За эти двадцать лет успел пожить на Кубани, попасть там под чернобыльский “черный дождь”, который сжег всю растительность, это бы ладно, да вот первая жена сразу заболела и умерла. Тогда Макс думал: зачем я такой здоровый, что переломил атом, а не умер вместе с ней? Хотел горевать до конца жизни, но не получалось: здоровье не давало, тянуло в разные стороны.
Да и женщины не давали горевать. При взгляде на седовласого громилистого мужика, похожего на какого-то хмурого актера, они сразу прикипали к месту и мечтали: так бы и слушала до конца жизни этот пробирающий бас!
В 1996 году поехал в гости к сестре в Пермь. И моментально женился на ее соседке Глафире. Жена была не очень здоровая, и хотелось хоть ее спасти. Такую глупую, еще и коммунистку железобетонную. В общем, все у него собралось в одни руки для счастья! Плюс ее высшее образование. Макс никогда ей это не говорил, но думал: “Мне бы твое образование, я бы давно замминистра был”.
И тут такое невезение: теща – кержачка твердокаменная.
На автобазе Валя, сияя глазами и ногами, сказала:
– Ты что – с такой торбочкой малюсенькой в рейс? Я сбегаю в киоск, что-нибудь куплю.
– Я сам по дороге куплю.
Охранник по-мужски значительно кашлянул в кулак и осенил его одобрительным взглядом. Макс потянулся за журналом техухода – посмотреть, что там слесаря начудесили, а Валя зашептала: бывший муж позавчера приходил, принес сыну мороженку, а Васька и так лежит с ангиной – перекупался в Каме.
Макс поделился своим:
– А я, представляешь, сам не знаю как вышло, теще навесил справа, полночи в ментовке пробыл.
Обоим стало легче, но не до конца. Валя по молодости лет думала, что нужно что-то еще, чтобы стало до конца легче, и поэтому тихо спрашивала:
– Ну когда же ты придешь?
– После рейса отосплюсь и приду. Коль, – попросил он охранника, – часов в девять позвони ко мне домой и скажи, что я в рейсе.
– Догадываюсь, – сказал Коля. – Я тоже недавно с тещей поругался.
На лице у Коли мелькнуло выражение неоцененного Шерлока Холмса: прозябаю здесь, а мог бы такие дела раскрывать!
Эта автобаза – давно уже “ООО “Аретуза” (шоферы тут же переделали в “Рейтузы”), но Макс по привычке про себя числил ее автобазой.
К вечеру он уже мчался среди тайги, с опасением его со всех сторон разглядывающей: что ты везешь в своей большой прямоугольной коробке? Не вредное ли для моих елей и тварей? На всякий случай приму меры.
Забарахлил мотор. Макс остановился. Развел дымный костерок, чтобы отгонять гнус. Два часа ремонтировал, устал, решил ночевать.
Хотел еще порыбачить, копнул, чтобы червей добыть, а снизу женское золотое лицо уставилось на него, словно вопрошая: “Ну что, зятек, думал удрать от меня, отдохнуть?” Он отпрыгнул, всего обметало потом: так вот кто у меня мотор-то сломал! Покурил. Никотиновое блаженство догнало и вернуло здравый смысл: это же та самая Золотая Баба, о которой кричат в пермских газетах и на экранах! Ищут они ее, видите ли, тысячу лет, а она тут под руку лезет, зараза! Прикинул: сколько можно жить на эти деньги, если бы он эту золотую куклу реализовал и его бы не грохнули? Получилось много жизней. Все равно столько не проживу! Может, голову золотую ножовкой – того? Но все больше и больше становится на тещу похожа... вот что жутко.
– Гнус, хоть ты не пой своих страшных песен! – закричал он взвешенному в воздухе киселю насекомых.
А она смотрела на него желтыми навыпучку глазами, похожими на блестящие спины жуков, и беззвучно говорила: отрой меня всю, вырой, зря меня, что ли, тащили финно-угорские предки твои от самого древнего Рима.
Нет, хрен тебе, тещечка, глумливо подумал Макс и быстро-быстро зарыл ее в перегнивший торф. Долго топтался сверху, сразу улетела мечта порыбачить с дремотой. Погнал машину, умоляя неведомые силы, чтобы не оживляли Золотую Бабу, а то как погонится, как даст золотой шваброй – и башка пополам!
Макс вернулся из рейса, а жена оказалась в больнице. Правая нога еще у нее держалась, а левая опять отказывалась ступать по этой жизни. Поэтому Макс даже не прилег, а стал выгонять “Москвича” из гаража, шепча: ни церковь, ни коммунизм что-то не помогают моей Глафире.
Новобранец почему-то хватал его за штанину, неразборчиво что-то ворча. Макс подумал: наскучался, я в рейсе, хозяйка в больнице, а тещу, слава Богу, в уме за свою не держит. “Четыреста двенадцатый” упрямился, фыркал, пока Макс на него не прикрикнул:
– Совесть у тебя есть? В рейсе у меня было приключение, да еще ты тут! Ну-ка живо заводись, ведро с болтами!
Тот обиделся, но поехал, а пес басовито ругался Максу вслед: вернись, земля сырая, я тут такое чувствую, что словами сказать не могу!
“Четыреста двенадцатый” злорадно заглох на подъеме от дома к дороге. Макс пошел за инструментом к багажнику, только хотел его открыть – машина вкрадчиво скользнула по мокрой земле. Фуяк – прижат к дереву! Потихоньку попытался вытащить себя, но эта железная тварь подалась еще на сантиметр. Ну, конечно, тут сразу захотелось кашлянуть! Сдержался, вспотел – от любого движения может раздавить.
