воздухе, оно в апогее своего могущества. После полудня Солнце проходит те же этапы, но в обратном направлении. Заходящее светило посещает двор, гипостиль и адитон – каждое из помещений все меньше и мрачнее предыдущего. Солнце возвращается в адитон, теперь именуемый его западным горизонтом, и опускается на протянутые руки жреца-царя. «Ночью, до рассвета следующего дня, оно покоится в святилище».
В своем дневном путешествии бог делит свой храм на две области, подобно тому как настоящее Солнце делит небо.
То, что располагается слева от Солнца, когда оно покидает святилище, образует Восточную сторону (примыкающую к Югу) храма и неба – владения восходящего солнца, Ра, бога жизни. То, что находится по правую руку, образует Западную сторону (примыкающую к Северу) – царство заходящего солнца, Осириса, бога смерти и владыки некрополей[349]. Центральную область между двумя сторонами можно сравнить с зенитом.
Зодчий соблюдает эти теологические законы со скрупулезной точностью. Он стремится претворить их в жизнь при помощи планировки храма, особенно это касается «святая святых». В некоторых храмах слева от святилища находятся помещения, в которых бог проявляет себя во всем своем солнечном великолепии. Зал Огня (?) (per-nesert), Зал Трона Ра, зал, в котором празднуется наступление Нового года, и алтарь Солнца во дворе – вот пространства, отмечающие ежедневный или ежегодный триумф Ра. Справа от святилища находится Зал Воды (?) (per-nu) и залы, где празднуются мистерии Осириса умершего и восставшего из мертвых. Они напоминают о том, что храм – это сцена не только для каждодневного угасания Солнца, но и для Страстей Осириса, гробница которого (sheta) и колыбель возрождения (meskhent) тоже находятся в храме.
В других частях храма архитектурное убранство являет человеческому глазу те же контрасты. Слева, на Восточной и Южной стороне, располагаются атрибуты богов и царей, здесь совершаются обряды и находятся приношения, принадлежащие Южной половине мира, над которой в определенный момент проходит солнце. Правая сторона, Западная и Северная, принадлежит Северной половине[350].
Тот же символизм выражается в чередовании колонн с капителями в виде открытых и закрытых бутонов. В больших храмах гипостиль имеет три нефа, центральный из которых выше двух остальных. Капители центрального нефа всегда выполнены в виде колокола, с распустившимися цветами, а колонны боковых нефов увенчаны закрытыми бутонами. Зодчий наблюдал этот контраст в природе: на закате цветы закрываются, склоняя чашечки, а на рассвете бутоны распускаются, подставляя лепестки лучам солнца. Воспроизводя растительные орнаменты в камне, зодчий придавал капителям колонн центрального нефа форму раскрытых цветков, а капителям более низких колонн боковых нефов форму закрытых бутонов. Цветы лотоса и папируса закрыты ночью и на рассвете, лепестки их распускаются лишь под действием света и тепла. Здесь мы имеем дело с религиозной интерпретацией, уводящей нас из мира природы в мир символов. Во-первых, папирусовидные колонны своей формой напоминают живое растение, зелень, которую символизирует папирус (uaz) на письме. Гипостиль назывался uazit, «[зеленым] залом папируса». С другой стороны, из цветка лотоса родились боги. Рисунки в храмах и иллюстрации к «книгам» показывают нам богов – Осириса, Нефертума, Ра – и обожествленного умершего, каждое утро выходящих из раскрытых цветков лотоса. В гимнах «божественный лотос, чей цветок пребывает в древнем Океане, дает прибежище Солнцу» ночью, а на рассвете солнце «в облике Нефертума выходит из лотоса» и появляется на горизонте[351]. Но вернемся в храм. В центральном нефе, символизирующем путь, по которому следует солнце в зените, капители в виде распустившихся цветов свидетельствуют о полуденном триумфе света и растительности. В боковых приделах цветы папируса и лотоса закрыты, поскольку, будучи цветами Востока и Запада, они скрывают в себе нерожденного бога на рассвете и умершего бога в сумерках.
На срединной оси храма, над огромными дверями, то есть в зените, солнце представлено в виде крылатого диска, который до того, как превратился в символ Гора-Солнца из Эдфу (Гора Бехдетского), являлся общепризнанным солярным символом. Входная дверь храма в Абу-Симбеле, расположенная в центре фасада, увенчана Харахти с головой сокола, коронованного диском.
Солярный принцип проявляется и в другой характерной черте, общей для всех храмов. От пилона к гипостилю и святилищу уровень пола постепенно повышается, в то время как крыша становится ниже. Пилон – это высшая точка храма, гипостиль ниже пилона, а самой невысокой частью храма является святилище. Постепенный подъем можно сравнить с эффектом музыкального крещендо. Линиями крыши и пола, сходящимися к святилищу, зодчий словно хотел показать каждодневный восход солнца над восточным горизонтом и его возвращение к горе Запада, вечернему горизонту (илл. 42, 43).
После того как мы изучили планировку храмов, обратимся к планировке гробниц. Здесь опять-таки в основе архитектурного плана лежит осирисовская доктрина. В предыдущих главах мы уже рассматривали основные положения этой доктрины, напомню их вкратце: бессмертие умершего обеспечивается 1) сохранением тела, 2) изготовлением статуй, «живых образов», и 3) отправлением заупокойного культа и регулярными совершениями приношений. Каждая гробница отвечает этим трем условиям и следует ритуальной планировке[352].
Рис. 74. Линии пола и крыши храма
В Мемфисский период мастабы состояли из трех отдельных частей: 1) вертикальной шахты, оканчивающейся погребальной камерой, в которой покоилась мумия; 2) камеры (сердаб), в которой размещались статуи усопшего; в процессе совершения осирисовских обрядов в эти статуи вселяется Душа (Ба) и 3) помещения, открытого для родных и друзей покойного, а также жрецов, отправлявших культ и совершавших приношения (илл. 8, 9а, 9б, 10, 11, 12, 13).
Первые две камеры, вход в которые после погребения закладывался камнями, небольшие и скромно украшенные.
Рис. 75. Визит в некрополь
Третья камера, доступ в которую был открыт, позволяла зодчему в полной мере проявить свое искусство. На обращенной к востоку стене этой «часовни» имелась ложная дверь (илл. 9б), в древности она украшалась желобками, как фасады тинитских гробниц. Это вход Аменти, через который можно было увидеть барельеф – умершего, восседающего за столом в загробном мире. Иногда ложные двери распахнуты, а умерший изображен стоящим на пороге (илл. 10), словно вот-вот спустится по ступеням, чтобы поприветствовать родных. Иногда умерший словно заглядывает в молельню.
Возводя гробницу и украшая ее стены, зодчий строго придерживался религиозных канонов. Впрочем, в устройстве часовни он располагал некоторой свободой действий. В зависимости от состоятельности владельца гробницы зал, в который допускались родственники, мог состоять из одной или нескольких камер.
Существуют мастабы для больших семей (см. гробницы Ти, Птаххотепа в Мемфисском некрополе), в которых число элементов их составляющих умножалось. При возведении царских усыпальниц планировка могла изменяться, но элементы, предписанные канонами, сохранялись. Гробницы Мемфисского периода, как мы уже видели, включают:
1) портик и мощеную дорогу, 2) храм для статуй и 3) пирамиду. Эти три элемента соответствуют часовне, сердабу и погребальной камере мастаб, строившихся для менее значительных людей. Три обязательных элемента сохраняются во все времена. Фиванских царей погребали в высеченных в скалах склепах, а не в пирамидах, но и здесь мы видим храм в долине (например, Рамессеум, илл. 42, 43), гробницу, высеченную в Западной горе (илл. 50), в которую помещались статуи и погребальный инвентарь, а также камеру для мумии. Частные лица, стремившиеся удешевить строительство, ограничивались склепом с шахтой и часовнями, возводимыми за пределами гробниц (рис. 75). Часовни эти до нашего времени не сохранились.
Рисовальщики, скульпторы, художники и декораторы. После завершения строительства храма или гробницы к работе приступали художники и ремесленники, чья задача была не менее сложна, чем задача зодчего.
На камень следовало нанести иероглифические надписи, причем каждый знак должен был быть выполнен на высоком художественном уровне; рисовались и высекались в камне изображения богов и умершего; изготавливались статуи и утварь, предназначенные для совершения обрядов; стены усыпальницы украшались реалистическими изображениями сцен личной, общественной и религиозной жизни; статуи и утварь нужно было позолотить, а настенные рельефы расписать; сооружались массивные двери, снабженные бронзовыми петлями, скобами и болтами и покрытые тонкими золотыми пластинками; кроме этих работ следовало выполнить еще тысячи других, требовавших искусной руки мастера. В Эдфу процесс строительства сооружения и его отделки, начиная с закладки фундамента до водворения бога в его обиталище, занял девяносто пять лет.
Рассмотрим элементы техники рисунка и резьбы.
Египтяне проявили себя прирожденными рисовальщиками. Рисунки и надписи, выгравированные, вырезанные в виде рельефа или нарисованные на стенах, кости, дереве или металле, являют собой непрерывную череду маленьких шедевров.
Выполняя работу, художник постоянно совершенствуется, демонстрируя способность воспринимать формы и передавать их. В Египте письмо – первое из изобразительных искусств – и, наоборот, каждый знак – это определение живого существа или предмета. «Имя» существ, духовная концепция, обретает жизнь и форму при помощи магии иероглифов, «божественных слов». Древние люди, и в особенности египтяне, верили, что изобразить живое существо или предмет означало вызвать его к жизни; то есть образ мог овеществиться. Воплощение этого принципа мы видим на примере статуй, «живых образов» богов и людей. Тот же принцип верен в отношении любой разновидности изображений – письменных или художественных. Таким образом, целью скульптора, художника и рисовальщика было создание полной и точной копии людей или предметов, ибо только в этом случае души людей или предметов смогут «войти» в образы и вдохнуть в них божественную жизнь[353].
