И я тоже начала плакать, не из-за дяди Джорджа, а от растерянности. Но для мамы, потому что ей было так больно. И из-за того, как все остальные вели себя, — шептали: «Сначала отец, а теперь это», — глядя на нас с такими печальными лицами, что я плакала ради них.
Нет, я вообще ничего не поняла, даже похорон и слов, которые звучали на кладбище под тяжёлым небом. Я и не слушала, но до сих пор, как будто это было вчера, вижу то небо и холм за кладбищем.
И потом, ещё кое-что. Это было уже поздней весной, незадолго до того, как мы уехали. Я играла на заднем дворе и пошла в сарай дяди Джорджа. А мама, чтобы мы не думали о нём, о смерти, запретила нам заходить туда.
Я и не думала. Просто потянула дверь, она открылась и я вошла.
И солнце светило в окно, и воздух был теплым и пыльным и душным, и повсюду была паутина, и комната выглядела такой пустой.
Большую часть его вещей унесли, но у окна осталось висеть маленькое потускневшее зеркало. В стену у двери были вбиты колышки, на которые он вешал свою одежду; и весло, с которым он ходил на рыбалку, осталось на месте — было засунуто за стропила…
Так пусто, так ужасно пусто! я никогда этого не забуду.
Маленькая Элис опустила взгляд и опять поправила волосы.
— Белль? Как ты думаешь, почему дядя Джордж сделал это? У него было своё место в мире, и люди любили его; была работа и чем занять свободное время. Мама любила его, и ему нравилось, что мы рядом. Он всегда шутил с нами и показывал, как делать бумажные кораблики.
Конечно, жизнь его не была наполнена какими-то особыми достижениями. Но это была достойная жизнь, и он был хорошим человеком. Так почему он решил закончить её вот так?
Лето пришло бы снова, нужно было просто подождать.
И я бы не назвала его слабым, потому что я вот слабая, но я живу! Да я ещё и глупая, а дядя Джордж был с мозгами.
Я просто не понимаю этого, Белль, я никогда этого не понимала. Почему он это сделал?
Белль посмотрела на сестру и покачала головой.
— Я не знаю, Элис, я действительно не знаю. Почему они делают то, что делают? Почему Стерн? Почему Джо? Почему все эти десятки тысяч людей в пустыне сейчас делают то, что делают? Какой им смысл повторять то, что уже было сделано в тех же местах сто пятьдесят лет назад, и тысячу, и пять тысяч…? Как это может чему-то помочь? Что изменит? Как может…
Белль остановилась. Она резко повернулась в кресле и уставилась на разбитые французские двери, на узкую веранду у воды.
— Что случилось, Белль? Что ты услышала?
— Ничего. Мне это только показалось.
Голос Элис понизился до шёпота.
— Пожалуйста, Белль, ты же знаешь, что я плохо слышу. Что это было?
— Мне послышался скрежет. Должно быть, зацепился кусок коряги.
Белль схватилась за подлокотники и всем бюстом подалась вперёд.
— Там кто-то есть, дорогая, — прошептала Элис. — Не смей подходить к дверям.
— Я должна увидеть, что издаёт этот шум.
— Оставайся на месте, — прошептала Элис. — Я пойду.
Но не пошевелилась.
Звук стал громче, теперь и Элис услышала, как дерево стучит по дереву.
Она вдавилась в кресло и крепко сцепила ручонки.
Вскоре в лунном свете проявилось привидение, надвигающаяся мелово-белая тень человека, поднявшегося из реки и присевшего на маленькую веранду. Элис ахнула и закрыла лицо ладошками. Страшное лицо пришельца походило на маску, а бледная фигура казалась столь же невещественной, как дух, поднявшийся из могилы.
Элис тихонько повизгивала. Белль напряглась, взгляд её был твёрд.
— Остановись, — приказала призраку Белль. — Остановись. Я не верю в призраков.
Улыбка появилась на белом пыльном лице.
— И я тоже, — ответил голос с мягким ирландским акцентом, — ни капельки. Конечно, в такие ночи, как эта, мне доводилось видеть и слышать, как в лунном свете слоняется пука[67], бормоча свои рифмованные шутки и загадки. Но это естественное поведение вида пук; и пуки не призраки, они такие же, как и все остальные.
Призрак ухмыльнулся и переступил с ноги на ногу, но Белль не смягчилась.
— Уходи, — приказала она. — Уходи, тень, возвращайся туда, откуда пришёл.
— О, я не могу этого сделать, — сказала призрачная фигура. — В этом мире нет пути назад, машину времени пока не изобрели.
Элис обрела голос.
— Он сказал, что он пука, Белль? Что это такое?
— Дух, — ответила Белль. — Одно из тех странных созданий, в которых верят ирландцы.
— О, — пищала Элис, — один из них? Несчастное существо, — добавила она робко, подглядывая сквозь пальцы.
— Я сожалею о том, — пришелец склонил голову, — что забрался к вам вот так, с реки. Просто так получилось: ночь светлая, Нил течёт в нужную сторону; поэтому я одолжил лодку, и вот я здесь, прямо из склепа.
— Склеп, — завизжала Элис. — Странное существо или нет, но он мертвец, укутанный в саван.
Фигура сделала шаг вперёд и остановилась. Призрак посмотрел на Элис, съёжившуюся в кресле.
— Что за ужасную вещь я натворил? Почему вы так на меня смотрите?
