— Когда в кино-то идете? В какое? — тормошила ее Надька.
— Слушай, ты, наверное, будешь смеяться, но я забыла, какое кино. Что-то очень известное. Сегодня в семь тридцать, в Доме железнодорожника.
— Ты что-то колеблешься, Лидия? Все равно иди — там все пройдет, — Надька рассуждала, как гениальный полководец (ввязаться в битву, а там посмотрим). — Лидия, ты сейчас вся такая габаритная, красивая, я даже завидую... (Большие батальоны всегда правы).
— Ради Бога, Надька, я от родителей узнала, но ты больше никому... Леонид Григорьевич судился с женой... раздел имущества. Там столько мне непонятного: срезанная люстра, какие-то детские шапочки, которые вязала его мама. Это же для его детей? А он хочет отобрать! Одного ребенка он от жены отбирает себе. Папа сказал, что в мелочных мужчинах есть что-то смешное.
Надька пожала плечами: какая ерунда!
— Иди и ни о чем не волнуйся: Солодкевич скоро защитит докторскую — денег вам будет навалом.
В Дом железнодорожника Лидия пришла, кажется, слишком рано. А потом она вдруг поняла, что до сеанса осталось пять минут — кругом забурлили струи входящей толпы. Солодкевича не было. Вдруг из человеческих струй оформился Александр Юрьевич Грач, рядом с ним, ну очень тесно, стояло какое-то эффектное создание в супер-модном болониевом плаще.
— Выручите меня, умоляю — на билет! Я тут случайно совсем шла мимо...
— Дорогая Лидия, разумеется!-жестом миллионера Грач протянул ей три рубля.-И упаси Бог вас возвращать! Кланяйтесь от меня Анне Лукьяновне и Льву Аронычу!
Начался ликующий мажорный киножурнал: там сеяли, плавили сталь, запускали самолеты, испытывали машины, ткачихи ткали десятки километров ситца, в общем, всеми силами старались развеселить Лидию. Но у них ничего не получилось, пока не раскрылась дверь и в призрачном трепещущем конусе лучей появился Солодкевич. Но появился он с большим добавлением: курсовички и дипломницы мерцающей стайкой потянулись за ним.
Лидия поняла вдруг, что папа прав: Солодкевич смешной человек. Какой-то малолетка, если он это вот все специально сочинил... Фильма она не запомнила. Он закончился, и Лидия первая выскочила из зала. Она направилась в общежитие к Надьке.
В комнате Надьки не было, и Лидия побрела на общую кухню. Там вся в распущенных волосах стояла Инна Разлапова и что-то быстро мешала в кастрюльке, пыхающей зеленым паром.
— Фитиль вывариваю — от примуса, — деловито пояснила она, — знаешь, какой пояс красивый будет.
Лидия заглянула в кастрюлю: там в пузырчатых слоях вилось нечто вроде плоской зеленой змеи.
Лидия хотела спросить, но тут же сама вспомнила, что Надька должна была делать стенгазету.
— А ты, Инна, почему не делаешь “Горьковец”?
— Я еще из себя-то не все сделала, — и Инна озабоченно подлила в варево что-то из уксусной бутылочки и подсыпала краски из пакета. Долго все перемешивала.
Пар побежал вверх с фиолетовыми прожилками, отбрасывая на лицо Инны размытые рефлексы.
Пылая Солодкевичем, Лидия с топотом обрушилась с пятого этажа на первый.
— Что с тобой? — искренне испугался Женя. — Бледная...
Но он тут же спохватился и добавил, набирая привычный тон:
— Словно ты попала под первый трамвай, как Гауди в Барселоне!
Лидии показалось: сердце вскочило на коня. Она замерла, надеясь, что Женя еще произнесет какое-то количество звучных красивых слов. Надька с сигаретой наготове, как мужик, переминалась с ноги на ногу: “Пойдем поговорим!”.
Лидия обрушила на Надьку бурные жалобы, а та пристрастно выслушала, потом напоследок затянулась от плюгавого окурка и сказала:
— Ты, девка, не поняла! Здесь все... вообще-то ты должна чуть ли не ликовать. Солодкевич испугался, вот и набрал для уверенности этот цветник ходячий...
Вдруг Лидия резко устала: давай, Надька, ни слова больше о нем.
— Ладно. Вот тебе новость: Фая выходит замуж за Егора. Она сказала, что уже на третьем месяце.
Усталость как будто смыло этим известием.
Лидия встрепенулась: надо бежать в тихое место, домой, зализать раны, а после ванны, впечатляющего ужина и дремоты с книжкой на диване — можно посочинять поздравительные оды на свадьбу Егора и Фаи. Скорее, скорее!
Надька ворвалась в помещение, где камлали над стенгазетой, и метнулась к Бояршинову. Женя в это время стоял возле доски и вещал:
— Несчастные! Вы даже не представляете, как можно нарисовать траву! Вот так рисует Жан Эффель (заскрипел мелом по доске), это три запятых. А вот так изобразил бы Ван Гог — три змейки. На иконах, — он вознес перст, — какая-то первозданность.
Надька остановилась. Послушала немного, но на Дюрере (пантеизм, в каждой травинке Бог) безжалостно прервала:
— Слушай, философ, догнал бы ты Лидию, проводил… вы вообще очень дополняете друг друга.
— Что? Лидию? — захохотал Женя. — Эту городскую дурочку, мутирующую в городскую сумасшедшую!..
