— Ой, я вам сейчас яйцо Бродского покажу!
— Почему одно, а не два?
— Правое или левое?
— Да с выставки… мне каталог прислала московская кузина! Там все гении в виде яиц: Модильяни, Пикассо… Бродский!
Она рылась в тумбочке, но ничего не находила.
Вдруг поэт Ерофей подошел к Гамлету и, показывая на пейзаж в рамке, сказал:
— Убери тетеньку!
Гамлет не успел это как следует понять, потому что подошел друг Штыков и стал бурить скважину своего разговора. Правый глаз у него — Аверинцев, левый — Гаспаров.
— Ты, Гамлет, помнишь, что с женой Лота было?
— Как сейчас вижу...
Поэт заорал благим матом:
— Всем стоять раз и навсегда! Всем! — внутри лица Ерофеея двигалось и шевелилось еще одно лицо. — Стоять, я сказал!
— Держите меня четверо, как говорят в народе, — расправил плечи охранник Тимофей.
Белая, как стая гусей, Ольгуша хотела увести поэта в другую комнату.
— Стоять! — крикнул он.
— А ты скажи это своему члену, — бормотал Сан Саныч. — У нас тут ни у кого нет такой надобности.
— Молчатъ!
Хамство — это черновики жизни. Берутся первые попавшиеся слова, делаются первые попавшиеся поступки, думал Гамлет (в который раз).
Ерофей достал записную книжку и стал читать свои стихи: “Вагина километровой глубины...”
— Ты парашютом-то запасаешься? — спросил Костя. — Все-таки километр!..
— Каторжное дело, — вздохнула Юля (первый раз к месту).
— Мы вам сладкое несем, сладкое! — восклицали три сестры. — Сейчас у вас начнется сладкая жизнь.
— …километровой глубины… — повторил поэт, хватая Инну за беременный живот.
Ожесточась, Гамлет заорал в лицо Ерофею: “Что ты делаешь — у нее есть муж!” — “Где? Покажите”.
— Какой торт оригинальный — полумесяцем! — восхитилась Елизавета, ангел. — Эта убывающая лужа — годы наши убывающие... Кто придумал?
Вита за полтора часа до этого уполовинила на кухне торт! Хорошо, что видеокамера Рауфа в это время была далеко... Инна срезала следы великолепных собачьих зубов и оформила все в виде полумесяца.
Вита излучала: “Я не на столе взяла, нет”.
— Молчать! — закричал Ерофей, сияя глазами и зубами — белокурые его волосы разметались, он был прекрасен и орал: “Идите на…”
В это время зазвонил телефон:
— Это аварийка?
— Нет, вы ошиблись, — Гамлет одной рукой схватил кричащего, a другой хотел положить трубку.
— У вас там тоже что-то прорвало? — спросили из трубки.
— Да, прорвало тут одного.
Ерофей сзади набросился на Иру и чуть не сбил ее на пол, пытаясь дотянуться до груди. Ира, правда, устояла, но чай из ее чашки вылился прямо на платье Галины Дорофеевны. Все забегали: соль, халат, не ожог ли? Галина Дорофеевна отмахивалась: ничего страшного, отстирается.
И снова зазвонил телефон. Опять, наверное, аварийку вызывают. Гамлет взял трубку.
— Гамлет Эльбрусович? Я вам звоню по поручению Бориса Николаевича Ельцина.
— А ваша фамилия не Путин случайно?
Все замолчали.
— Я вас поздравляю с серебряной свадьбой! — сказал Валерик (наконец-то Гамлет узнал его голос).
Н-нда… трогательно. Наверное, его Людовик вдохновила… спасибо!
Но Ерофей! Надо его редактировать... Да, ждали стихов, а словно беззаконное светило взрывается! Бомбу вонючую подкладывает под вечер...
Бомба взорвалась через несколько секунд: полетели на пол розы, бокалы, но полетел и сам Ерофей, отброшенный Тимофеем на пол. Поэт минуту сидел на корточках, и по его телу пробегали судороги: оно вздыбливалось, чувствуя опасность, и снова припадало к полу. А в окно лился закат с такими прямыми библейскими лучами, которые били из-за тучи, закрывшей солнце. С ветхозаветным гневом Гамлет сжал кулаки. До какого предела это все терпеть? А до какого терпели Пушкина и Лермонтова окружающие? Свои — до бесконечности, а чужие — нисколько.
— Вон! — закричал Гамлет. — Иди домой! Я думал: ты поэт — на ты с небом, а получилось...
— Измазали меня здесь с головы до ног, — Ерофей встал. — Я вас всех прикажу выпороть!
Вита от волнения как-то не по-русски залаяла на него.
Костя схватил Ерофея за шиворот и потащил в коридор. Началась махаловка. “Крови не надо, умоляю — без крови!” — Ольгуша защищала гостя. Но чтобы надеть на Ерофея куртку, руки его пришлось отпустить, и он тотчас с огромной силой ударил по видеокамере Рауфа. Payф смотрел на всех секунду диким взглядом: он не мог понять, как это гость не хочет быть гостем!
Гамлет снова стиснул руки Ерофея. Любочка на все смотрела ликующе: они здесь все собрались, чтобы отнять мое золото! Но я-то знала, что ваши планы рухнут — вас слишком много! Вот и драка... эх, люди-люди, до чего вас жадность-то доводит.
Лида от изумления легла на гладильную доску и секунду свисала, как платье, но доска хряснула и обломилась (слишком тяжела Лида — где в ее огромном теле помещаются семь диагнозов, мимоходом подумав Гамлет).