Таковы технические условности, которых должен был придерживаться мастер, украшая стены храмов и гробниц. Он сталкивался и с чисто техническими трудностями.
Плиний Старший утверждает, что египтяне изобрели изобразительное искусство за шесть тысяч лет до греков, начав обводить контуры тени, отбрасываемой человеком.
Силуэты живых существ и предметов, скопированные с очертаний теней и перенесенные на стены, – это отправная точка искусства. Такие силуэты можно увидеть как на стенах мастаб, так и на греческих вазах. Подобная техника дает представление о контуре предмета или фигуры, но подходит лишь для изображения профилей. Перерисованные контуры фигуры анфас дают лишь лишенную черт массу. Чтобы отразить детали, художник должен был вписать их в контур.
Египтяне умели рисовать головы и тела анфас, это видно из иероглифов и рельефов, но они редко прибегали к этой технике, а если и рисовали таким образом, то преимущественно фигуры чужестранцев, богов или людей[354]. Это почти исключительное предпочтение профилей привело египтян к ошибкам, непозволительным для столь одаренных и добросовестных художников. К изображению рук и ног они относились довольно небрежно. Многие человеческие фигуры, изображенные на памятниках разных периодов, даже те, что были выполнены с большим мастерством (илл. 18 и 40), наделены двумя левыми ногами или двумя правыми руками.
Силуэт ноги или руки с растопыренными пальцами одинаков, будь то правая рука или нога или левая. Чтобы разделить пальцы на рисунке, нужно было провести несколько линий, при этом египетские художники часто не обращали внимания на то, пальцы какой руки или ноги они рисуют.
Подобные искажения, столь поражающие нас, воспринимались египтянами как чистая условность. Подобные ошибки можно найти и на греческих вазах, а также других предметах, где применялся метод силуэта.
Рис. 76. Гарем в Эль-Амарне
Рельефы на храмах и гробницах отличаются другой любопытной особенностью, которую нельзя объяснить с технической точки зрения, а именно: уплощением некоторых частей тела, отсутствием ракурса и перспективы. Если голову изобразить в профиль, зрачок глаза будет виден не полностью. Но египетский художник хотел нарисовать настоящий, живой глаз, поэтому он уплощает его, рисует полностью, и оттого кажется, что изображенный человек смотрит на вас (рис. 64). То же касается плеч, они изображены анфас, в одной плоскости. Грудная клетка развернута на три четверти, как и живот, на котором отмечен пупок. Торс каким-то образом согласуется с ногами и руками, изображаемыми исключительно в профиль. Те же расхождения характерны и для одежды: воротник, нарисованный анфас, покоится на груди, изображенной развернутой на три четверти, набедренная повязка снова нарисована анфас (см. илл. 15, 24, 32, 33, 40, 41). Короны и головные уборы иногда изображаются анфас, детали уплощаются с целью сделать их более зримыми.
Те же условности проявляются в изображении предметов, зданий, пейзажей, содержащих фигуры, и т. д. Лепешка на циновке будет изображена над циновкой (рис. 51).
Кресло рисуется в профиль, а сиденье его анфас. Изображая храм или дворец, египетский художник помещает дверь, двор, гипостиль и внутренние помещения друг над другом, чтобы они четко просматривались. Если художник должен нарисовать сцену с множеством фигур, находящихся на одном уровне, он изобразит фигуры одного размера, одну над другой. Занятый исключительно передачей размеров, художник не видит перспективы, ракурса. Таким образом, изображение каждой фигуры или предмета самостоятельно и не зависит от его окружения. В общей структуре рисунка изображение сохраняет свое значение (рис. 76).
Откуда же эти условности? Являются ли они следствием неопытности, некоторой неуклюжести древнего искусства? Условности эти можно объяснить не только недостаточным владением техникой рисунка, но и традицией упрощения, порожденной методом изображения силуэтов. Эта традиция сохранялась для ритуальных целей, художники придерживались ее, расписывая культовые сооружения. В технике исполнения объемных статуй заложена другая идея.
Для создания статуй использовались самые разные материалы: камень, пластичная глина, глазурованная или нет, дерево, кость, металл. В древнейшие периоды, в случае применения металла, статуя сначала высекалась по деревянному образцу, а потом отливалась в форме. Для украшения изваяний и оживления их черт применялось золочение, использовались золотые и серебряные накладные украшения, эмаль, драгоценные камни, цветное стекло. Иногда на лицах статуй можно увидеть глаза из эмали в медной оправе. Объемная статуя представляет собой законченную форму, и скульптору нет нужды прибегать к уплощению конечностей или декора, чтобы верно передать действительность. Тем не менее и скульпторы вынуждены были соблюдать некоторые условности.
Во-первых, скульптор должен был решить проблему техники. Как высечь из камня или вырезать из дерева хрупкие конечности фигуры? От века к веку скульпторы совершенствовали свое мастерство. В Тинитский период вся выразительность сосредоточена в лице, руки прижаты к бокам, ноги соединены (рис. 40). В начале Мемфисского периода конечности освобождаются: руки могут быть распростерты, ноги уже не прижаты друг к другу, левая ступня чуть выдвинута вперед (илл. 13). В статуях из дерева, материала более пластичного, чем камень, конечности движутся: правая рука, сжимающая трость, вытянута вперед, ноги словно делают шаг (илл. 23, 27). Изваяния из меди, бронзы или пластинчатого золота еще более свободны в своих движениях. В конце Фиванской империи использование форм для литья фигур, как правило небольших, позволило наладить производство статуэток в больших количествах.
И все же египтяне так и не достигли того уровня мастерства, которым славились греки. Но надо помнить, что скульптура в Египте долгое время была искусством религиозным. Большинство статуй, дошедших до нас, обнаружены в храмах или гробницах, а следовательно, изображают людей достойных – царей, богов и обожествленных умерших или, по крайней мере, причастных к культу – жрецов храмов или слуг умершего в его гробнице. Неудивительно, что эти фигуры, выполняющие священный долг, столь серьезны и официальны. Позы их строго регламентированы. Боги и великие люди изображены стоящими, ноги прижаты друг к другу, или левая нога чуть выступает вперед. Иногда их изображают восседающими на троне или в кресле. Подчиненные и слуги сидят в восточной манере, ноги вместе, руки лежат на коленях. Иногда ноги скрещены, как это бывает у портного (илл. 14). Порой они стоят на коленях, а руки их простерты в знак преклонения. В какой бы позе объемная или рельефная фигура ни изображалась, она всегда должна была находиться в сфере технических и ритуальных канонов.
Нам не известен ни один египетский трактат на тему искусства, но Диодор сформулировал правила, которых придерживались рисовальщики и скульпторы. Человеческое тело словно делилось на две половины воображаемой линией, проходившей через центр лба, носа, грудной клетки и через пупок. Обе половины должны быть равными и симметричными. Подтверждение слов Диодора мы находим в большинстве рельефов и статуй. Ланге вывел из этого свой «закон анфаса» (название не очень отражает суть закона, поскольку при его применении не требуется изображать фигуру анфас). Египетское произведение искусства основывается на равновесии частей относительно срединной линии. Голова не наклонена ни влево, ни вправо, а верхняя часть тела даже у сгорбленных фигур остается неизменной. Добавлю, что конечности даже в движении соединяются с телом довольно жестко, иногда под прямым углом (илл. 14, 13, 27).
В случае со скульптурной группой методы используются те же самые. Взгляните на бога или царя, обнимающего свою супругу, сидящую у него на коленях (илл. 51). Два тела – это самостоятельные фигуры, не зависящие друг от друга, тела их неподвижны, руки и ноги отходят от тел под острым углом.
Здесь мы встречаемся с теми же условностями, что характерны и для рельефов. Египтянин не изображает тела так, как их воспринимает его глаз, на определенном расстоянии и в определенном масштабе, с изгибами, с учетом ракурса и теней, заметно меняющих истинные очертания. Он исправляет то, что видит, основываясь на знании, полагается на свою память и осязание, рассказывающие о целой форме фигуры или предмета. Он пытается изобразить тела такими, какие они есть, а не такими, какими он их видит, поэтому фигуры даже в группе выглядят как нечто обособленное и самостоятельное. Это похоже на изображение фигур на рисунке – одна над другой и человеческих тел – конечность за конечностью. Эта объективистская концепция искусства присуща не только египтянам. До V века до н. э. ею были отмечены произведения искусства всех восточных народов.
Затем появились греки с их субъективистской концепцией, они изображали человеческие тела так, как видели, – в перспективе, с тенями и масштабом, а не так, как подсказывал им опыт. Египетскую систему изображения можно увидеть в рисунках детей и первобытных народов, а также в произведениях выдающихся художников, которые из принципа или по привычке возвращались к передаче реальных форм. Это характерно для кубизма и других течений.
Следует заметить, что здания, статуи и рельефы всегда расписывались, а иногда покрывались тонким слоем штукатурки, на которую наносилась краска.
Краска, наносимая на штукатурку, не позволяла передавать объем. Так же обстоит дело с росписями в фиванских гробницах, они не рельефны, выполнены на ровных стенах (илл. 20, 21, 22, 50). Чтобы изобразить человеческое тело, цветы, листья и узоры, художник использует только акварель, зачастую обычного цвета. За некоторым исключением[355], в рисунках не передаются тени, тон. Художник изображает вещи такими, какими лично он их воспринимает, – статичными, однотонными, без теней, а не такими, какими видят их его глаза, – в движении, оживляемыми игрой света и тени.