Он спросил про себя кого-то: можно? И осторожно подвигал глазами. Оказалось – можно. С дикой завистью посмотрел на дождевого червяка, который свободно и даже размашисто полз по своим делам.
Свист!
Человек с прекрасным пузом идет, родной! И с каким-то тоже словно пузцом на лице! Принц!
– Мужик! – прошептал Макс. – Мужик!
Свист замер.
– Подложи кирпич под заднее колесо.
Максу показалось, что от его шепота полдерева глубоко отпечаталось на спине.
Пока мужик летал на бреющем над землей – искал кирпичи и вбивал под задние колеса, Макс старался не дышать. Потом по сантиметру стал сдвигать онемевшее тело влево. Трещала одежда, трубило сердце: вдруг могучий спаситель исчез? Напоследок что-то лопнуло, полилось по спине, и Макс вывалился и упал.
Оказывается, мужик никуда не исчезал: наклонился громадным ангелом, насколько позволял живот, и вопросительно смотрел.
– Только не трогай меня! – взмолился Макс.
Он ждал прихода боли. Их учили: если появилась боль, значит, все в порядке, не парализован. И вот боль пришла доброй вестью. Макс издал крик и пошевелил конечностями. Можно вставать, принял он решение.
Перевернулся на живот, встал на четвереньки.
– Посмотри, что у меня на спине, – попросил он.
– Наверное, сильно за тебя молятся, – сказал Матвей (оказывается, Макс успел спросить, как его зовут). – Простая царапина. Глубокая, но кровь уже свернулась. Ну что, я пошел?
– Постой! – Макс встал, оперся о дерево. – Матвей, ты понял, что без тебя мне был бы звездец?
– Понял, – сказал ангел, колыхнул вторым подбородком и пошел по своим делам.
Макс думал: “За тещу меня придавило или за табельщицу Валю, злодейку, которая смотрит так, что не обойдешь? Наверно, не за тещу: за нее меня Золотой Бабой жахнули. Надо делать выводы.
Да, крепко за меня взялись”.
* * *
Журнальный зал | Новый Мир, 2004 N7 | НИНА ГОРЛАНОВА, ВЯЧЕСЛАВ БУКУР
Действующие лица:
Неля Цветкова.
Виктор Цветков, ее муж.
Андрей
Александр
Алексей
Нонна Ивановна, разносчица телеграмм.
Костя.
Лариса, вторая жена Виктора.
Дядька Леонид, дядя Виктора.
Людмила, невеста Александра.
Граф Разумовский, поэт из Москвы.
Равиль.
Федор, одноклассник Алексея.
Василиса, невеста Алексея.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Картина 1
На просцениуме метель. Выходят Неля и Виктор. Им по двадцать лет. У Виктора два
завернутых младенца на руках, у Нели — один.
Неля. Саша, Леша и Андрюша.
Виктор. Не так! Александр, Алексей, Андрей.
Неля вдруг отдает третьего младенца мужу.
Неля. Что-то мне не идется. (Садится на снег.)
Виктор. Неля! Ты что — уже окна видны! Сейчас придем… Капля воды на стакан спирта — излечивает все!
Неля. Скорее! Детей уноси и считай шаги вслух. Приди… за мной.
Виктор. Дети полежат. (Укладывает их на снег.)
Неля.Ну почему… ты без мамы моей?
Виктор. Тесто у нее подошло. (Пытается поднять жену на руки, она отбивается.)
Неля.Я тут продержусь — детей, детей уноси! (Заваливается на бок.)
Метель усиливается, становится резко темнее.
Виктор. Жили мы на хуторе… (Перекидывает Нелю через плечо.) Все на хрен перепутали!
Неля. Считай шаги. Громко! Чтоб я слышала.
Виктор. Один, два, три…
Виктор громко считает. Свет из окон приближается. Младенцы начинают плакать.
Картина 2
Квартира, очень богато и со вкусом обставленная. Виктор, постаревший на двадцать лет,
за столом с сыновьями. На столе какие-то салаты.
Виктор. И вот я насчитал, когда возвращался, столько же шагов: девяносто два.
Александр (крутит свое ухо). Да знаем, папа, сто раз слышали: ты пришел, а нас нигде нет, одни сугробы.
Виктор. Потом один из вас громко закричал, и я вас разрыл, схватил, думал: вот они, мои будущие защитники!
Александр. Папа, я все равно не поеду на разборку.
Виктор (качает сокрушенно головой). Была метель! Я вас разрыл…
Александр. Для чего? Чтобы нас снова зарыли и уже не в сугроб?
Виктор. Ты не корчь из себя типа Гамлета! (Декламирует.) Быть или не быть… баксам у меня в кармане!
Александр. Не смешно.
Виктор. Конечно, какой тут смех! Этот Смоктуновский с черепом в руке такое мочилово устроил, как сейчас помню.
Александр. А Гамлет совсем не хотел этого. Так получилось… Он справедливость устанавливал.
Андрей. И мы тоже — за справедливость. Если они заняли кучу баксов…
Алексей (перебивает). …Верните кучу и еще кучку.
Александр. Я ухожу жить к Людмиле и ее сыну. Не хочу, чтоб как в Чечне…
Неля. Да чеченская мафия при Зеркальцеве!.. Пикнуть не смела! Помните: Зеркальцев в сентябре загнал в Каму — на два метра от берега — всю чеченскую мафию? И полтора часа там их продержал! После этого они притихли сильно. А теперь что будет?