Джо ошарашенно произнёс:
— Конечно я слышал о нём, да.
Мелькнула другая улыбка, менее нервная чем раньше.
— Хорошо. Тогда вы наверняка знаете, что арабы позаимствовали «Ночи» у персов, которые, в свою очередь, услышали их в Индии… Это интригует, не так ли? Представление о просвещённом Востоке не стыкуется с примитивным гудением, эхом отдающемся вверх по стреле времени из неведомой дали туманных веков Древней Индии? Честно говоря, до того как мне открылась истина, мысли о зарождении всех этих странных наречий там, на субконтиненте наших душ, просто изводили меня. Теперь, когда я знаю, я вижу, что это была действительно блестящая инновация индийцев — слияние гудения с цивилизационным импульсом… Дьявольские факиры… — Незнакомец вскинул голову и фыркнул, какая-то развратная мистика ползала по его лицу. — Но признайте, — он вдруг возбуждённо взревел. — Разве это не открытие, что человек и «Ом»[21] переплетены гораздо более тесно, чем кто-либо подозревал до меня? Что повторять одно — значит тайно повторять другое? Что индийские мудрецы давно обнаружили этот поразительный способ помочь колоколам души и колоколам плоти звучать одновременно? Что душа и тело таким образом, вопреки западной мысли, разговаривают друг с другом не только в мистических книжках, но и на самом деле? Что вся человеческая история может быть таким образом сведена в одну глубокую фразу? Что всё дело в том, что человек ищет свой настоящий дом? Иными словами: фром хумммм туумммм[22]. И вот, наконец — тухумммм[23]…
Джо уставился на него. Гудящий звук продолжался и продолжался. С маниакальной усмешкой на лице, незнакомец двигал всем телом в монотонном ритме, ободряя кивками и завораживая Джо.
Пустив ветры, Джо смог выбраться из транса.
— Но это экстраординарно, — пробормотал он.
— Правда? — спросил незнакомец. — Убедились? Время чудес никуда не ушло.
Джо засмеялся.
— Как вы сказали, вас зовут?
Улыбка мужчины мгновенно исчезла. Глядя на Джо с чрезвычайно серьёзным выражением лица, он откашлялся.
— Я не сказал, но меня зовут Вивиан и это я привёз вас из аэропорта, простите.
Вивиан покраснел, его руки заметались в волнении. Джо засмеялся и тепло пожал ему руку.
— Вивиан? Это действительно вы? Вас не узнать без парика, теннисок и леопардовой шкуры. Мне приятно видеть вас снова.
Вивиан немного отступил, выглядя ещё более смущённым, чем когда впервые вошёл в комнату.
— Правда? Вы не сердитесь на меня?
— Нет. Конечно же, нет. Почему я должен сердиться?
— Из-за моего тогдашнего поведения. Но простите, это была роль, роль. Когда я встречаю новичка, я должен играть какую-то экзотическую роль… Я так думаю… и иногда я теряю контроль над собой и взрываюсь во всех направлениях. Это временное безумие.
— Забудьте об этом, Вивиан. В любом случае, уместнее вам сердиться на меня.
Вивиан растерялся.
— Мне? За что?
— Из-за Синтии. Надеюсь, вы понимаете, что мой поступок не имеет к вам лично никакого отношения. Это только бизнес. И для меня, и для Блетчли.
Вивиан вздохнул.
— Ах да, Блетчли, кто же ещё. Я так и подумал, когда она сегодня мне не дала. «Бизнес есть бизнес, не принимайте это близко к сердцу», любит говорить Блетчли. Но какая это ерунда; конечно я приму это близко к сердцу. Ведь именно моя единственная жизнь вянет как урюк в этом сухом, чёрством, чортовом бизнесе. Вы не возражаете, если я присяду? Ноги болят.
— Конечно, Вивиан, выбирайте: кровать или единственный стул?
Вивиан уселся на кровать и снял туфли. Тяжело вздохнув, он умял подушку, накрыл её курткой и лёг, задрав на подушку ноги. Некоторое время разглядывал облупившуюся краску на потолке, затем закрыл глаза.
— Слетел с катушек, — пробормотал он. — Я всегда стараюсь поднять ноги над головой, чтобы увеличить приток крови к мозгу. Это моя астма тормозит меня, и самое странное, что у меня её не было, пока я не приехал в Египет, можете себе представить? Общеизвестно, климат пустыни должен лечить такие вещи, а не вызывать их. Но что поделать? судьба, жизнь, весь этот блюз. Да, похоже на блюз. Такой ритм я слышу. — Вивиан слабо улыбнулся, затем со стоном ощупал свое горло. — О, это тело, этот хрипящий джаз-бэнд души. — Он открыл глаза и засмеялся. — Но оставим музыку в стороне, позвольте мне сразу сказать вам, что я пришёл не по работе. Я здесь, чтобы извиниться, и теперь я — это только я, и ничего больше. Вы голодны?
— Голоден, Вивиан. Я как раз думал уходить, когда вы постучали.
— Значит я вовремя. Там в пакетах жареная курица, а также хлеб и немного вина, чтобы попытаться помочь вам забыть нашу первую встречу. Курица должена быть весьма вкусна; я покупаю здесь у женщины, в молодости зарабатывавшей танцем живота, знакомой Ахмада. Кстати, это именно она давным-давно рассказала мне о местной традиции гудения. Вино немецкое, должно быть неплохим. Одна из групп наших коммандос не более недели назад взяла его в плен из личного фургона Роммеля. — Вивиан нахмурился. — Но, возможно, вы захотите сохранить вино для лучшего случая. Вы не раните мои чувства, если решите поступить так. «Я привык к пощёчинам, пинкам и ударам судьбы», как говорил Пьетро Белькампо.