Эти условности, подчинившие себе египетское изобразительное искусство, глубоко выявлены в определении живописи, данном Леонардо да Винчи: «Это интеллектуальная категория». «Искажения», характерные для египетского искусства, проистекают из умонастроений, свойственных не нам, а древним людям.
Художник должен был придерживаться установленных правил. Диодор отмечает, что египетские скульпторы следовали канонам пропорций. «Они делили тело на двадцать одну с четвертью часть и так создавали скульптуру». Это привело к удивительным последствиям – разные части статуи создавались разными мастерами. «Совместно определив высоту статуи, каждый принимался за работу, но, хотя трудились мастера порознь, порожденное ими произведение поражает своей гармоничностью». Когда работа закончена, все части собираются воедино[356]. В действительности же подобные произведения встречались редко. Почти все каменные статуи – это монолиты и потому не могли быть созданы способом, о котором говорит Диодор. Впрочем, Легран обнаружил в Карнаке статую из песчаника, конечности которой были вырезаны отдельно и крепились к туловищу шипами. Обособленные подвижные конечности часто встречаются в изваяниях из дерева. Рассказ Диодора, конечно, грешит преувеличениями, но слова его заставляют задуматься.
Рисовальщики готовили для скульпторов каменные блоки, предназначенные для изготовления статуй, и стены, на которых должны были появиться рельефы, расчерчивая поверхности вспомогательными линиями, облегчающими исполнение особо важных деталей. Лбы, глаза, плечи, талия и ступни располагаются на одних и тех же линиях, положение рук тоже регламентировано и зависит от конкретного жеста (илл. 15, 24, 34, 40, 41).
Что касается пропорций фигуры, изучение памятников показывает, что существовал некий канон, который, впрочем, варьировался в зависимости от периода и школы. «Первый канон, который использовался начиная с Древнего царства, делит вертикальную человеческую фигуру на восемнадцать квадратов. Колени находятся в шестом квадрате, плечи – в шестнадцатом, а нос – в семнадцатом. Голова состоит из двух квадратов, она восемь раз укладывается в тело. Сидящая фигура состоит из пятнадцати квадратов. Второй канон, использовавшийся главным образом в Саисский период, позволяет изобразить более стройную фигуру, лоб которой располагается в двадцать первом квадрате, рот – в двадцатом, плечи – в девятнадцатом, а колени – в седьмом» (Ж. Капар. Leçons sur l’art égyptien).
Композиция рисунков демонстрирует нам различные занятия, связанные с отправлением культа богов и обожествленных умерших.
Огромные, лишенные окон стены храмов прекрасно подходили для резца скульптора. Говоря об иероглифах, я упоминал, что письмо в Египте являло собой рисунок. Справедливо и обратное: рисунок на стенах памятников – это то же письмо. Храмы можно было читать как молитвенники. Рисунки отвечали особому характеру трех частей храма и описывали все, что происходило внутри.
В части, открытой для доступа публики, у пилона и во дворе обычно изображались исторические сцены – одержанные победы и караваны трофеев, на которые был построен храм, ритуал закладки храма, указы, наделяющие жрецов привилегиями и землей, необходимой для отправления культа. Декорирование здесь напоминает серию объявлений для публики. Изображения часто делались углубленными по отношению к плоскости фона, en creux (контурного рельефа), этот метод позволял достичь максимальной разборчивости и удобочитаемости.
В гипостиле мы видим бога в различных ипостасях, восседающего на троне и принимающего поклонение Чистых (илл. 34, 35, 36), или переносимого в своей ладье на плечах жрецов в праздничной процессии, во время которой бог являл свою волю жестами или знамениями (рис. 62). В Зале приношений сорок два Нила из сорока двух номов несут цветы, фрукты, другую пищу (рис. 53). На стенах изображен царь, ловящий арканом быков или стреляющий в них, а также в антилоп и коз, мясо которых попадало на стол богов.
Он забивает животных (рис. 67), он жарит мясо, он приносит воду, благовония и цветы богу, который наслаждается дымом приношений. И вот мы попадаем в святая святых храма – в молельню. Здесь на стенах один за другим воспроизведены ежедневные ритуалы, вдыхающие жизнь в статую бога. В палатах Востока изображены пышные празднества в честь Солнца, а в палатах Запада – ночные мистерии смерти и воскрешения Осириса.
На всех рисунках царь беседует с богом (илл. 24). Изображения царя, который составляет такую же неотъемлемую часть культа, как и бог, встречаются повсюду. Художники стремились не пропустить сцену божественного рождения царя, его коронации, его празднеств Сед, его омовений и сокровенных бесед с богами (илл. 41), прославлявших его как бога среди людей, воссоединившегося со своим Ка.
Образы богов встречаются столь же часто – на рельефах и стенах, в молельне, в криптах. Главный скульптор царя, сын скульптора, живший в эпоху Нового царства и поклонявшийся Тоту, покровителю художников, рассказывает нам о том, что, будучи совсем молодым, он был назначен царем начальником работ в храмах. Мастера торжественно ввели в Золотой Дом, чтобы он вдохнул жизнь в статуи и изображения богов. Ничто не укрылось от его зоркого глаза: «Я – начальник таинств. Я вижу Ра в его ипостасях, Атума в его рождениях, Осириса, Тота, Мина, Гора, Хатор, Сехмет, Птаха, Хнума, Амона-Ра» и т. д. (более тридцати богов). «Это я помещаю их в вечные обители».
Украшая гробницы, будь то мастабы или подземные склепы, художники также сверялись с книгами образцов, которые воспроизводили процесс вырезания или рисования различных культовых сцен (в погребальных камерах) или сцен новой жизни, которая ждала умершего (в часовнях).
Что касается отображения повседневной жизни, то недостаток места на страницах этой книги не позволяет нам детально рассмотреть эту тему, которую Ж. Бенедит формулирует так: «Пластическое искусство Древнего Египта делится на две близкие, но отличные друг от друга сферы, граница между которыми, впрочем, не всегда четкая – это область свободного, общедоступного, народного искусства и область искусства канонического, культового».
В сценах, изображающих природу и животный мир, художник, обладающий острым глазом, легко передает то, что видит. Изображая пахарей в поле, пастухов, охраняющих свои стада, ремесленников за работой, торговцев на рынке, уличные сценки, игры или драки, мастер не выказывает никакой скованности, не прибегает к каноническим методам. Он реалистичен, смел и не лишен чувства юмора. Можем ли мы сделать вывод, что в Египте существовало культовое искусство, отличное от искусства народного? Такая постановка вопроса неизбежно введет нас в заблуждение.
Мне представляется, что границу следует проводить между сюжетами, темами, а не между эстетическими доктринами или художниками. В зависимости от сюжета – религиозного или мирского – художник в большей или меньшей степени придерживается ритуальных предписаний и канонических традиций. Во все времена те же самые художники могли передавать аспекты ограниченного канона или в равной степени хорошо изображать свободную натуру. Египетские художники строго придерживались канона, когда вынуждены были делать это, но, когда позволялось, давали волю своему воображению.
Между тем нельзя отрицать, что даже сюжеты, взятые из повседневной жизни и предоставляющие определенную свободу выражения, не избежали влияния «книги художника», поскольку на разных памятниках можно увидеть повторяющиеся штрихи. Даже человеческая живость и энергичность обращены в формулы, которым обучали в художественных школах.
«Начальник художников, рисовальщик и живописец», живший в эпоху XII династии, гордится своей способностью в равной степени хорошо изображать как ритуальные, так и свободные сцены. Судя по всему, он специализировался на изготовлении статуэток из глазурованной глины. Используя технические термины, значение которых нам зачастую неизвестно, мастер рассказывает о своем опыте по подготовке пластичной глины и лепке статуэток. С одной стороны, он «постиг тайну божественных слов [иероглифов], церемонию празднеств и магию, и теперь может использовать свои знания в работе, не боясь что-то упустить». С другой стороны, он описывает свободные позы, которые научился изображать: «Я знаю позу статуи мужчины, походку женщины, сгорбленную фигуру того, кого бьют… Я могу сделать так, чтобы один глаз смотрел на другой[357]; я знаю испуганный взгляд пробужденных, взмах руки копьеметателя и осанку бегуна. Я знаю, как делать глину (?) и прочие материалы так, что они не сгорят в огне и не будут размыты водой. Эти тайны были открыты только мне и моему старшему сыну, когда Бог [царь] повелел, чтобы они были открыты достойному. Трудясь на посту начальника работ, я видел творения рук его в каждом драгоценном материале от серебра и золота до слоновой кости и черного дерева».
Не стоит высмеивать тщеславие мастера. В нем скрывается то, что до сих пор нам не встречалось и на что следует обратить внимание раньше, чем мы завершим рассмотрение изобразительного искусства Египта, – это профессиональная гордость художника, «посвященного в таинства искусства и ремесел», и проявление его индивидуальности.
Техническое мастерство приносит свое вознаграждение. Оно развивает в художнике радость творчества и стремление к совершенству, благодаря этим качествам искусство становится для мастера самоцелью, а не средством исполнения религиозного акта. Оно открывает путь к независимости от правил и канонов. Некоторые египетские художники этим путем воспользовались. Да, произведения искусства почти всегда анонимны, лишь в редких случаях на статуе, например, писалось имя скульптора. Но профессиональная гордость существует.
На гробнице Птаххотепа (V династия) начальник скульпторов, Птах-Анхни, изобразил себя. При Рамсесе III художник оставил свое изображение, являющее своего автора в будничной обстановке: он сидит в восточной манере, погружая кисти в чашечки палитры. Длинные волосы художника, ниспадающие на плечи, придают ему поразительно «артистический» вид.
