Кажется, Айрис начинала что-то понять в этих саадульцах. Они будут говорить о жестоких вещах, быть их причиной или следствием, но при этом всегда выражать сочувствие. Как если бы палач отрубил вам голову, а потом извинился.
— Не грусти, — уловил ее настроения Дномлон. — Я не каждую ночь буду тебя навещать. Ты сможешь заняться всем, что душа пожелает — возможности острова не ограничены. Ксандер рассказывал тебе о наших морских садах. Это лишь малая часть красот Саадула. Не все здесь камень и пустыня, как не все в твоей жизни теперь будет мрак и боль. Свет в ней тоже появится. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты хоть иногда улыбалась.
И тут Айрис не выдержала. Разрыдалась по-настоящему, со всхлипами, вздохами и такими обильными слезами, что они сразу намочили подушку, которую она по-прежнему прижимала к груди.
— Лучше я бы умерла от яда Донны! И Лэндон никогда бы меня не лечил.
Она и не поняла, как Дномлон оказался рядом и, отобрав у нее подушку, сел перед ней на колени, взяв ее ладони в свои. Его затянутые в перчатки руки были теплыми и приятными на ощупь. Она ожидала, что под тканью будет чувствоваться чешуя, но, похоже, она «украшала» саадульцев только на голове.
— Про какой яд ты говоришь, Айрис? — вкрадчиво спросил Дномлон. — Кстати, доктора Лэндона мы поймали с трудом. Он уже не раз пытается добраться до наших громлионов. Пришлось снова выпроваживать его со скандалом.
— Ах да, громлики, — вспомнила Айрис, пытаясь уцепиться за слово из прошлого и унять непрерывный поток слез. То, что саадулец пытался ее утешить, было странно, но приятно. И это настораживало. Никаких приятных впечатлений от будущего мучителя получать не хотелось. А она не сомневалась, что их отношения будут не иначе как мучительными.
— Доктор Лэндон считает, что от них произошли драконы, — все еще всхлипывая, произнесла девушка.
— Да-да, он нам тоже об этом говорил, — вздохнул Дномлон. — Увы, ученые умы часто ошибаются. От громлионов произошли не драконы, а мы. Те «громлики», как ты их называешь, что живут на Саадуле — тупиковая ветвь эволюции, но у нас с ними общие предки.
— Какая ветвь? — не поняла Айрис, но островитянин лишь рукой махнул, мол, забудь, тебе не надо.
— Тебя отравили? — снова спросил он.
Айрис не относилась к тем людям, которые рассказывают правду о себе первым встречным, но этому даже не человеку, а существу, почему-то хотелось выложить все. И она так и сделала.
— Донна Этвелл, моя приемная мать, перед тем как отпустила, дала мне отравленное печенье. Оказалось, что это редкий яд «Радужная пыль», и только доктор Лэндон сумел меня вылечить. А еще капитан Эмергод тоже отравился. То есть, физически яда в нем не было, но он так впечатлился моим отравлением, что тоже заболел. По крайней мере, так объяснил Лэндон. Не знаю, зачем говорю тебе это, но когда мы вместе с Эмергодом, отравленные и, как тогда казалось, умирающие, лежали в дешевом притоне Джампагуа, и он рассказывал мне про нимфу и спящего Эймараоха, я верила каждому его слову! И мне очень хотелось быть той самой нимфой, потому что этого хотел Эмергод. Я думала тогда, что хотел. А ему нужны были какие-то чертежи…
— Ксандер Эмергод отравился, просто находясь рядом с тобой? — с каким-то непонятным придыханием спросил островитянин.
Она ожидала услышать другое. Например, «почему тебя хотела отравить Донна», но Дномлона почему-то заинтересовал капитан.
— Там столько странностей было! — махнула она рукой и вытерла глаза краешком плаща саадульца. Опомнившись, извинилась, но тот не обратил внимания.
— Расскажи, — попросил Дномлон, которого, кажется, по-прежнему интересовал больше Эмергод, чем она. Было бы так всегда…
— Взять хотя бы эти его странные словечки, — начала Айрис. — Ну, там разные «ксаратакх», «тутракшас» и подобные. Говорит-говорит, а потом, как вставит эдакое непроизносимое, что аж мурашки по коже ползут. Да вы, наверное, и сами должны были замечать. Разговаривали ведь с ним. А еще в его присутствии я все мысли вслух говорила. Не знаю, как так получалось. Без Эмергода — мысли в голове, а как он рядом — на языке.
— Мурашки по коже… — задумчиво произнес Дномлон и почему-то от нее отодвинулся. Сел на краешек стола и стал внимательно разглядывать пол у себя под ногами. — Что еще? Говори все, что можешь вспомнить. Это важно!
Айрис очень хотелось узнать, в чем важность, но спорить с островитянином не стала. Не то было время и место. А вдруг он понял, что Эмергод доставил ему не тех девушек? И их отпустят обратно? Конечно, связь со странностями капитана была слабой, но надежда в Айрис проснулась.
— У Эмергода в команде есть колдун, — с воодушевлением продолжила она. — Мерзкий такой тип, зовут Кристором. Все время ко мне цеплялся. Но капитана своего очень любит и при мне даже спас ему жизнь. А дело все в этом камне.
Она вытащила шнурок с камнем Ваала и показала саадульцу. Ожидала какой угодно реакции, но только не того, что островитянин шарахнется от нее в дальний угол. Дномлон пришел в себя быстро, но ближе не подошел. Глядел на камень так, будто она держала в руках ядовитую змею, собираясь ее в него кинуть.
