— Сигнальная служба Хопи объявляет о нашем прибытии.
Он вставил в держатель ещё одну крепкую турецкую сигарету и три или четыре раза глубоко вдохнул, а затем раздавил незажжёную сигарету в пепельнице, уже до краёв полной его «окурками».
— Но это задание! — вдруг взвился он. — Совершенно абсурдная ситуация. Выдернуть нас троих ради одного шамана.
Большой Билл засмеялся.
— В основном это был предлог, чтобы заманить вас, Минг, сюда, в Штаты, и дать представление о размере и масштабах нашего континента, вашего нового союзника.
— Большие пространства, да, — пробормотал Минг. — Но всё равно, и вы двое должны быть слишком заняты для такого рода вещей.
— Мы заняты, — ответил Большой Билл. — Тем не менее, мы хоть один раз должны завербовать агента вместе, втроём. Всего один раз, как ритуал.
— Уникальный момент в истории великих демократий, — пробормотал маленький Билл. — Если немцы победят, всё закончится, потому что человеку проще быть несвободным. Так что кажется уместным отметить этот момент таким манером… И надеяться на лучшее.
Минг повернулся и посмотрел на них двоих.
— Всё это понятно, и я буду последним, кто скажет, что ритуалы бессмысленны. Но если поразмыслить над этим холодным умом? Начальники трёх спецслужб, в такой сложный момент истории Запада, на закате размышляли над дымовыми сигналами Хопи? Ритуал, согласен, но по возвращении домой, об этой части работы разведки я докладывать не стану, особенно Уинстону.
Маленький Билл улыбнулся:
— Тогда это сделаю я, ему понравится.
Минг выглянул в окно и помолчал.
— Да, — пробормотал он через некоторое время, — может понравиться, пожалуй.
Пустоши залила тьма. Автомобиль покинул дорогу и медленно начал подниматься по участку запечённой пустыни, направляясь к огромной одинокой скале[10], что парила над ними в сумерках. Её подножие, в розовых и фиолетовых оттенках, поддерживало чистые золотые утесы в небесах. Наконец автомобиль остановился и водитель трижды поморгал фарами. Пассажиры вылезли наружу и уставились на удивительный пейзаж.
— Закат и миф о семи затерянных городах Сиболы, — пробормотал Большой Билл. — Конкистадоры, должно быть, не подымали глаз от земли. Неудивительно, что они так и не смогли разобраться в мечтах и реалиях Нового Света и в конечном счёте испанцы всё просрали. — Большой Билл откашлялся.
Не более чем в десяти ярдах от них стоял индеец, его молчаливое присутствие здесь, в этом месте казалось вечным, родственным огромным монолитам, величественно парящим над пустошами. Индеец не показывал никаких признаков того, что путники им замечены, никаких признаков даже осознания их присутствия. Казалось, он остался так же одинок, как и всегда, укоренённый в тайном месте песков и камней, назначенном ему на заре творения. Он простоял так ещё несколько мгновений, затем глаза его резко замерцали и он поднял голову к скале, словно услышал шепоток, спускающийся с массивных золотых стен. Трое мужчин проследили за его пристальным взглядом вверх, прислушались, но ничего не услышали, даже прикосновения ветра, который мог бы ласкать возвышающийся над ними сон камня.
Индеец повернулся и пошёл прочь. Помятые белые льняные костюмы под панамскими шляпами последовали за ним.
— Нелепо, — пробормотал Минг.
С индейцем во главе они начали восхождение. Тропинка постепенно превратилась в обвивавший скалу выступ, часто не более нескольких футов в ширину. По мере подъёма золотой блеск скал отступал, и тёмные пространства внизу заполнялись всё большей мистической таинственностью. К тому времени когда они достигли вершины скалы, слабое свечение на горизонте, последнее «прощай» умирающего солнца, оставалось лишь тусклой тенью.
Они находились теперь среди невысоких глинобитных жилищ, прилепленных уступами одно над другим — на центральной площади пуэбло. Пока они отряхивали пыль и поправляли одежду, их индейский проводник испарился. Деревенька хопи не подавала никаких признаков жизни.
— Это не совсем то, что ты ожидаешь увидеть, когда поднимешься по трапу и вестовой пустит тебя на палубу, — прошептал Минг. — Возможно ли, что мы опоздали на несколько сотен лет?
— Местные жители могут быть на вечерне, — так же шёпотом сказал маленький Билл. — В такой обстановке, как эта, на закате определенно захочется собраться в тесный кружок.[11]
— Но почему мы все шепчемся? — вступил Большой Билл. Он огляделся и показал пальцем. — Разве это не кива вон там?
В центре двора над поверхностью земли на четыре или пять футов возвышался холмик из подогнанных камней — купол подземной камеры. Из отверстия в вершине холмика торчал конец лестницы. Путники взобрались на лестницу и один за другим спустились через отверстие вниз, вглубь кивы.
Под каменным сводом оказалось круглое просторное помещение с гладкими стенами. В центре зала стоял невысокий алтарь без украшений, а перед алтарем сидел на земле, скрестив ноги, одинокий индеец, закутанный в одеяло. Тут и там, отбрасывая смутные тени, на стенах шипели факелы. Камера была разделена примерно пополам; полукруг, где сидел индеец, был пониже чем та сторона, где они спустились, и теперь оказались неловко стоящими. Их мятые льняные костюмы утратили белизну, панамы сидели вкось.