Рис. 77. Изготовление вазы из твердого камня. Древнее царство. Сверло (hemt) стало иероглифом, обозначающим художника, ремесленника, искусство
Другой художник того же периода отрицает, что «является простым рисовальщиком-писцом. Мысль – вот его руководитель и советчик. Над ним нет начальника, который устанавливал бы правила, ибо он, художник, смышлен, опытен и искусен во всем».
Некоторые формы предоставляют большую свободу выражения, чем другие. Вскоре художник приходит к пониманию, что его цель – в удовлетворении от своей работы, мы называем это искусством ради искусства. Такое удовлетворение получали от своего занятия золотых дел мастера, ювелиры, мебельщики, создатели предметов роскоши. На протяжении столетий религия вдохновляла этих ремесленников на создание декоративных мотивов. Цепочка, браслет, ожерелье, корона – прежде чем стать личными украшениями, все эти предметы были талисманами, защищавшими запястье, лодыжку, шею, талию или голову. Вот почему они украшены иероглифами, означающими бодрость, постоянство, жизнь-здоровье-силу и магическую защиту. Раскрытые цветки лотоса и папируса напоминают о том, что в их чашечках рождается солнце. Иногда, как в случае с пекторалями, форма украшения строго архитектурная, оно принимает облик ковчега, содержащего одну или несколько священных фигурок (рис. 79). Создание таких амулетов требовало большого опыта и мастерства. Работа с золотом, серебром и бронзой, драгоценными камнями и стеклянной пастой – это работа тонкая. Богатство материала, красота форм и расцветок столь привлекательны, что эстетическая ценность украшения значительно превосходит его магическую полезность. Золотые мухи, служащие застежками для цепочек, витые змейки-браслеты для рук и ног, кольца для пальцев рук и ног, бронзовые зеркала с ручками, украшенными фигурками и цветами, шкатулки для ювелирных изделий, великолепные ларцы, покрытые символами Осириса и Исиды, – все эти предметы роскоши, выполненные из драгоценных материалов, ценящиеся за мастерство исполнения и красоту, обладают непреходящей истинной ценностью. Разве нельзя сказать то же самое о стульях, креслах, постелях, священных ларцах, двускатных святилищах (этих созданных в эпоху XII династии предшественников греческих фронтонов) – в общем, обо всей бытовой обстановке, великолепные образчики которой были обнаружены в гробнице Тутанхамона (илл. 30) и других усыпальницах XVIII династии? Все эти предметы попрежнему несут на себе ритуальный декор. Уреи, львиные головы и лапы выполняют защитную функцию; лотосы, талисманы жизни и силы, а также жизнерадостные, гротескные фигурки Беса и Тоэрис отгоняют прочь злых духов. Но ценятся эти произведения искусства за отделку золотом и драгоценными камнями, за свою изящную прочность. Они превратились в предметы роскоши. Керамика, которая в доисторические времена составляла неотъемлемую часть обстановки и несла на себе эмблемы кланов, вскоре утратила свой национальный и местный орнамент, стала менее вычурной и более практичной – большое распространение получили предметы домашней утвари, вазы. К эпохе Среднего царства скульпторы и мастера, работавшие по металлу, обеспечивали своими творениями не только царя и привилегированные классы, но и более широкие слои населения. Каждый теперь мог лично возносить молитвы богам, для чего можно было приобрести статуэтки божеств, выполненные из золота, бронзы, глины, раскрашенного дерева, слоновой кости. Искусство встало на промышленные рельсы. Предметы штампуются целыми партиями. В Саисский период статуэтки и талисманы из металла и глазурованной глины выходили из форм буквально миллионами.
Рис. 78. Браслет-талисман. Образован защитными знаками. Золото и аметист. Найден на руке женщины в Негадахе. I династия
Но не только развитие техники и воспитание вкуса широких масс помогли искусству постепенно освободиться от религиозных цепей. Социальная эволюция и политические волнения также оказали свое влияние на стиль и выразительность произведений искусства, в особенности на те виды, что были наиболее близки человеку, – скульптуру и живопись.
Рис. 79. Пектораль в виде святилища с лотосовидными колоннами.
Золотые пластинки, сердолик, бирюза и ляпис-лазурь. Нехебт защищает имя Сенусерта III, который в виде грифона бросается на пленных. Каир, из Дашхура
Дошедшие до нас статуи Тинитского периода являют собой произведения реалистического искусства, чрезвычайно близкие к природе. Но когда властвовать в объединенной стране стал монарх, появились традиционные изображения царей и богов. Статуя Хасехема (рис. 40) возвещает собой о начале канонического искусства, которому суждено будет доминировать на протяжении трех тысячелетий. В эпоху Мемфисского Древнего царства облик бога-царя во всем его величии отражают царские статуи Хефрена и рельефы в солярных и царских храмах. Затем наступает черед аристократии – изображения знатных людей найдены в сердабах V и VI династий. Однако самые искренние и реалистичные произведения отражали облик людей среднего достатка.
Среди них хорошо известный сидящий Писец и Сельский Староста (Шейх-эль-Белед). Подобное же одушевление вызывают у скульптора сцены из повседневной жизни, которые он запечатлевает в рельефах на стенах гробниц. Упадок мемфисской монархии оказывает серьезное влияние на искусство: в период с VII по XI династии здесь царит самое настоящее варварство, расцветшее на фоне социальных беспорядков. Начиная с XII династии восстановленные царские мастерские возвращают былое уважение к традициям, однако искусство, становясь академичным, утрачивает живость и естественность. Фигуры царей, как и литература того периода, уже обнаруживают стремление не к отражению могущества и величия, а к психологическому анализу.
Лица царей (илл. 25) выразительны, в них отразились все заботы и тяготы царей, стремящихся к упрочению справедливых законов[358]. В то же время искусство демократизируется. Выпускаются тысячи статуэток для широких социальных слоев, призванные сопровождать умершего в загробный мир. С воцарением XVIII династии наступает новый период, в искусстве он характеризуется техническим совершенством, цель которого – добиться полной условности выражения. Изваяния царей идеализируются. Тем временем азиатская роскошь, с которой Египет познакомился в ходе завоевательных походов на Ближний Восток, привносит новые черты в египетский стиль. Эпоха Аменофиса III становится свидетелем серьезной экспансии утонченного искусства Востока. Египетское искусство испытывает влияние Сирии, Месопотамии и Крита.
В этот момент существенное, хотя и недолгое воздействие на искусство и интеллектуальную культуру Египта оказывает реформа Аменофиса IV, внесшая существенные изменения в религиозную традицию. В каждой сфере вспыхивает своя революция, неожиданная и радикальная, пробивающая брешь в догмах, канонах и ритуалах.
В архитектуре на время забывают о храмах осирисовского типа. Уже не видно пилонов, гипостильных залов, святилищкрепостей. Царь-реформатор возвращает открытые сооружения, подобные храмам Солнца V династии. Храм Атона – это двор, заливаемый солнцем. В центре возвышается алтарь с приношениями, которых касаются лучи Атона. Двор окружен галереей с «цветочными» колоннами. Статуи по бокам представляют не бога, а царя, поклоняющегося Атону. В углу стоит священный камень Солнца (бен-бен). На стенах галереи изображен царь и члены его семьи, поклоняющиеся солнечному диску, чьи лучи касаются царя.
Эта новая храмовая концепция избавляется от священных статуй и традиционных сцен осирисовского культа. Атон не обладает антропоморфным телом, вследствие чего не может быть мумифицирован, пройти обряд Отверзания Уст и воскреснуть. Исчезает все ритуальное убранство, остаются лишь «цветочные» колонны. Мощеные дороги расписываются изображениями животных и птиц, радующихся пробуждению природы, цветов и растений, распускающихся с первыми лучами солнца, появляющегося на восточном горизонте (илл. 32). Эти рисунки служат непосредственными иллюстрациями к Гимнам Атону, фрагменты которых я цитировал выше. Это истинный Магнификат величию солнца.
В этот период уже не встречаются статуи или рельефы прежних богов, главной темой для скульптора становится человек, главным образом царь и его семья. В избытке появляются статуи Аменофиса IV Эхнатона. Царь ратует за возвращение к природе, к живым моделям, разрешает делать глиняные слепки со своего лица (сохранились несколько таких образчиков), чтобы быть уверенным, что черты его будут воспроизведены с достаточной точностью (илл. 28).
Череп у царя примечательный, прогнатический, с массивным выступающим затылком. Скульпторы тщательно воспроизводят крупную нижнюю челюсть и удлиненный череп даже тогда, когда эти деформации стали еще более заметными из-за болезни (рис. 62). Порой изображения царя граничат с карикатурой.
Этот возведенный в высшую степень реализм несет с собой стремление к глубокому исследованию обнаженного тела. Впервые в египетском искусстве мы обнаруживаем наброски с живой обнаженной модели. Царица и дочери царя охотно позируют. В результате на свет появляются реалистические шедевры (илл. 29, 31).
Можно сказать, что в этот короткий период искусство становится светским. Логический результат этой секуляризации – отказ, по крайней мере частичный, от законов, которым прежде подчинялись все изображения человеческих фигур.
Сцены в Эль-Амарне и на утвари Тутанхамона показывают нам царя, царицу и их дочерей в естественных позах, в которых нет и следа формальности или условности. Художник, подмечая выразительные жесты, тут же запечатлевает их, испытывая от этого истинное удовольствие (илл. 30).
Вместе со свободой художник обретает индивидуальность.
Нам известны имена трех придворных скульпторов – Мен, Бек и Иути, работавших для царя и его матери Тейи. Недавно в ходе раскопок были обнаружены их мастерские, а в них найдены великолепные бюсты Эхнатона и его царственной супруги Нефертити.
