Девять звонков из десяти
— Вот мы стали ссориться с Левой, когда началась перестройка и в Перми набрало силу движение зеленых. Тогда из десяти звонков по телефону, которые раздавались в нашем доме, девять были мне. А Шестеров страшно занервничал из-за этого, привык быть первым, главным в семье. Поэт все-таки. Да, конечно, он вошел в эту энциклопедию “Современная Россия: имена”, и я надеялась, что Залевская пригласит Леву на презентацию, но они не смогли найти его адрес! О нем в энциклопедии даже больше, чем обо мне, — строк 25. Когда я только познакомилась с Шестеровым, он пришел в гости, поставила в духовку пирог, и раз — из плиты выбежал таракан, потом — второй. Я их ловлю и выбрасываю в форточку — не давить же их при поэте. Еще в стихи попаду так — с тараканами… А он засмеялся: что ты мечешься, тараканы говорят о том, что у тебя все в порядке, что ты — добрая, что у тебя связь с космосом есть. А когда стало так, что 9 звонков из 10 ко мне, и пробежал по столу один таракан, он страшно закричал: ты плохая хозяйка, плохая мать, какой пример дочери! Он до вздрога возненавидел телефонный аппарат, я думала: однажды бросит его в меня. Раньше Левка краснел, как Пушкин. А в это время стал даже багроветь весь.
— А я и не знала, что Пушкин краснел. То есть знала когда-то, но забыла.
— В общем мы с Левой ссорились, ссорились, у меня начались головные боли, я взяла путевку. Скажем так: в санаторий, где бывают зимние грозы. Я почему так говорю: ты ведь сейчас спросишь, как мы познакомились с Бугайчуком!
— Спрошу.
— Познакомились во время зимней грозы, он еще не стал владельцем газет-пароходов, это потом все при мне случилось… Какие подробности? А, была у меня соседка по комнате, тогда я еще не могла купить путевку в одноместный номер, конечно… И вот эта Валентина — очень одинокая — предложила погадать.
— На новом месте приснись жених невесте?
— Не так. Надели мы на ночь носки и проговорили: “Суженый-ряженый, приди меня раздевать”. Кто приснится, тот и суженый. И приснился мне Летов, я его днем заметила возле телефона. А познакомились возле дятла в красных штанах. Я сказала: “Смотрите: дятел-то в красных штанах”.
— В красных тонах?
— Ниночка, не в красных тонах, а в красных штанах! Сам черно-белый, строгий, а штаны — красные. Юра был разведен, давно. И конечно, я не седая была, как сейчас. Но вот тебе как на духу, честно: сначала я не думала, что… Стой, меня Залевская просит сказать тост.
Тост Лизы
— Пермь была черная после пожара 1842 года, была красная, была белая, давайте выпьем за Пермь зеленую!
Две синички
— Мы с ним гуляли и попали в зимнюю грозу! Казалось, что молнии бьют в одно место — в нас. Рядом синички две прижались друг к другу. “Это мы”, — сказал Юра, и прижал меня к себе. С тех пор звал меня синичкой. “Моя синичка купила мне новый галстук”. Я потом купила двух синичек, и они жили у нас, но когда Юру посадили, я их выпустила. На волю…
Письмо Лизы
— Одно письмо Бугайчук мне сегодня довозвратил, я звонила — спрашивала. Вот оно — возьми, Нина.
“Юрочка, пишу тебе в Такой День! На земле Рождество, Правда, в Вифлееме стреляют… Его Рождество — над всем торжество, а наши рождения — за бедой хождения…
Я уже выздоровела от гриппа и причастилась. Представляешь, когда вынесли чашу с Причастием, вдруг в храме запахло озоном! Честное слово!
И чтобы накопить силы, чтобы спасать тебя, я поставила елку, искусственную, ту, что ты подарил в первый год нашей совместной жизни, помнишь? И Левка-кот залез на нее — представляешь! Как он цепляется за пластмассу, я не понимаю… Дочь мне призналась, как она в детстве молилась: “Боженька, ну пусть я где-нибудь на задворках — у забора в лопухах посижу возле Тебя!”. Если б не твои деньги, мы бы так счастливо прожили — пусть на задворках, в лопухах…
Еще вот что: мне надо было сжечь православный календарь, батюшка сказал, что нельзя просто выбросить. И вот я начала жечь, а он никак не сгорает. Смочила водой остатки — в таз положила, чтоб тление никуда не перешло. Но нервность напала такая, что не могла оставить на ночь — вдруг пожар начнется, когда я засну. Оделась и пошла выбрасывать в мусорные баки на улицу…
Деньги на хорошего адвоката я накоплю. Я еще не успела в прошлом письме тебе сообщить, что начала подрабатывать через ночь в казино (крупье). Ничего, всё выдержу, хотя и непросто все. Если клиент много выиграл, меня подозревают в сговоре и грозят уволить. Если клиент много проиграл, он на мне это срывает — поносит буквально матом! А чаевые дают фишками, и они все — увы — потом идут в фонд казино…
Но к лету ты будешь дома — в это я верю!
Так давно, так давно тебя не видела, слышишь, сил нет, но и есть. Все мы вынесем. Спасу тебя от этой несправедливой судьбы!
Сегодня посмотрела в окно: выпал снег — такой белый, словно ждал моих глаз — полез в душу: “Ну, давай думай-думай, для чего я лег тут, такой белый!” И я поняла: скоро обелю тебя, Юрочка, и ты выйдешь на свободу. Целую тебя, ангел мой, в каждое крылышко! Я даже, подходя к нашей двери, уже представляю, как поцелую ее, когда ты вернешься и своим ключом откроешь ее.
