Но жителей Горелихи внешний вид конфет отнюдь не смутил. И не думая стесняться, они быстро расхватали конфеты. Мужики, видимо, брали себе на закуску. Женщины как гостинец ребятишкам. Во всяком случае, есть их прямо сейчас никто не спешил. После того как коробка совершенно опустела, продавщица первой нарушила молчание.
— Какой дом-то вам нужен? — спросила она и бодро закинула в рот конфету, показывая, насколько отличается от местного «бомонда».
— Понимаете, мы и сами не знаем, — призналась Кира. — Но он расположен где-то неподалеку. И живут там люди весьма обеспеченные.
— С младенцем! — пискнула Леся.
— А в доме есть телефон, горячая вода и туалет, — продолжила Кира.
— У нас в поселке такого дома точно нет! — решительно покачала головой продавщица, и стоящие возле нее женщины согласно зашумели.
— Он не в самом поселке! — произнесла Кира. — Но где-то неподалеку!
— И неподалеку такого нет! — заявила ей продавщица. — Уж я бы слышала, коли бы такое диво тут объявилось!
— Но он должен быть тут! — воскликнула Леся. — Им нянька для ребенка была нужна. Мы точно знаем!
— А кто там живет? — спросила у них одна из женщин. — Имена знаете?
— Нет, — покачали головами подруги. — Но знаем хозяина. Или родственника хозяев. Хорошо одет, но выглядит болезненным. Бледный, сильно потеет.
— И руки трясутся, словно с похмелюги? — раздался из задних рядов мужской голос.
Подруги с интересом посмотрели туда. Там стоял тщедушный мужичонка. По сути дела, в данный момент он был единственным представителем мужской половины человечества в магазинчике. Остальные мужики, похватав конфетки и прихватив водку, испарились во вполне предсказуемом направлении. Трубы у них горели. И слушать про какой-то дом с отхожим местом и его хозяев интереса у них не было. А этот вот остался. За одно это ему можно было поставить плюсик.
— Точно, — кивнула Кира, припомнив рассказ воспитательницы из детского садика, где работала Фёкла. — Руки трясутся.
— Ну да! — радостно закивал головой мужичок. — Я еще так и подумал: ну прямо как с похмелья мужик. Бледный, испарина и озноб его колотит!
— Так вы его видели? — воскликнула Леся. — Знаете, где живет?
— Не, — помотал головой мужичок. — Этого не знаю!
— Но вы же его видели!
— Видел! Но не знаю.
— И кто он такой?
— Да не знаю я!
Подруги растерялись. Видя такое дело, продавщица сочла за необходимость вмешаться.
— Михалыч, ты того… давай говори, — грозно подбоченясь, произнесла она. — Не томи, если чего знаешь, одним словом!
— Так это же, — вроде бы растерялся Михалыч, — я же с ним выпивши разговаривал. А тверезый я и не вспомню, о чем.
— Вот оно что! — хмыкнула продавщица. — Пьяница! Лишь бы глазелки залить!
— Зря ты так, Настасья! — укоризненно заметил ей пьянчужка. — Я же не всегда пьяный. А сегодня ведь девушкам и самим надо, чтобы я выпил.
— Вы ему бутылку купите, — подсказала продавщица слегка опешившим подругам.
— Я тогда, честное слово, в один момент все вам вспомню! — подтвердил Михалыч.
Вот оно что! Бутылку ему надо!
Подруги тут же купили какую-то сивуху, которую им сунула продавщица. И потащили млеющего от предвкушения Михалыча к выходу. Вожделенную бутылку водки он прижимал к себе. Маленький раскладной пластиковый стаканчик, из которого раньше в санаториях отдыхающие пили минеральную воду, а потом убирали его в специальную круглую коробочку, нашелся в кармане у деревенского пьянчужки. Может быть, это были воспоминания о временах далекой молодости, когда он был еще не совсем опустившимся типом и даже принимал санаторно-курортные процедуры по профсоюзной путевке.
Михалыч привел подруг на берег небольшого, заросшего камышом пруда и устроился прямо на травке.
— А вы чего же? — выжидательно посмотрел он на них. — Присоединяйтесь! У меня и закуска есть.
И он в самом деле вытащил из кармана пучок довольно старой на вид редиски и несколько стрелок слегка помятого и пожелтевшего лука.
— Я не буду! — поспешно отказалась Леся. — Гастрит у меня! Пить не могу.
— А у меня печень! — добавила Кира. — Мы с вами так посидим. За компанию.
Михалыч с явным сожалением посмотрел на них. Но в правдивости самостоятельно поставленных подругами самим себе диагнозов не усомнился ни на миг. У него в голове просто не укладывалось, как это добровольно можно отказаться от выпивки.
— Такие молодые и уже больные! — заключил он, искренне пожалев девушек, и опрокинул в рот стакан теплой водки, закусив его жесткой редиской.
Девушек передернуло. Но Михалычу, кажется, не показалось, что его угощению чего-то не хватает. Он вовсю наслаждался жизнью. Глаза его заблестели. И он разговорился.
— Хорошо! — протянул он. — Спасибо вам, девчата! Уважили.
И выпив второй стаканчик, сказал:
— Уж я вам про того мужика как есть все расскажу!