Изображения, которые мы встречаем на мостовых ЭльАмарны и на утвари Тутанхамона, также свидетельствуют о значительном техническом прогрессе. Художник уже не удовлетворяется скучными, безрадостными цветами, лишенными глубины и сочности. Он пытается «углубить» рисунок, при помощи теней передает рельеф и начинает постигать игру света (илл. 32). Главное в рисунке уже не мысленное восприятие натуры, а отражение зримой реальности. Художник заботится о точной передаче особенностей человеческой фигуры, прорисовке рук и ног. Небрежность, свойственная прежней технике, уходит. Наконец, фрески этого периода демонстрируют желания художников учесть перспективу, а также сгруппировать людей и предметы.
Реалистичные произведения Эль-Амарны дышат чистой, здоровой радостью, но в погребальных сценах, изображенных в гробницах, безмятежность уступает место глубокому горю. Художник не страшится изображать охваченного скорбью царя перед телом его дочери. Человеческие страдания, как и радость, служат источником подлинного вдохновения.
Рис. 80. Поместье Фиванского периода
Примечательно, что освобождение искусства от условностей и канонов положило начало формированию новой традиции. Облик болезненного царя был довольно специфичным: выступающий затылок, изнуренное лицо, висящий живот, округлые бедра – все эти черты отчетливо видны даже под складчатой одеждой из прозрачного материала.
Придворные старались подражать царю, рабски копируя его внешний облик, а художники стремились перенести все это в свои произведения. Подобное проявление стадного чувства несколько портит впечатление от стиля Эль-Амарны.
Качание политического маятника также оказало сильное влияние на искусство, однако отнюдь не сразу. Восстановление власти Амона привело к запустению мастерских ЭльАмарны. Придворные художники и скульпторы вернулись в Фивы. Здесь они вынуждены были вернуться к прежним сюжетам – монотонному изображению богов в статуях и рельефах, а также культовых обрядов. Художники сдались не сразу, на протяжении нескольких поколений они до некоторой степени сохраняли независимость вкуса, верность природе и точность рисунка. Ко времени воцарения Рамсеса II Ренессанс Эль-Амарны вновь стал источником вдохновения, в этот период были созданы последние шедевры египетского официального искусства. Статуя великого фараона Рис. 80. Поместье Фиванского периода изображает его со склоненной головой, словно монарх прислушивается к мольбам своих подданных (илл. 37). Эта поза совершенно отличается от невозмутимой статичности мемфисских царей (илл. 5), более того, она несет в себе черты некоего монархического социализма, при котором царь являлся соратником своих подданных. После XXI династии появляются многочисленные статуи верховных жрецов Амона, холодные и сдержанные (илл. 53), а также реалистичные, энергичные изображения эфиопских царей и военачальников (илл. 54). Саисское Возрождение пыталось вернуть искусство к жизни, обращаясь за вдохновением к мемфисским шедеврам, но рабская приверженность прошлому препятствовала развитию оригинального стиля. Скульптура пришла в упадок, как и власть фараонов. Наступило время промышленного искусства. Налаживалось массовое производство небольших предметов. Художники находили развлечение в преодолении технических трудностей и старались компенсировать отсутствие гениальности талантом. Вдохновение покидает распадающуюся религию и перестает сопротивляться влияниям извне – азиатскому и греческому. Одновременно с истощением жизненных сил страны египетское искусство утрачивает свой стиль и индивидуальность.
II. Наука
То, что мы называем наукой, являлось для египтян частью богооткровений или «божественных слов», которыми боги, и в особенности Тот (Гермес), делились с людьми.
Греки считали, что медицина, химия, геометрия и «точные науки» в целом зародились именно в Египте. Не следует, однако, принимать на веру подобные претензии на первородство. Вне всякого сомнения, именно египетские жрецы, гордившиеся своей древней страной, к вящей славе своих богов, сами распространяли подобные слухи за пределы Египта. Конечно, огромные плотины и ирригационные сооружения, пирамиды и обелиски, монолитные статуи и планировка храмов свидетельствуют о том, что уже в глубокой древности египтяне погрузились в решение практических задач математики и геометрии. Работа с металлом, производство керамики, цветного стекла и эмали открыли им физические и химические свойства материалов. Мумификация и вскрытие тел дали некоторые представления об анатомии и патологии. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что, какими бы специалистами ни были египтяне в прикладных науках и как бы искусно ни решали они технические проблемы[359], теоретические науки, по существу, не были сферой их деятельности.
Вплоть до эпохи Среднего царства колесо в транспортных средствах не применялось. Пришло ли оно из Азии вместе с лошадью и колесницей? Следует заметить, что гончарное колесо египтяне использовали с незапамятных времен. До появления колесного транспорта груз тащили на салазках, оставлявших на дорогах глубокие колеи. Кроме того, речной транспорт изрядно теснил наземный.
По словам Геродота, геометрия появилась в силу необходимости деления земли Египта на равные участки. В любом случае социальная организация Долины уже в глубокой древности требовала внедрения постоянной и универсальной системы мер. Для определения стандартов мер длины за основу было взято человеческое тело. Для установления канона живописцы и скульпторы использовали ступню. Единицей меры длины был локоть, делившийся на два спана, шесть ладоней или двадцать четыре пальца. В обычном локте содержалось около 46,99 сантиметра, он отличался от царского локтя, равного примерно 52,07 сантиметра. Царский локоть использовался преимущественно для планировки зданий и обычных операций, связанных с измерениями поверхности земли. Для более длинных расстояний применялся итр или греческий скойнос, равный примерно 5000 локтям, иногда использовалось кратное, равное 10 000 локтей. Царские землемеры измеряли земельные наделы в арураи, квадратах со стороной в 100 царских локтей.
В качестве меры объема использовалась единица хену – около 0,4 дм3. Мера веса, дебен, равнялась в среднем 91 грамму, что почти совпадает с вавилонской мерой веса. Как для обычного, так и для более точного взвешивания применялись весы. Так называемые деньги до персидского вторжения в Египте хождения не имели, рыночная стоимость товара выражалась в мерах золота, серебра, меди, в соответствии со стандартом – шат, применявшимся как для платежей, так и для натурального обмена.
Рис. 81. Речной корабль. Новое царство, гробница Пахери
Деление года основывалось на двенадцатеричной системе, дошедшей до нашего времени в количестве месяцев (12), декад (36 – в обычном году, состоящем из 360 дней), количестве часов дня и ночи (по 12). А вот в арифметике применялась десятичная система. На письме использовались знаки для чисел от 1 до 9, а также для 100, 1000, 10 000, 100 000 и 1 000 000. Нуля не было.
Рис. 82. Золотые цепи, взвешиваемые на весах. Грузы и слитки выполнены в виде животных. (Храм в Дейр-эль-Бахри)
До нас дошли некоторые математические трактаты. Наиболее важным из них является папирус Ринда – копия более раннего текста, относящаяся к эпохе гиксосов. В папирусе поднимается ряд арифметических и геометрических проблем, возникающих при определении «доходов и расходов» казначейства, при обменах, оценке вместимости житниц.
Арифметические расчеты сводятся к сложению и вычитанию. Умножение и деление делались методом прибавления.
Чтобы найти результат умножения 8 Ч 8, писец записывает колонку цифр, начинающихся с 1, и умножает на 2, пока не дойдет до цифры 8, отметив ее чертой. Затем он записывает вторую колонку, начинающуюся с 8, и умножает на 2 до тех пор, пока не получит результат:
Чтобы понять, сколько раз 7 укладывается в 77, писец проделывает ту же операцию. Маленькие черточки сбоку отмечают цифры, которые использовались в суммировании 1 + 2 + 8 = 11.
Операции с дробями еще более неуклюжи. Как правило, используется только один числитель – 1, поэтому 5/8 записывается как 1/8 1/8 1/8 1/8 1/8. Тем не менее использовались знаки 2/3 и 3/4. Иногда писец развлекается и, чтобы записать 24 дня месяца, выводит следующее: 2/3 1/10 3/10, то есть 20 +3 + 1 = 24.
Геометрические теории египтян очень просты. Расчет площади основывается на свойствах треугольника, прямоугольника, трапеции и усеченной пирамиды, определения которых грешат ошибками. В одном из папирусов писец говорит своему коллеге об этой проблеме так: «Сколько кирпичей требуется для строительства рампы определенных размеров? Сколько людей потребуется для транспортировки обелиска длиной в 110 локтей (57,2 метра) из карьера в столицу? А сколько нужно рабочих для установки колосса высотой 30 локтей (15,6 метра) и шириной 20 локтей (10,4 метра)?» Воздвигнутые египтянами памятники свидетельствуют о том, что они с поразительной ловкостью находили решение этих проблем на практике.
В естественных науках торжествует способность египтянина к наблюдению. Его нельзя назвать выдающимся математиком, но в наблюдательности ему не откажешь. Доказательством этому могут служить рисунки животных, переданных с большой точностью и живостью, идущими вразрез с ритуальными стереотипами храмов и гробниц. С глубокой древности египтяне изучали человеческое тело. Мумификации, вошедшей в практику по меньшей мере с конца II династии, предшествовало ритуальное вскрытие трупов. Два этих процесса наглядно демонстрировали внешнюю и внутреннюю анатомию тела. Исследуя тела людей, погибших от той или иной болезни, египтяне получили ясное представление о патологии. Но не следует забывать, что они были не целителями, а специалистами по мумификации, вскрывавшими тело и извлекавшими мозг и внутренности. Вот почему, несмотря на все громкие эпитеты, которыми греки наделили египетских врачей, их трактаты по медицине, несколько экземпляров которых сохранились до наших дней, представляются современным эскулапам не слишком научными.