Вчера ехала в лифте, а лифтерша там тоже была — смывала неприличные надписи. И мне захотелось, чтоб скорее все случилось так: ты дома, а тюрьма стерлась в памяти. Из памяти. Сейчас опять испеку лепешки на огуречном рассоле и отнесу нищим.
Иногда внутри тела у меня словно кто-то кулаками стучит от гнева: за что это все, почему с нами? Ведь ты в этом деле совершенно не был замешан! Но знаю, что это бесы стучат, и молюсь… Для чего-то Господь послал нам испытание, Он лучше знает, что послать. Давай вместе думать, как нам быть, что предпринять.
Да, знаешь, сегодня Изя зашел ко мне: отец умер (приду ли я проводить), у него рубашка на груди разорвана — у евреев так принято показывать траур, чтоб вокруг все понимали, как с этим человеком в это время надо тепло обращаться. И мне так захотелось рвануть воротник блузки, чтобы знали…
Помнишь, у Булгакова: “Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца, и поразила”?! Нет, любовь — не убийца, она никого не убивает, а раньше я восхищалась “Мастером и Маргаритой”…
Я верю, что скоро тебя выпустят! Когда в школе у Лермонтова читала, что есть высший суд (наперсники разврата), то думала, что это все символически… а теперь мы все ведь знаем, что есть Высший Судия в самом деле, и он точно не подвластен звону злата…
Говорят, что Москва бьет с носка — это значит, бьет лежачего. Но Пермь нынче берет пример с Москвы?
Твоя синичка”.
Хамелеон
— А как только он вышел, так сразу ушел от меня — к Светланчику! Говорит: “Я понял, что такое свобода! Это когда я с той, которая мне нравится, а мне молодые нравятся”…
— Квадратное чудовище! — невольно вырвалось у меня.
— Нет, он не чудовище, он объяснял так: как хамелеон не может имитировать раскраску шахматной доски, слишком сложно для него, так и он не может имитировать любовь ко мне. Хотел бы, но невозможно, оказывается…
— Вот тебе и сюжет, Нина.
— Нет, это бы если лет 10 назад… Раньше мои рассказы были: “Господи, помоги!” А сейчас я пишу не так. А примерно так: “Господи, благодарю Тебя за то, что всем помогаешь!”
— А я жду помощи! В главном. Через тебя как-то можно найти адрес Шестерова? Он, наверно, бедствует. Поэзию сейчас практически не издают ведь… Да и не читают.
Рядом выпивали и закусывали. Одна журналистка сказала другой:
— А я хорошо с книжкой засыпаю.
— Да, ты говорила — хорошо с книжкой…
— Вот видишь, Нина, книги уже как снотворное стали, — заметила Лиза.
— Но тоже нужна литература — пусть как снотворное… Я и сама с Евгением Онегиным засыпаю: в детстве выучила, и вот — пригодилось. Каждую ночь читаю не по разу. Значит, ты хочешь к Шестерову вернуться?
— Же я говорю всем: заведу котенка опять и назову его Лев — старый кот умер не так давно. И снова буду спать сразу с двумя Левами.
— Так, Лизочка, я помню, что после того, как Лева отравился и его спасли, он жил в Чернушке и написал письмо: мол, поэт в Чернушке меньше, чем поэт. Но кому? Давно ведь это все произошло. Может, я от Кальпиди узнаю его новый адрес? А если помиришься с Юрой, то опять купишь двух синичек?
— Нет-нет! Об этом не может быть и речи. Я никогда с Бугайчуком вместе не буду (бьет себя по рукам). Только хочу быть с Левой.
Бывает же иногда такое: мощный бросок в лицо всего внутреннего мира — у Лизы это случилось вдруг (там было все с большой буквы: Вера, Надежда, Любовь и даже мать их Софья, то бишь мудрость).
В это время к нам подошли, чтобы чокнуться, два известных пермских геолога.
— Нина! Желаем счастья в твор… в твор… (честве — не могли выговорить, много выпили).
— И вам — в геологоразведке! Это слухи или вы в самом деле нашли два триллионника? В стране газовая пауза, а вы открыли… Волшебный вечер, не правда ли!
Только юноша какой-то заснул возле двери — чей-то сын или просто студент пробрался сюда, чтобы поесть? Из сумки учебники вывалились… наверно, сразу с экзамена, всю ночь занимался. Я подумала: вот приду домой и сразу вывалю все, что говорено на этом вечере. Волшебном.
Странные люди
Позвонила незнакомая Алена (имя изменено). Голос молодой:
— Нина Викторовна, я была на вашем вечере… не хотите взять ребенка на воспитание?
От неожиданности я села на свои очки и раздавила их:
— Господи! Какой ребенок — мне уже 55 лет. А пенсия полторы тысячи — на лекарства никак не хватает.
— Это такой необыкновенный мальчик!
— Алена, милая, мы уже брали необыкновенную девочку: если вы были на моем вечере, то знаете…
— Я была на вечере, — перебила меня Алена, — и вы мне показались такой отзывчивой!
— Послушайте, у меня сын в реанимации, мне сейчас вообще не до этого!
В трубке долго молчали. Молчала и я, решив, что напирать на сына не надо. Да, он в реанимации после аварии, но в сознании, а там многие в коме. И вдруг меня осенило: “Алена, почему вы сами не возьмете этого мальчика?”