Индеец бесстрастно наблюдал за вошедшими. Его тёмная кожа была изрезана глубокими морщинами. Длинные жирные волосы торчали из-под толстой шерстяной шляпы, нахлобученной до ушей, некогда ярко-красной, но теперь, под временем и стихиями, сильно поблёкшей. Несмотря на грубую ручную вязку, шляпа, казалось, была не местного производства. Она, похоже, была изготовлена в какой-то лачуге Старого Света, неким стареющим крестьянином, влачащем жизнь в вечном дожде и сумерках. Возможно, в Ирландии.
Вид шляпы смутно встревожил трёх посетителей. Как будто они, в дрянных костюмах странствующих торговцев пограничья, пришли сюда обменять бесполезные бутылки какого-то универсального оздоровительного тоника, укрепленного джином и опиумом, на ценные меха.
Что касается верхней одежды индейца, одеяла цвета хаки, покрывавшего его от шеи до лодыжек, то оно было настолько изношено и изодрано, что выглядело как реликвия военной кампании другого века, и действительно, текст, отпечатанный по его краю, гласил, что первоначально оно предназначалось для вооружённых сил Её Величества в Крыму, 1854.
Как только мужчины сошли с лестницы, индеец сделал жест, повелевающий тишиной. Следующий жест, и они уселись в ряд лицом к нему и алтарю, выше, чем он, и потому, что он был таким маленьким человеком, и из-за более низкого уровня пола на его стороне. Они ждали, а он полез рукой под одеяло и вытащил что-то, зажав в горсти. Индеец торжественно взмахнул рукой и пробормотал гортанное заклинание, потом замахал рукой в сторону гостей.
Сверху вниз. Слева направо. Индеец бросал в них кукурузную муку, посыпал кукурузной мукой. И, как ни странно, рука его рисовала в воздухе крёстное знамение.
Хмуря лицо, индеец снова пошарил под одеялом и на этот раз извлёк горсть грубого доморощенного табака и кукурузную шелуху вместо бумаги. Ловко скатав толстую сигарету, он ударил фосфорной спичкой по подошве босой ноги и поднёс пламя к кончику, который ненадолго вспыхнул. Индеец несколько раз затянулся и протянул сигарету своим посетителям, они по очереди вдохнули дыма, кашляя и вытирая слёзы. Индеец кивнул и забрал сигарету обратно. Он натянуто улыбнулся и заговорил с мягким ирландским акцентом.
— …привычка нужна. Вы, несомненно, слышали, что индейцы приветствуют путников трубкой мира. Ну, это собственно, что? «добро пожаловать». Хопи всегда курили табак в том, что мы теперь называем сигаретами. — Индеец засмеялся. — Кстати о мифах, Хопи считают, что первые слова во Вселенной были такие: «Почему я здесь?» Ну, вы понимаете, это вопрос вопросов. У хопи есть просто прекрасный способ говорить прямо и по существу, я понял его. Только когда мы пытаемся найти ответы, мы сбиваемся с пути и блуждаем, как звёзды над головой. Ведь звезды так делают, не так ли? Я имею в виду, разве небеса не так выглядят? Блуждающие и непостижимые? Вы сбиты с толку?
Ну, согласно мифу хопи о создании, это были самые первые слова, когда-либо сказанные во Вселенной. Почему я здесь? И чем дольше мы живём, тем лучше постигаем их смысл. И мне следует сказать вам, что этот первый и самый простой вопрос был произнесён женщиной, прародительницей. Да, хопи считают, что первая жизнь в пустоте имела женское начало. И в этом есть смысл, изначально не было напыщенных мужчин, потому что от нас никогда не исходит жизнь, мы лишь наблюдаем за рождениями. Хопи сохранили традиционный матриархат. Насколько я знаю, это есть и в некоторых других старых сообществах.
Мои босые ноги торчат наружу не потому, что я дикарь, а только чтобы выказать смирение. По той же причине, по которой я должен сидеть в нижней половине Круга Жизни здесь, в Киве. Среди хопи так принято, что чем сильнее ты, тем скромнее. Но я думаю, это всегда истинный путь где угодно.
Итак, эта прародительница в качестве следующего шага творения создала близнецов, на этот раз, для баланса, — мужчин, и как вы думаете, каковы были самые первые слова, которые появились в головах этих двух парней? Те же самые, что и у матери, но с той добавкой тоски по самоопределению, что столь распространена у нашего пола. «Почему мы здесь?», конечно, но главная для мужчины загадка, вопрос, который всегда беспокоит нас до гробовой доски, ещё и «кто мы?».
Таким образом, основные человеческие загадки, похоже, берут истоки в прошлом, и это подводит нас к здесь и сейчас. Посланная вами передовая группа, которая забралась сюда пару недель назад, мало что сообщила о том, кто вы будете, когда вы появитесь, и, в первую очередь, зачем вы придёте. Так что, может, пора вам высказать соображения по этому поводу? Почему мы здесь, вместе, я имею в виду? — Индеец полез под одеяло и почесался. — Не стесняйтесь советоваться между собой. Я просто уйду в себя, а вы окликните, когда будете готовы. — Индеец закрыл глаза и захрапел.