Слово «врач», суну (возможно, «корректор», «целитель»), было придумано жрецами, это придает слову религиозный и магический оттенок. С древнейших времен мы встречаем царских целителей, начальники которых одновременно являлись высокопоставленными чиновниками и жрецами, как правило, богинь Серкет и Нейт из Саиса. Как и многое другое в египетской цивилизации, медицина, судя по всему, пришла из Нижнего Египта. Главными центрами были храмы Атума-Ра в Гелиополе, Нейт в Саисе, Анубиса в Летополе и Бубастисе. Медицинские тексты[360], которыми мы располагаем, датируются Средним царством или Гиксосским периодом, однако по причине набожности они считались откровениями богов. «Начало Книги по исцелению болезней, начертанной на древнем папирусе и обнаруженной в сундуке у ног Анубиса в Летополе, в правление царя Усафиса» – таков заголовок Лейпцигского и Берлинского папирусов. Рядом с высокопоставленными врачами стоят простые «слуги Ка», делавшие «безболезненное» обрезание юношам. Врач носил титул Начальника таинств. Жрец говорит нам, что «он пришел из Гелиополя вместе с Правителями Великого дома и из Саиса с Владыками Вечности, взявшими его под свое покровительство, чтобы он мог исцелять любые болезни». В Саисе, в храме Нейт наряду со школой «мудрых магов» (Дом Жизни) существовала и медицинская школа. Камбиз разрушил ее, а Дарий I восстановил. Человек, заново отстроивший школу, говорит нам: «По приказу Дария я основал [эту школу] с учениками, состоятельными выходцами из знатных семей. Над ними я поставил мудрого человека, чтобы надзирал за их работой. Его величество приказал доставить в школу все, что нужно для учебы. Я обеспечил учеников всем необходимым, включая инструменты, о которых говорится в книгах. Его величество поступил так, ибо знал, что искусство целительства весьма полезно, оно лечит больных и утверждает имя каждого бога в каждом храме».
Медицина была тесно связана с религиозными верованиями и магией. Мы увидим, что в роли снадобий часто выступали заклинания. Папирус Эберса, представляющий собой нечто вроде учебника для студентов, открывает «секреты медицины». Внутренняя жизнь тела зависит от «сосудов» (met), в которых циркулирует кровь, вода, воздух, моча, сперма, слизь и фекалии. Здесь смешиваются артерии, вены и внутренние органы.
Сосуды исходят от сердца. «В сердце есть сосуды для всех членов тела. Если врач положит палец на голову, затылок, руки, сердце или ноги, он повсюду почувствует сердце, ибо его сосуды ведут в каждый член». Некоторые говорят, что сосудов двадцать два, другие уверяют, что сорок шесть. Большинство внутренних заболеваний можно вылечить при помощи мазей и масел. Часто отмечаются жалобы на кишечник, глазные болезни, опухоли и женские болезни. Вот рассказ о заболевании и его лечении: «Лекарство для женщины, страдающей болезнью глаз, так что она почти ничего не видит, и жалующейся на боли в шее. Диагноз: «Глаза поражены выделениями из вульвы». Лечение: «Окуривание благовониями и свежим маслом; окуривание вульвы. Окуривайте глаза ступней пчелоеда, а потом дайте больной съесть сырую печень осла».
Выписывая рецепт, врач учитывал возраст пациента и время года. Лекарство, которое лечит в первый месяц зимы, может оказаться бесполезным в третий месяц. Из рецептов мы могли бы много узнать о египетской фармакопее, если бы не неясное значение некоторых терминов и затруднения с идентификацией растения или субстанции. Египетские врачи были сильны в знании многочисленных ингредиентов. Некоторые мази включают в себя до тридцати семи компонентов, среди самых странных: кровь ящерицы, жидкость из свиного уха, материнское молоко, экскременты детей, ослов, собак, газелей и т. д. в сочетании с маслами и жирами того же происхождения. Большое количество этих снадобий благодаря посредничеству Гиппократа и Диоскорида перекочевали в средневековые аптеки и выдавались за панацею шарлатанами. Те же самые методы, судя по египетским ветеринарным трактатам, применялись и в лечении болезней животных (Кахунский папирус).
Лечение часто сопровождается заклинаниями, мольбами, обращенными к тому богу – Исиде, Тоту, Гору, Ра, Анубису, Имхотепу, Амону-Ра, – который вылечился при помощи того же лекарства и обязательно придет на помощь врачу. Если заклинания были произнесены «правильным голосом», болезнь можно было считать вылеченной.
К счастью для репутации египетских лекарей, недавно был изучен папирус, отличающийся большей научностью. Папирус Эдвина Смита рассматривает случаи хирургических вмешательств, классифицируя их начиная с головы. Этот папирус выгодно отличается от предыдущих своей методичностью. В сохранившемся фрагменте описывается десять заболеваний головы, четыре – носа, три – челюсти, пять – височной области, пять – ушей, губ и подбородка, шесть – горла и шейного позвонка, пять – ключиц и лопаток, девять – грудной клетки и одно – позвоночника. Остальной текст утрачен.
Каждый случай рассматривается тщательно и методично. Полное описание случая включает в себя: 1) формулировку – лечебные средства для данного случая; 2) изучение – признаки заболевания; 3) диагноз – «Скажи: «Это такая-то болезнь»; 4) прогноз – «Если болезнь легкая, скажи: «Это болезнь, которую я могу вылечить»; если случай сложный, скажи: «Это болезнь, с которой я буду бороться»; если же болезнь неизлечима, скажи: «Это болезнь, против которой я бессилен»; 5) лечение – для исцеления раны, полученной в храме, «в первый день приложи сырое мясо; затем лечи мазями и медом до полного исцеления».
Только в одном из сорока восьми случаев к лекарству прибавлено заклинание. Таким образом, этот папирус является серьезным свидетельством в пользу египетских хирургов XVIII века до н. э. На обороте папируса, впрочем, записаны заклинания, но другой рукой. Заклинания венчает заголовок: «Книга для превращения старика в двадцатилетнего юношу». И в Египте были свои Фаусты.
Не стоит удивляться тому, что Геродот превозносит египетскую медицину. В Египте, говорит он, медицина специализированная, как оракулы. «Каждый врач имеет дело с одной болезнью, и не более. Поэтому в стране так много целителей. Одни лечат глаза, другие – голову, третьи – зубы[361], четвертые посвятили себя исцелению животов или внутренних органов». Таким образом, узкая специализация, свидетельствующая о научном подходе к лечению болезней, появилась уже очень давно. В эпоху Древнего царства у фараона были врачи «для каждого из глаз». Как и в современном Египте, наиболее часто страдали глаза и внутренние органы. «Египтяне следят за своим здоровьем, применяют рвотные и слабительные средства, раз в месяц на протяжении трех дней очищают организм, ибо верят, что все болезни от потребляемой пищи. Благодаря этим мерам предосторожности, а также климату египтяне – самые здоровые из людей после ливийцев».
Фармакопея подразумевает работу с химическими веществами, здесь мы вступаем на исконно египетскую территорию, поскольку химия ведет свое название от слова Кемт, означающего Черную Землю, Египет. Среди направлений, которыми занимается химия, можно упомянуть фармакологию, создание лекарственных средств, которые, судя по рецептам врачей и чародеев, состояли из множества самых разнообразных ингредиентов. В лабораториях при храмах для нужд культа – окуриваний, очищения и умащения статуй – производились лекарства, духи и мази. Ритуалы перечисляют растения, редкие камни, минеральные и растительные масла, животные жиры, смолы, травы, щелочные ванны, в которых сохранялось мумифицированное тело. В мастерских литейщиков, золотых дел мастеров, позолотчиков, эмалировщиков можно было изучать свойства, сходство и трансформацию руд и металлов. Благодаря Диоскориду, Гиппократу, Плинию Старшему, а также александрийским и арабским алхимикам знания эти не были утрачены. В них черпали вдохновение искатели философского камня, ими интересовались такие великие химики, как Бертело и Габриель Бертран. К сожалению, трудности с переводом и неясность терминов мешают детальному изучению дошедших до нас документов.
В этой области наблюдения сочетаются с математикой.
Египтяне были превосходными практиками, но их теоретические изыскания не так глубоки, как можно было предположить. Как и медицина, астрономия находилась в руках жрецов. В Гелиополе жрец, наблюдавший за солнцем, носил титул «Великий пророк». В храмах устраивались ночные дежурства с целью изучения звезд. На стене библиотеки храма в Эдфу выгравирован каталог, в котором значатся книги «о познаниях в периодическом движении Солнца и Луны, а также звезд». Боги жили на небесах; там они праздновали свои дни рождения, и ничто из того, что происходило на небе, которое они пересекали в своих ладьях, не могло ускользнуть от жрецов, «которые знают устройство неба» (титул верховного жреца в Гермонте, Гелиополе Верхнего Египта).
В 4241 году до н. э. был введен календарь, который, как уже говорил, основывался на точном наблюдении за движением Солнца и положением Сотиса (Сириуса) по отношению к Солнцу. Деление года на лунные месяцы продолжительностью в тридцать дней объясняется превосходным знанием Луны.
Звезды были разделены на два класса – Неразрушимые (ikhemu-sek), которые никогда не исчезают с видимого небосклона, и Неутомимые (ikhemu-urz) – блуждающие планеты.
Из этих последних уже при Новом царстве были известны пять планет, соответствующих Юпитеру, Сатурну, Марсу, Меркурию и Венере. Из постоянных звезд в каталог были занесены тридцать шесть. Каждая из них правит одной из тридцати шести декад, на которые делился обычный год длиной в 360 дней, поэтому божества эти назывались деканами. Самый древний список начертан на внутренней стороне крышки саркофага XII династии, другие списки найдены в царских гробницах (Сети I, Рамсес IV), а также в Рамессеуме и Птолемеевых храмах. Двенадцать знаков зодиака – Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей и Рыбы – появляются в документах позднего периода, названия их происходят от греческого зодиака, который сам, в свою очередь, был позаимствован из вавилонской астрономии. К более позднему времени относятся коптские названия месяцев. Они взяты из древних названий праздников, проводимых в честь богов, покровительствовавших месяцам.