— Ну вот, вы, кажется, знаете, что это такое, — протянула Айрис. — Кристор сказал, что это камень Ваала, мол, их в мире немного, и все они волшебные. Я в волшебство не очень-то верю, но то, что вытворяла под действием камушка, никогда в жизни не забуду. Мне дала его одна старушка перед отъездом. Она точно не могла желать смерти капитану Эмергоду, потому что даже не знала о нем, но Кристор уверил, что такие камни подбрасывали наемные убийцы тем, кто мог убить их жертву. С убийством этот камень точно связан. Руяна, так звали старушку, просила, чтобы я с его помощью убила вашего дракона. Она хотела защитить девушек из дома терпимости, так как в прошлый раз именно их скармливали Мараоху. А я даже этого не сделала. Сейчас думаю, что Руяна где-то услышала, что это камень-убийца, но не поняла, как им пользоваться. Велела мне показать его дракону, мол, тот сразу умрет. Хотя подождите…
Айрис задумалась.
— Эмергод, развлекаясь, просил нас спеть одному дракону. Он его у кого-то в Джампагуа украл. Когда я начала петь, дракон умер. Колдун потом сказал, что это из-за камня, мол, хотели убить Ксандера, но произошла ошибка, и каким-то образом подействовало на дракона. Но сейчас мне кажется, что ошибки не было. Возможно, это, и правда, был камень-убийца драконов. Меня еще потом такой приступ смеха одолел, что я думала, будто сошла с ума. Ничего смешного не было, но Ксандер меня из-за этого хохота в гальюне запер.
— Продолжай, — мягко попросил саадулец, пристально разглядывая камень на ее груди. Айрис не стала прятать его под одежду.
— Дальше мы разбились о рифы. А когда с Эмергодом остались наедине, я попыталась его убить. Задушить вот этим шнурком. Я, конечно, была на него зла за все, что произошло, за обман, за похищение, но, чтобы убивать? То была точно не я. Будто в меня кто-то вселился. Хорошо, что Кристор был недалеко. Рассказал про камень Ваала, что-то с ним сделал в волнах, а потом велел носить недели три. Вот я и ношу. Может, снять и выбросить? Он мне совсем не нравится.
— Нет-нет, — запротестовал Дномлон. — Как сказал колдун, так и делай. Все правильно. Это, действительно, камень Ваала. Просто я давно таких сильных не видел.
Островитянин неожиданно заволновался.
— Если это то, о чем я думаю… — пронеслось в голове Айрис и тут же замолкло, будто саадулец спохватился, что случайно передал часть мыслей, которые ей не предназначались.
— О чем вы думаете? — ухватилась она за фразу, внезапно почувствовав, что происходит что-то важное. То, что могло ее спасти.
Островитянин не отвечал, погрузившись в себя, и Айрис сменила тему, решив обязательно его растормошить:
— Вы знали колдуна Кристора? Может, Эмергод и относился к истории спящего Эймараоха, как к вымыслу, но, кажется, Кристор верил по-настоящему. Он считал, что это Ваал вселился в мою старушку.
Айрис вдруг начала волноваться, но проникнуться беспокойством полностью не дал саадулец. Он подошел и, взяв ее за руки, поднял с кушетки.
— Может, я допускаю самую большую ошибку в жизни, но ты должна догнать дракона Мараоха и спеть ему, — прозвучало в ее голове. — Не спрашивай почему. Просто чувствую, что это правильно. Я так долго тянул свою жизнь от одного брачного колдовства к другому, что, кажется, готов рискнуть. Ты проживешь долго, Айрис Этвелл, а я — благодаря твоей помощи, пусть и недобровольной, — еще дольше, но если можно все исправить, обойтись без твоей боли и моей, то я предпочту выбрать риск. Я хочу вернуться в море. Это возможно только при одном условии — если Эймараох проснется.
— Ты отпускаешь меня? — еще не веря, спросила Айрис. — Почему?
— Долго объяснять. Пообещай, что убедишь Эмергода захватить корабль домниканцев с драконом, а потом споешь ему. Не Ксандеру, а дракону.
— Если это цена свободы, то я согласна, — прошептала обомлевшая Айрис. — Хотя нет, не согласна.
— То есть?
— Другие девушки должны отправиться со мной, — твердо произнесла она. — Либо освобождаешь всех, либо никого. Ну а также есть одна трудность.
— Какая?
— Значит, освободить других невест вы согласны?
— Я — да, но не мои братья, — вздохнул Дномлон. — Впрочем, возможно, мне удастся убедить их в своей правоте.
— Но вы лучше это делайте потом, после того как нас отпустите, — решила обнаглеть Айрис. Она не знала, что там за идея пришла в голову островитянина, но схватилась за предоставленный шанс так крепко, как могла. Да она поклянется ему, в чем угодно, лишь бы отпустил.
— В чем там трудность? — нетерпеливо переспросил саадулец.
— Капитан Эмергод, — сказала Айрис и поникла. — Он не вернется за мной. Ему нужны были только ваши чертежи. Чтобы убедить его в чем-то, нужно для начала попасть к нему на корабль.
Ей очень хотелось спросить, почему бы саадульцам самим не вернуть своего дракона назад. И хлопот меньше, и они, девицы, рожденные от нимф, уже здесь. Если колдун вдруг каким-то образом заподозрил, что в Мараохе снова появился дух спящего Бога хаоса, то куда легче устроить его пробуждение здесь, на Саадуле. Но она прикусила язык. При таком сценарии ни ей, ни другим девушкам свободы не видать. По какой-то причине саадулец вспомнил Эмергода, значит, пусть так и будет.