— Ты мёртв, — прошептала Элис в ужасе.
— Мёртв, говорите? Я?
Он, с озадаченным выражением на пыльной маске лица, неловко развёл руками.
— Насколько мне известно, нет, — сказал он тихим голосом. — Я мог бы погибнуть, но пока это не так… Я не думаю, что умер и не заметил этого.
Но разве вы меня не узнаёте? Это я, Джо.
Белль отвечала спокойно и с полной уверенностью:
— Джо мёртв. Если ты Джо, то ты покойник. Мы видели его смерть собственными глазами, прямо там, где ты сейчас стоишь.
— Я? Здесь?… Я не понимаю.
— Прямо на этом самом месте, мы видели это своими глазами.
Они пришли сюда вскоре после тебя. Ворвались и расстреляли. Тра-та-та! всё закончилось в одно мгновение. А потом они унесли твоё тело.
Он нахмурился и вытер пыль с лица, повернулся и посмотрел на разбитое стекло открытых французских дверей. Оглядел комнату, потом огладил свою короткую пыльную бородку, пошарил в карманах широченного пиджака, подтянул собранные в складки у пояса шаровары…
— Они? Кто такие «они»?
— Те, кто пришёл за тобой. Должно быть, люди Блетчли. Всё закончилось махом.
Его вдруг охватило отчаяние. Они видели, что он пытается сдерживаться, но не может унять дрожь.
— Человек, которого вы приняли за меня, как он выглядел?
Элис убрала руки от лица и изумлённо спросила:
— Джо? Джо, это ты?
— Он был похож на тебя, — прошептала Белль, качая головой. — И говорил с ирландским акцентом, и он так же, как ты в прошлый приход сюда, был одет. Жуть. Единственное, он был настолько не в себе, что, казалось, находился в другом мире.
Джо начал раскачиваться вперёд-назад, хватая руками пустоту, будто тонул.
— А что он говорил? Скажите мне, ради Бога.[68]
— Он говорил, что все уходят, — ответила Белль. — И о том, что Нил превращается в кровь, и о тех, кто едет в страну своего паломничества…
Белль опустила глаза.
— И он говорил о сокровищах, — прошептала она, — и назвал их прекрасными, двенадцать драгоценных камней. Он сказал, что «напишут на них имена детей Израилевых, двенадцать, согласно их числу…»
О, прости нас, — прошептала Белль. — Сейчас всё ясно, но тогда мы думали, что это ты бредишь.
Джо тяжело осел, опустился на колени и поднял руки в мольбе.
— А что ещё он сказал? Что ещё, ради Бога?
— Он сказал, что их жизнь была горька от рабства, и он знает их печали. И он говорил о выкупе душ. И он сказал, что ангел был послан пред тобою, чтобы направлять тебя на пути и привести в добрую землю, изобильную молоком и мёдом… И, наконец, он говорил о золотом колоколе и гранате. По подолу ризы, — сказал он, — золотой колокольчик и зёрна граната…
Белль уставилась на свои колени. Элис приподнялась на стуле, слёзы катились по её лицу.
— Я должна была догадаться, узнать слова, — прошептала Белль, — но всё произошло так быстро, и он вёл себя так странно, пугающе, что мы не поняли. Он казался одержимым.
Он цитировал «книгу Исхода», не так ли? И драгоценные камни — кираса первосвященника.
— О Боже, — взвизгнул Джо, — зачем он это сделал? Боже…
Джо уткнулся головой в ладони. Элис опустилась рядом с ним, и обняла.
— Но кто он такой? Мы были уверены, что это ты. Кем он был?
— Друг, — прошептал Джо, задыхаясь. — Человек, говорящий со своим народом… сон, прекрасный сон, золотой колокольчик. Человек с даром лиц и даром языков
…странствующий еврей. Его звали Лиффи…
— Но почему он пришел сюда, Джо? Почему он это сделал? Чтобы спасти тебя?
— О нет, не только меня. Гораздо больше, намного больше…
Джо окончательно разрыдался, а Элис держала его на руках, качаясь вместе с ним и поглаживая покрытые слезами пыльные морщины и шрамы на его лице.[69]
Через некоторое время, когда Джо удалось немного прийти в себя, они сидят втроём в полумраке и тихо разговаривают.
Джо рассказывает о случившемся. О бедном арабском баре, о гранате, о гибели Стерна. О том как, ошеломлённый взрывом, в оцепенении бродил по переулкам, останавливаясь, чтобы позвонить Мод, и в конце концов очутился рядом с Нилом, в общественном саду над склепом старого Менелика.
Он вошёл в склеп и там, чувствуя головокружение и усталость, лёг на одну из жёстких скамеек. И погрузился в глубокий сон, который протянулся сквозь невидимый рассвет и невидимый день, последовавший за смертью Стерна. Беглец от света, Джо проспал до вечера.
Проснувшись с болью в теле, — рёв взрыва, смерть Стерна, и «нищий… нищий…» отдавались эхом в его сознании, — Джо внезапно ужаснулся мрачности своего странного окружения и решил выбираться из склепа.
Заметив, что на одной из скамеек лежит раскрытой книжка Лиффи, — а когда Джо и Стерн покидали склеп, она лежала иначе, — Джо также обратил внимание на аккуратно сложенную у двери чужую одежду, и рядом — набор косметики, который Лиффи носил с собой.