ПЯТЬ ВИСОКОСНЫХ ДНЕЙ
(коптский короткий месяц)
I сезон. Прилив (Ахет)
1. Тот
2. Паофи
3. Атир
4. Хойак
II сезон. Произрастание (Перт)
1. Тиби
2. Мехир
3. Фаменот
4. Фармути
III сезон. Засуха (Шему)
1. Пахонс
2. Паини
3. Эпифи
4. Месоре
День (haru) был разделен на двенадцать часов света и двенадцать часов тьмы, когда бы в действительности ни наступил рассвет. Время определялось по разного рода часам. Среди них были солнечные часы, где время определялось посредством тени от специального стержня, перемещавшейся вследствие движения Солнца по небу, и водяные часы. Ночью время определялось по движению звезд. В царских гробницах XX династии были обнаружены звездные таблицы, показывающие почасовое движение звезд по отношению к двум наблюдателям, стоявшим лицом друг к другу на крыше храма. Увидев Орион или Сотис при помощи оптического инструмента, наблюдатель должен был найти звезду у себя над головой или на уровне локтя коллеги, наблюдавшего за небом вместе с ним. Таким образом, звездные таблицы дают положение звезд по отношению к фигуре сидящего астронома, то есть над его головой, по правую или левую руку и т. д. Названия: Гигант, Птица, Водяная звезда, Лев и др. – обозначают созвездия.
Прикладная астрономия, то есть астрология, пользовалась в Египте большим уважением. Каждый месяц, каждый час дня и ночи божество могло вмешаться в жизнь человека. Эпизоды жизни богов выпадали на определенные дни, как благоприятные, так и неблагоприятные. Людям важно было знать эти дни, с этой целью жрецы и маги составляли книги. Самая древняя датируется Средним царством. В ней просто перечисляются тридцать дней месяца с пометками «хороший» или «плохой» или одновременно «хороший и плохой», в зависимости от часа. Девять дней – плохие, три – смешанные, остальные – хорошие. Три папируса Нового царства перечисляют, за исключением некоторых пробелов, все дни года с прогнозом по каждому из них – «благоприятный» или «неблагоприятный» (последний отмечен красным цветом, цветом Сета). Шаба опубликовал один из таких папирусов под заголовком Calendrier des jours fastes et neґfastes.
«26-й день Тота – день, в который не следует ничего предпринимать, совершенно ничего, ибо это день сражений между Гором и Сетом, трижды неблагоприятный. С другой стороны, 27-й день Атира – день перемирия между Гором и Сетом, трижды благоприятный. 6-й день Паофи – праздник Ра на небесах; рожденного в этот день погубит пьянство – трижды благоприятный! Рожденных в другие дни погубят крокодил и змея. Тот, кто родился в 10-й день Хойака, умрет за столом – трижды благоприятный! 16-й день Паофи – праздник Осириса в Абидосе, «все, что увидишь в этот день, к удаче».
Находились благочестивые люди, которые носили эти папирусы на шее в качестве амулетов, ибо «того, кто обладает этим талисманом, ждет процветание». Греки имели сходные верования. Что есть труд Гесиода «Труды и дни», как не руководство к эффективному распределению труда на весь год?
Пятый день месяца назван здесь неблагоприятным, поскольку эвмениды странствуют по миру, карая клятвопреступников, а вот седьмой день – священный, ибо в этот день богиня Лето произвела на свет Аполлона. Двадцатый день благоприятен на рассвете, но после полудня таит в себе опасность. Наука предсказаний – не самая блестящая глава в истории человеческого воображения.
Все эти предсказания были важны не только для обычного человека, куда более важными они представлялись царям. В Месопотамии были целые коллекции примет, при помощи которых оценивалось все происходящее, при этом учитывалось расположение звезд. Согласно магической теории, если расположение повторится, повторятся и события. Свои приметы существовали, вероятно, и в Египте, но до нас они не дошли. Впрочем, Манефон, работавший с подлинными источниками, часто упоминает небесные и земные предзнаменования, оборачивавшиеся ужасными последствиями. Это должно было стать уроком фараонам.
Египтяне были людьми словоохотливыми, и перо их, как и язык, работало без устали. То, что сохранилось от египетской литературы, – всего лишь малая часть наследия народа, рассказывавшего о себе на протяжении четырех тысяч лет. Любой выдающийся исторический период сопровождается созданием произведений, обладающих особым социальным характером. Как и повсюду, в Египте литература служила зеркалом, отражающим социальную жизнь страны.
В первый период, период Древнего царства, преобладает религиозная литература, раскрывающая мировоззрение жрецов Гелиополя. В это время были написаны такие известные произведения, как Тексты пирамид, откуда мы черпаем сведения об истории, религии и интеллектуальной жизни Египта того периода. Я так часто обращался к этим письменам в части второй, что нет нужды возвращаться к ним теперь. Они начертаны на камне, а об их религиозной направленности свидетельствует заключенность в рамки в виде символа здания, het. Понятно, почему заголовки этих текстов, которые мы ошибочно переводим как «главы», называются «дверями» (ra).
Подобно скульптуре, живописи и другим искусствам, литература вначале служила лишь для украшения храмов и гробниц и должна была соответствовать архитектурному плану.
В мемфисских гробницах сцены из повседневной жизни, с их свободным, непосредственным стилем, резко контрастируют с ритуальным декором. Надписи над изображениями передают обычную речь, это короткие фрагменты, которые порой напоминают народные песни. Вот песня пастуха, ведущего свое стадо через болота:
Пастух в воде, словно рыба.
Он болтает с сомом и приветствует оксиринха.
О Запад! Откуда же идет этот пастух? Он – пастух Запада.
Здесь пастух имеет в виду, что тяжелая жизнь сведет его в могилу.
Слуги, носившие на своих плечах тяжелые паланкины богатых землевладельцев, облегчали себе существование песнями:
Воистину счастливы носильщики!
Тяжелый паланкин куда лучше легкого.
В общей массе религиозных произведений эти мирские сочинения совершенно теряются.
Второй период начинается с социальной смуты. Это время между Древним и Средним царствами, когда египетское красноречие буквально расцвело. Во-первых, религиозная литература пролагает путь для литературы социальной. Использование папируса облегчает процесс творчества[362]. Все вокруг вызывает интерес, побуждая к размышлениям, наблюдениям.
Культурному классу знакомы тревога, сомнения, отчаяние. Людей обуревало любопытство, надежда, жадность, их опьянял успех. Как и при любой смуте, интеллект вступил в конфликт с грубой силой. Ум больше не мог пребывать в праздности. И все же кое-кому удалось найти убежище в себе. Влияние некоторых мыслителей оказалось благотворным, и в смятенном обществе появились семена разума. В период царствования фараонов из Гераклеополя (IX и X династии) египтяне увидели «Поучения для Мерикары», «Сатиру на ремесла», «Сказ крестьянина», которые словно в зеркале отразили политическое положение в стране. К тому же периоду относятся различные повествования о временах анархии, изложенные от имени старого мудреца или жреца. Следует отметить, что в данной литературе религиозный аспект практически отсутствует. Если социальный порядок рушится, то оттого, что расшатался его догматический фундамент.
И много лет спустя после восстановления порядка память о смутных временах продолжала волновать умы египтян. Наш список текста, «Наставлений», принадлежит XVIII династии. В гробницах были начертаны слова песни, певшейся под аккомпанемент арфы. Горький скептицизм скрывается под веселостью и смирением.
С воцарением XII династии страх, вызванный революцией, уступил место чувству уверенности и защищенности.
Общество подверглось реорганизации, осирисовские ритуалы уже не были привилегией немногих избранных. Появляется новая религиозная литература – тексты, написанные на гробах и саркофагах, а позднее и на папирусе. При помощи этих текстов все добродетельные люди смогут попасть к богам на небо. При дворе создана литературная школа, восхваляющая изысканность стиля и скромность. Анонимным авторам мы обязаны прекрасными историями, такими как «Синухет» и «Потерпевший кораблекрушение», повествующие о приключениях беглеца, рисковавшего жизнью в Сирии, и моряка, отплывшего в неизведанные моря. Стремление воспитать хорошо образованных, правильно мыслящих чиновников вдохновило авторов (возможно, визирей Древнего царства Каджемни и Птаххотепа) на написание «Поучений». Царская доктрина отражена в «Поучениях Аменемхета I» и «Поучениях Сехетепибры». Эти документы и хвалебные гимны сохранились в папирусе из Кахуна, о котором говорилось выше. Они демонстрируют восстановленное благосостояние Египта и рассказывают о мудрых намерениях царей, которые отныне являются соратниками своих подданных. Повествовательные, лирические и дидактические тексты Среднего царства составляют целый фонд разнообразной литературы. Если говорить о классической литературе Египта, то она зародилась именно в этот период.
С началом Нового царства литература, как и общество, становится свободнее и уже не так строго удерживается в национальных рамках. Расширение Египетской империи и религиозная реформа Эхнатона стали новыми источниками вдохновения. Искусство в период Эль-Амарны секуляризуется. Литература отходит от традиционных форм, используя простоту и свежесть народной речи, превращая последнюю в достояние образованных слоев общества. Язык простолюдинов с его просторечными оборотами и аналитической конструкцией приносит с собой живость, свежесть восприятия. Лучшие образчики такой речи использованы в «Сказах», написанных, вероятно, для детей. Религиозная литература тоже черпает вдохновение в народном источнике. Знаменитые «Гимны Атону» – это искреннее выражение любви человеческих существ к богу.