Все, кто присутствовал, растерялись. Женя и раньше говорил оригинальные гадости, но про окружающий, про отдаленный мир. Своих, которые сердцевина мира, он не трогал. И это мило всех сплачивало, делало своими в огромной мере. По неопытности они не знали, что его нужно было остановить сразу. Теперь все вдруг спохватились... Чтобы отвлечься от тяжелого перекатывания внутри — последствия слов Бояршинова, — они продолжили работу над “Горьковцем”. И все они думали: как отомстить за Лидию.
Егор бормотал:
— Конечно, можно обозвать каждый атом, но...
— Но станет ли от этого мир лучше? — закончил Витька Шиманов.
4. Рюмка мести
1
— Но Лидия ничего не должна знать, а то запоет опять: “Да Женя не такой, внутри он гораздо лучше”. Есть в ней это пустое интеллигентствование.
— Девочка из профессорской семьи, что вы хотите...
— На нашей с Фаиной. Свадьбе. Мы осуществим! Возмездие. Это будет операция “рюмка мести”!-Егор, конечно, был уверен, что прекрасное будущее обеспечено: мы будем работать, развиваться, и в результате... Свадьбу Егор допускал как приятный довесок к твердому сценарию грядущего. — Спирт подкрасим соком, а Женя пить не умеет... вот и будет месть.
— А где спирт взять?
— У Аллы Рибарбар, она же медик.
— У, кислогубый, — лихо подхватила Галька идею мести, когда после лекций Надька зашла к ней в магазин. — Сказать, что Лидия — сумасшедшая!
Теперь уже Галька после работы зашла к Алле Рибарбар.
— Как Вадик? — спросила подруга.
— Пишет, что соскучился, а ты как — завела кого-нибудь?
— Венера любит досуг, — степенно ответила Алла. — А где у меня досуг? Знаешь, сколько медикам задают учить... А на свадьбе Егора кто-то будет из мужчин свободный?
На свадьбе из мужчин был еще Володя Пилипенко — Вол, бывший телохранитель Егора в школе. Его взбодренное холодом лицо постепенно в квартире нагрелось и начало струиться невиданным здоровьем. А Володю поразило, как блестят гладко зачесанные волосы Лидии:
— В твою голову можно смотреться, как в зеркало!
— Слушай, меня тоже все спрашивают, что я с волосами делаю, чем их смазываю, а я ничего... Мы, Володя, с тобой поговорим после, ладно? Я должна еще поэму досочинить... Ты ведь в этом году школу закончил: куда-то поступил?
— Поступал в универ на физику, не прошел.
— Жалко, потом это обсудим, хорошо?
— Прошлое — ничто, будущее — всё! — холодно-хрустальным голосом заявил Бояршинов. — Один звонок может изменить всю жизнь, судьбу.
Он собирался звонить в редакцию журнала “Юность”, куда месяц назад послал свой рассказ.
— Да ну, не может быть. Один звонок не может изменить жизнь, — возразил Вол.
Бояршинов не удостоил его ответом. Он уже со смехом показывал жениху щепотку фиолетовых лепестков, туго спеленутых ниткой: мол, купил невесте мерзкий кусочек цветов — ничего другого не нашел.
Невеста, то есть Фая, удачно скрывавшая свой токсикоз жеванием яблока, призывала всех рассаживаться. И тут Лидия заметила, что Галька с Аллой как-то странно-подозрительно хихикают вокруг Жени, накладывая ему салат в тарелку и что-то переставляя в приборе.
— Вы чего?
— Да ты, Лидия, посмотри на блюдце под лимонами. Узнаешь? Это его мы вертели здесь на спиритическом сеансе!
Мстители учли все, кроме того, что рассеянная Лидия сядет рядом с Женей. Мама Егора быстро сказала первый тост за молодых, Лидия подняла рюмку и хватанула чего-то расплавленного, но, видя, что все пьют и не морщатся, подавила кашель. Володя, сидевший справа, еще потянулся к ней чокнуться, и она еще раз глотнула спирт, закрашенный соком. Это была “рюмка мести”!
Крепясь на стуле, Лидия ощутила жажду и яростно выпила остатки.
Теперь если взять большие ножницы и нарезать на мелкие разноцветные куски все, что было, а потом кое-что потерять, остальное же склеить в произвольном порядке, получится то, что стала воспринимать Лидия после выпитого спирта.
Лидия искала в себе центр тяжести, чтобы встать и уйти домой, а там, в тиши, расставить по местам все куски сегодняшнего дня. Фая сразу же поняла, что Лидия выпила “коктейль мести”. Пошептавшись с Надькой, она снарядила Володю проводить Лидию. Пришлось рассказать ему про “городскую дуру” и про план мести. И про рассеянность Лидии...
Лидия властно приказала шубе надеться на плечи, и та послушно прошелестела и легла на плечи, а шапка села на голову. На самом деле Володя в это время долго мучился, пытаясь втиснуть ее крупное тело в одежду. Калейдоскоп кусков нарезанной действительности крутился в голове Лидии. Она слышала, как Женя, захлебываясь от восхищения собой, произносит длинный тост:
— ...Я смотрю на часы-они остановились. Пусть жизнь никогда не остановит нас, как эти часы! Я вижу арбуз: он разрезан. Пусть жизнь никогда не разрежет нашу компанию на отдельные куски...
Только тут до Егора дошло, что “рюмка мести” попала не по адресу, и он восхитился непредсказуемой драматургией жизни. Но тут же слетел с высот суперменства, схватил бутерброд с ветчиной и стал совать его в рот Лидии: “3акуси!” Она лишь вяло помяла челюстями. “Вспотеет, мы пойдем”, — сказал Володя и вывел Лидию.