Подруги даже шеи вытянули от нетерпения и принялись слушать. Рассказ Михалыча в целом сводился к следующему. Около двух недель назад по улице Горелихи промчалась шикарная машина. Михалыч, который сидел на лавочке и мучился хроническим безденежьем, которое в то утро усугублялось жестоким похмельем, с невольным интересом посмотрел ей вслед.
Таких машин в их поселке ни у кого отродясь не было. И быть не могло. Все имеющиеся в распоряжении соседей машины Михалыч мог пересчитать по пальцам. Это однозначно был кто-то приезжий. И Михалыч своим исстрадавшимся нутром почуял, что здесь можно будет разжиться денежками. И точно! Машина остановилась и медленно сдала назад, к Михалычу.
По утрам в Горелихе на улицах бывало безлюдно. Бабы возились в огородах или со скотиной. А мужики — кто работал на небольшом лесоперерабатывающем комбинате, который был практически единственным источником живых денег в Горелихе, а кто отсыпался после вчерашнего. Так что Михалыч сидел на улице один. И без труда смекнул, что водитель машины направляется к нему.
— Иди сюда! — раздался из машины голос, и Михалыч со стоном поднялся со своей лавочки.
В другой раз он бы ни за что не встал. Но тут он чуял деньги. А деньги в его представлении быстро менялись на водочную бутылку. Или на худой конец, на портвейн.
В машине на водительском сиденье сидел тот самый трясущийся бледный тип, очень похожий на описанного сегодня в магазине подругами. Вид у него был какой-то взъерошенный, а может, и сильно взволнованный.
— Трясло его прям так, что машина дрожала! — откровенно сообщил подругам Михалыч. — А уж машина у него — зверь! Огромная, темно-серая. Чтобы мне к нему забраться, на подножку вставать пришлось. Высоченная!
И подумав, добавил:
— По нашим-то дорогам в самый раз такая будет. Коли деньги у человека есть, чего не купить? Чай, не баловство. В любую распутицу проехать можно. Не машина, а танк!
Дальше началось совсем уж странное. Тип хотел, чтобы Михалыч показал ему дорогу. Причем точного места, куда ему ехать, он не знал и сам.
— Мне надо на излучину реки выехать! — заявил он Михалычу. — И оттуда еще десять километров.
Михалыч призадумался. В том направлении находился небольшой лесной заказник. Туда по осени частенько приезжали охотиться на зверя и птицу охотники. Встречались среди них и богатые, на хороших машинах. Но вот чтобы в начале лета… Не сезон ведь?
— Вам в лесное хозяйство? — рискнул спросить Михалыч.
Но тот тип так побледнел и затрясся, что Михалыч понял: вопрос он задал зря. Трясся странный мужик на этот раз, похоже, от злости.
— Не твое дело! — прошипел больной. — Говори, излучину показать можешь?
Это Михалыч мог. Но с какой стати ему тащиться в такую даль? А кто повезет его обратно?
— Плачу тысячу! — небрежно бросил хозяин машины.
По местным меркам, тысяча рублей за пустяковую, в общем-то, услугу составляла астрономическую сумму. Это Михалыч понял даже своим похмельным умом. И немедленно согласился. К тому же он знал короткую дорожку через лес от излучины их речушки до самой Горелихи. На машине там было, конечно, не проехать. Даже на такой крутой, как эта. А вот пешочком за полчаса можно и обратно зашагать. Да с тысячей в кармане! Пить на неделю хватит!
Особенно если водку не в магазине покупать. А самогон у соседской вдовушки. А вдовушка-то в самом соку баба. И скучает без мужской ласки. Потому и ходят к ней мужики со всей Горелихи, что дешево продает. А бабы злятся себе втихомолку. Да пусть их. Сходить и втихаря ведь можно!
Все эти мысли промелькнули в голове Михалыча в одну минуту. И он согласился. Проводил приезжего до излучины. И внимательно посмотрел, в какую сторону тот поехал.
— И что? — спросила Кира. — В сторону лесничества?
Михалыч покачал головой.
— Ошибся я, — сказал он. — В другую сторону отправился.
— А жилье там есть?
— Кто его знает? — пожал плечами Михалыч. — Сейчас богатеи частенько в лесу себе хаты ставят. Может быть, и там чего построили. Мост в той стороне есть. Так что материалы через него могли подвозить. Наши местные и не ведали ничего.
— Так чего же тот мужик через тот мост не поехал?
— А его тремя днями ранее смыло, — простодушно пояснил Михалыч. — Дожди прошли. Река вздулась, да старый мост и смыло.
И Михалыч снова потянулся за своей водкой. Подруги переглянулись.
— Слушай, а ты не покажешь нам дорогу до этой излучины? — спросила у мужика Кира. — Конечно, тысячу рублей мы тебе отдать не сможем. У самих всего три осталось. А еще обратно до Питера добираться. Но рублей пятьсот дадим.
— И то дело! — оживился Михалыч. — Провожу, чего не проводить хороших людей?
И всю дорогу до реки он твердил, мол, какие милые и нежадные девушки встречаются порой. И как приятно их проводить, прямо одно удовольствие.
— Вот туда он поехал, — кивнул мужик в сторону порядком заросшей старой просеки, на которой тем не менее виднелись отчетливые следы шин. — И вам туда надо. Вы поспешите. У нас темнеет рано. Не то что у вас в Питере. Круглые сутки, говорят, летом светло бывает.