Последующее возвращение к доктрине Амона-Ра сопровождается возрождением жреческой литературы. Гимны Амону, метафизические рассуждения о созидательном Слове и управлении Вселенной Троицей, а также принадлежащие перу писцов, посвященные вопросам нравственности трактаты – вот плоды традиций.
Рассуждения о морали встречаются в изложенном прекрасным языком трактате «Максимы писца Ани», в котором можно прочесть, например, о сыновних обязанностях: «Удвой количество хлеба, что ты даешь своей матери. Поддерживай ее так, как она поддерживала тебя… После того как ты родился, она три года носила тебя на своей шее и кормила грудью. Грязь твоя никогда не отвращала ее. Она никогда не говорила «Зачем все это?». Она повела тебя в школу, где ты научился писать, и каждый день она ждала тебя у школы с хлебом и пивом. Когда ты вырастешь и женишься, обзаведешься своим домом, обрати взор в прошлое, когда твоя мать родила тебя… Пусть она никогда не упрекнет тебя, не обратится с мольбами к богу, да не услышишь ты от нее жалоб!»
Моралиста волнуют и отношения с женщинами: «Берегись неведомой женщины, никем не знаемой в ее городе. Она словно вода – глубока и безбрежна, и никто не знает ее пределов. Если женщина, муж которой в отлучке, говорит тебе: «Я прекрасна», когда никого нет рядом… слушать ее – смертный грех».
Документ, который может основываться на личном опыте автора или же являться чисто литературным трудом, дает нам представление о супружеской жизни. Муж жалуется на свою покойную жену, которая без всякого повода преследует его. И вот он пишет письмо ее духу (Ах), стремясь избавиться от ее навязчивости:
«Зачем ты причиняешь мне зло, удручающее меня? Что я сделал тебе, что ты подняла на меня руку, ведь я не причинил тебе никакого зла. Я призову тебя на суд Девяти богов Запада, и они на основании этого письма решат, кто из нас прав…
Что я сделал тебе? Когда я был молод, ты была моей женой и я был рядом с тобой. Когда мне предлагали работу вдали от дома, я не соглашался, не желая причинить тебе боль. Я никогда ничего не скрывал от тебя. Никто не скажет, что я замышлял зло против тебя… никогда я «не входил в другой дом» [не помышлял о разводе]. Когда увезли меня туда, откуда я не мог вернуться, я посылал тебе масла, хлеб, одежду. Я никогда не посылал ничего подобного в другое место… Когда ты заболела, я привел к тебе врача, он принес тебе лекарства и делал все, что ты просила…
Когда я сопровождал фараона на юг, в мыслях своих я всегда был с тобой, восемь месяцев я не ел и не пил. [После твоей смерти], вернувшись в Мемфис, я взмолился фараону, и он отпустил меня к тебе, и я плакал по тебе. Я дал одеяния и украшения, чтобы запеленать тебя… Вот уже три года я живу один и не «ушел в другой дом»… А что касается сестер в доме, я не подходил ни к одной из них!»[363]
Не угас и народный талант. В эпоху Нового царства появляются написанные демотическим письмом «Удивительные истории» о приключениях наемников, ставших наместниками и царями, а также прекрасные «Любовные песни», искренний сдержанный лиризм которых показывает нам египтян с новой стороны.
Это любовные поэмы – «Песни, радующие сердце», исполнение которых сопровождается аккомпанементом арфы и флейты. Музыка утрачена, но остались слова. Большая часть этих поэм написана в форме диалога, в котором мужчина и женщина поют по очереди, называя друг друга «мой брат» и «моя сестра». Косвенным образом эти песни подтверждают удивительные открытия Геродота. Он говорит нам, что египетские женщины отличаются свободой поведения не только во время празднеств, но и в повседневной жизни. Они уходят из дома по делам, в то время как их мужья остаются и выполняют домашнюю работу. Рисунки в фиванских гробницах изображают веселых женщин, да и многие тексты говорят об их темпераменте и эмоциональности. Эта последняя черта особенно подчеркивается в «Любовных песнях».
Обращает внимание то, что мужчина исполняет незначительную роль, в основном говорит только женщина.
Мужчина обреченно сообщает нам, что собирается отплыть вниз по Нилу, в Мемфис. Он отыщет свою «сестру» в саду благовоний, в беседке, увитой зеленью, и «если он поцелует ее в губы, то опьянеет и без пива». Он знает, что рядом с ней он как «птица», которая позволила поймать себя в «силки любви», но… радость, которую приносит любовь, столь велика, что он отдается ей. Она пьянит сильнее вина.
«Говорит мужчина:
Я спускаюсь вниз по реке… со связкой тростника на плече. Я отправлюсь в Мемфис и скажу Птаху, Владыке Справедливости, «Отдай мне сестру мою!». Река – это вино, Птах – тростник, Сехмет – лотосы, Эарит – бутоны, Нефертум – цветы… Мемфис – это чаша с фруктами, поставленная перед богом [Птахом].
Я возлягу в своем доме. Мое тело будет болеть так, словно меня избили. Мои соседи придут навестить меня. С ними придет моя сестра. Она вылечит меня лучше всяких докторов, ибо она знает, какое лекарство мне нужно…
Я вижу мою сестру, и сердце мое радуется. Руки мои готовы обнять ее, сердце выпрыгивает из груди… когда моя госпожа приближается ко мне…
Если я обниму ее и она обнимет меня, мне покажется, будто я в Пунте. Если я поцелую ее и губы ее ответят мне, я буду пьян без пива!»
Женщина, напротив, не так проста, ее не так легко заманить в сети любви. Ее чувство утонченно и мечтательно. Она флиртует, заигрывает – ставит силки на «птицу». Может быть, это простой каприз? Нет, сердце ее пылает, а разум остается холодным. Она жаждет постоянного союза, брака.
Тогда она сможет управлять домом возлюбленного, как полноправная хозяйка. И вот она пытается склонить любимого к браку.
«Говорит женщина:
Возлюбленный брат мой, мое сердце отвечает на твою любовь… и я говорю тебе: смотри, что я делаю. Я пришла и своими руками поставила силки… все птицы Пунта слетелись в Египет с миррой, но только та, что прилетит первой, попадется в ловушку. Он принесет на своих крыльях ароматы Пунта, когти его полны благовоний.
Желаю я, чтобы мы вместе освободили птицу из силков, чтобы ты услышал жалобный голос моей птицы, благоухающей миррой.
Как хорошо было бы, если бы ты был рядом со мной, когда я ставила силки!..
Слышу голос гуся, попавшего в ловушку. Твоя любовь ведет меня к тебе, и я не могу потерять ее. Я должна освободить силки. Что же я скажу матери, к которой я возвращаюсь каждый день со своими птицами? «Не ставь сегодня ловушки?» Твоя любовь пленила меня.
Твой поцелуй – единственное, что заставляет мое сердце биться. Теперь, когда я обрела твою любовь, да не отнимет ее у меня Амон во веки веков!
О возлюбленный мой, я хотела бы распоряжаться твоим имуществом, как хозяйка твоего дома, и чтобы рука твоя касалась моей руки… Если любовь твоя угаснет, я скажу себе: «Сегодня мой брат далеко от меня» – и почувствую себя так, словно я в могиле, ибо разве ты для меня не здоровье и жизнь?»
Иногда мы встречаем миниатюры, эпиграммы, которые в будущем послужат образцом для любовных сочинений александрийских поэтов. Вот как девушка обращается к голубю, что разбудил ее на рассвете своим воркованием и заставляет подняться с постели: «Голубь говорит со мной… Он говорит:
«Уже рассвело. Разве ты не уходишь?» – «Нет, голубь! Ты обижаешь меня! Я нашла своего брата в его постели. Сердце мое радуется. Он говорит мне: «Я никогда не покину тебя; рука моя всегда будет сжимать твою руку. Я всегда буду рядом с тобой». Он сделал меня счастливейшей из девушек и никогда не причинит мне боль».
Если любовь взаимна, страсть оборачивается другой стороной – подозрительностью, мы слышим сетования на то, что вероломный мужчина наверняка нашел себе другую.
Женская любовь более выразительна, в ней больше оттенков чувств.
Сообщником любви становится природа. Женщина гуляет в саду, среди цветов. Растение или фрукт напоминает ее совершенные черты или намекает на ее счастье. Деревья говорят. Это они укрывают любовников в своей тени. В ответ на свою заботу они жаждут внимания. Гранат жалуется на то, что его все позабыли, и высказывает угрозы. Инжир, посаженный женщиной, заявляет, что охвачен страстью. Маленький сикомор, благоволящий влюбленным, лукаво наблюдает за ними и обещает хранить их тайну.
Другие строфы воспевают женскую красоту. Вот идеал египетской женщины: «Волосы чернее ночи, зубы сверкают ярче кремня, у нее тонкая талия и упругая грудь». Судя по скульптурам и живописи, пышные фигуры египтян не привлекали. В отличие от современных нам народов Востока они ценили стройность и юную красоту, это сулило им в загробной жизни вечно молодую жену (илл. 26–33).
В тех произведениях литературы и искусства, что дошли до нашего времени, сюжеты, порожденные исключительно воображением автора, встречаются крайне редко. Искусство, наука и литература были призваны на службу государству, религии. Подобная утилитарность является отличительной особенностью египетской цивилизации. Древний Египет был страной прагматичной, здесь не существовало искусства ради искусства. Великие произведения анонимны. Они жестко подчинены канонам и крепко связаны с социальной и религиозной жизнью. Поэтому художественная, творческая мысль не выходит за определенные рамки, но выражает то, что люди ставят превыше всего, – авторитет и честность. Отсюда редкое свойство египетских шедевров – они олицетворяют собой расу и их легко узнать, благодаря непревзойденному стилю.