— Отдайте мне кулек с подарком! Мой кулек с подарком! — вдруг потребовал Ерофей. — Убью всех!
Ольгуша схватила альбом “Рисунки русских писателей”, подаренный Ерофеем и подписанный.
— Подавись! — она открыла дверь и швырнула альбом на площадку, уводя прочь Тимофея (все-таки крови не надо, думала Ольгуша, как потом запомнится серебряная свадьба — все в крови, что ли!..).
— Е… — у Тимофея была матерная отмашка рукой (начинал слово, а вместо продолжения махал правой рукой вдоль туловища).
Вениамин и Штыков наконец натянули на скандалиста куртку, и драка вывались на площадку. Выбежала угодливо соседка Марта Спридоновна: “Милицию вызвать?” Только этого не хватало! Гамлет нажал своим ногтем, похожим на пятку, на сонную артерию Ерофея. И тот вмиг обмяк, резиново сползая вдоль стенки, Гамлет поднял на руки обмякшее тело и унес на площадку первого этажа. Там поправил ему сползшие штаны и со страхом вернулся домой. Но там он увидел, что драка не смутила гостей, так как они собрались здесь себя почувствовать и во время драки себя еще больше почувствовали!
Через минуту позвонили мальчики — однокурсники Люды:
— Идем по лестнице — альбом валяется. Вам подписан! — растеряно протянули они “Рисунки русских писателей”.
— А больше там никто не валяется? — спросила Ольгуша.
— Нет... У вас гости? Но мы на минyтoчкy...
Ольгуша бросилась к Галине Дорофеевне: подруга, спрячь в свою сумку этот альбом, видеть не могу, сдой в школьную библиотеку.
— Спектакль! Второй спектакль! Обещали... обманули.
— Вон как хорошо поют на кухне мальчики Люды, которые на минутку зашли.
Спектакль оказался на тему дня. Иpa надела очки и стала читать: “В эфире новости! С сегодняшнего дня начинается предвыборная кампания в семейную Думу... Мы предоставили бесплатное время для рекламных роликов…”
Гамлет упал в кресло. Как удачно Люду под меня загримировали, думал он, усы точно мои нарисовали...
— Гамлет Эльбрусович — ваш кандидат! Человек, который глобально смотрит на все ваш проблемы.
Проблемы... лемы... беременая Инна почему в халате? А, она играет Ольгушу… Гамлет повернул голову в сторону, чтобы не смотреть, как сын наливает энную рюмку водки — а потом уронил подбородок на грудь и захрапел. Очнулся, когда все хлопали. Жена несла ему стакан крепчайшего чая. Дочери на блюдце предлагали конфеты, печенье. Он сел на краешек кресла, чтобы больше не заснуть (научился этому способу на работе), и сказал ни к селу, ни к городу, как это у него бывало:
— Хочется вернуться в детство, когда все бескорыстно мной восхищались.
— А мы и сейчас тобой бескорыстно восхищаемся — корыстно, что ли? — прыснула Елизавета.
— А вы знаете: в Перми объявлен памятник Трем сестрам? — отвлекающим голосом закричал Гамлет.
— Знаем, знаем, мы уже десять памятников набросали, — Ольгуша, не поверишь, изобразила двумя поварешками трех сестер: — Это хризантемы, три, головы повесили! На перроне, где “Кама” уходит. И вот оркестр заиграл “Прощание славянки”, ручки-листья затрепетали в стороны Москвы: “В Москву! В Москву!”
— Как они бронзовые-то затрепещут?
Это Гамлет еще запомнил... А еще: как грачи улетели (Кирюта)...
* * *
Утром прибежала Алефтина Васильевна, тетя Лефа с первого этажа, и сказала тихим голосом, каким говорят в сериалах: “Наша фазенда продана проклятому Педро”:
— Марта Спиридоновна уже всех соседей в подъезде обежала — говорит, что у вас драка всю ночь!. Мол, строят из себя интеллигенцию много лет, но вот вчера все выяснилось, все-таки сдержать они свою натуру не могут. — Вы уж не говорите никому, что я была! Не выдайте.
Ольгуша сразу расстроилась. Пути-то расстройства накатанные, в отличие от путей радости, поэтому она вдоль них просто засвистела — с большой скоростью. Но тут позвонил Рауф:
— Материал просмотрел! Финал отличный получился! Особенно Ерофей. Надеюсь, он сегодня повесился?
— Ну что ты говоришь! Рауф! Хоть мы и в тоске... из-за этой драки.
— Напрасно! Что за свадьба без драки?
Ольгуша взбодрилась и стала собирать бутылки, чтобы вынести. Она про себя что-то бормотала.
— Ты боишься, что все соседи уже там стоят? — Гамлет выглянул в окно. — Да, они стоят. Давай я вынесу мусор.
— Нет, я сама, мнe нужен моцион.
— Если глубоко посмотреть на это, — Гамлет по-доброму улыбнулся, — то в этих соседских пересудах... не одно костомойничество! А и желание понять людей тоже. Начало творчества.
Ольгуша со смиреномудрием посмотрела на мужа и с гордостью на Катю, которая только что проснулась и вышла к хозяевам: мол, каков он у меня!
Возле подъезда собралось уже все отработанное поколение: Лефа, Марта Спиридоновна, Валентин Романыч с палочкой и дворничиха, окидывающая облака шалым взглядом: “Мне бы сейчас метлу до неба — я бы размела эти тряпки летающие!”
— Что, Оля, говорят: драка у вас вчера была на серебряной-то свадебке? — спросила она чистеньким, невинным голосом.
— А как же свадьба и без драки! Что это за свадьба? — уже научено ответила Ольгуша.