— Сегодня подходящий случай для вина, Вивиан.
Джо достал штопор. Вивиан облегчённо улыбнулся и замурлыкал популярную мелодию.
— Кстати, Вивиан — это ваше настоящее имя? Ахмад утверждает, что никогда не слышал такого имени, и по описанию он вас не признал.
Вивиан нахмурился. Потом застонал.
— О, Ахмад правда так сказал?
— Да.
Вивиан повернулся на бок и, покусывая губы, грустно посмотрел на Джо.
— Это тяжёлый удар, — вздохнул он. — А с чего вы заинтересовались моим именем?
— Ну, я не знаю, Вивиан, просто посетила мысль. Но если вы не хотите об этом, давайте забудем, без обид.
— Забыть? Мои имя, фамилию, род?! Пожалуйста, рассмотрите меня внимательно. Мои черты лица. Разве я никого вам не напоминаю?
Пробка выскочила из бутылки.
— Ну, может быть, — сказал Джо. — Не могу сказать, что узнаю.
— А раньше? Когда мы ехали из аэропорта?
— Нет. Может… да нет.
— Даже совсем немного? Неужели в этом мире нет ничего, кроме пощечин, пинков и ударов!
— Подождите, — сказал Джо, — кажется, до меня дошло. Вивиан, говорите? Вивиан? Конечно! Точно. Поразительное сходство.
— Есть?
— О да, вы меня удивили, Вивиан МакБастион. Я не узнал вас сразу, потому что редко видел ваши изображения, фото. В индейской резервации не каждый день видишь людей такого уровня.
— Да уж.
— Ну, такое имя мне очень нравится, — сказал Джо. — Оно имеет привкус аристократической шотландской крепости, затаившейся в прохладном тумане и готовой отразить любое нападение.
Лёжа на спине, Вивиан мрачно улыбнулся в потолок.
— Да вы поэт. Но не спешите с выводами. В мире огромное количество путаницы и совпадений, и, боюсь, я играю в этом некоторую роль. Увы, это только верхняя шелуха. Готовы ли вы очистить луковицу?
— Конечно, почему бы и нет?
— Тогда приготовьтесь. Моё полное имя Вивиан МакБастион Ноул Лиффингсфорд-Плющ[24].
Вивиан нахмурился, и мрачно продолжил:
— Кроме того, я скажу вам, почему так замаскировался, что не узнать. Я не он.
— Вот те на!
— Я имею в виду, что это моё настоящее имя, но на самом деле это не я. Моего отца звали Лифшиц. Когда родители приехали в Англию из Германии, они решили изменить фамилию, как сделали Баттенберги, поэтому занялись перебором подходящих слогов, и появился Лиффингсфорд, прямо как у лидера тори. А для мягкости добавили «Плющ». Не думаю, что они в то время хорошо понимали английский.
— Знаю, как это бывает, — сказал Джо. — Я сам не понимал его толком, пока мне не исполнилось пятнадцать или шестнадцать.
— Так вот, перебравшись в Англию, они купили маленький магазинчик, уютное заведение в самом центре Лондона. Посчитали, что это удачное вложение средств. Англия, милая Англия, страна лавочников и так далее. Позже, когда я родился, они порылись в воскресных таблоидах, чтобы найти там имя для меня, и вот что отыскали. Но я их разочаровал. Они хотели, чтобы я стал дантистом.
— Родители…
— Все всегда звали меня «Мелиффи»[25], кроме моих матери, отца и Блетчли. Но Ахмад и все остальные здесь знают меня как Лиффи. Да, так вот, дантистом я не стал, зато стал клоуном, грустным клоуном. И это моя проблема.
— Потому что мир так печален, что мы обязаны смеяться, иначе мир станет ещё более опасным местом, чем сейчас. — Лиффи смущённо улыбнулся. — Как и многим, мне нравится притворяться, будто есть какое-то возвышенное объяснение личным причудам. По правде говоря, я стал грустным наверное потому, что много ночей перед войной провёл в залах ожидания железнодорожных вокзалов. Вы когда-нибудь замечали, что у людей, живущих ночью, нет костей? Хотя возможно, так только кажется из-за плохого освещения.
— И почему вы решили стать клоуном, Лиффи?
— Почему? Ну, я не думаю, что таким родился. Пародируя взрослых, я вскоре обнаружил, что мои ужимки могут заставить людей смеяться, а вызывая смех, я получаю сладкое. Так что я продолжал делать то, что приносило некоторое удовольствие, сладости. Вот так и началась моя карьера артиста и я как-то постепенно вошёл с ней во взрослую жизнь.
— Но вы не такой, как большинство людей, Лиффи.
— Не такой. Меня слишком долго носило по миру. — Лиффи улыбнулся. — Вы спросите, насколько долго? Не тот ли я странствующий из древности еврей? Мне самому иногда кажется, что эти мои странствия продолжаются двадцать пять веков. Иногда это пугает меня, и я боюсь быть ночью один. — Лиффи печально опустил глаза. — И я часто боюсь, — прошептал он. — Но есть и другая причина, которая не даёт мне быть таким как все. Чтобы подражать людям, нужно их понимать, и в этом моя проблема. Следует быть злым, чтобы преуспеть в этом мире, а если вы хотите преуспеть по-настоящему, надо попросту ненавидеть людей. Но как я могу кого-то ненавидеть, когда я знаю, что чувствуют люди? — Лиффи вздохнул. — Иногда мне хочется стать дантистом; появляется кариес, вы убираете его, и пришлёпываете на это место блестящее золото. Это польза, люди ждут в очереди, чтобы увидеть вас и назвать вас герр профессор доктор или Panzergroupcommander