На лестнице курили два санитара из “скорой”. Петр Петрович так понял, что они фильм обсуждают, где тело побрызгали живой водой, и части его побежали, ожив:
— Понятно, как руки бегут, а вот как пенис?
— Он как кобра: встал, пополз…
— А вульва?
— Какие ты вопросы задаешь!
Люсию разбудили крики васьковызывателя. Он кричал на улице: “Васька! Васька! Васька!” А вчера ее разбудил костевызыватель.
Вспомнила сон. Она была близнецом еще трех себя. Идет война, двух убили, третью Люсию тяжело ранили, зато сама Люсия-четвертая жива. Проснулась в прекрасном настроении! Проглотила кофе и полетела на электричку!
Напротив сидела старушка и читала книжку “Убей меня завтра”.
Люсия сошла на станции Голованово. Быстро по списку купила две сумки продуктов и, через силу выпрямившись, косо потянула в сторону дома однокурсницы Р. (внезапно два года назад она просила так ее называть). Протащилась мимо служебного хода кафе. На сахарной белизне бумаги чернел рубленый шрифт: “Машины не ставить. Штраф — лопатой по стеклу”. Сколько агрессии! Зачем же так? Ведь дети это читают.
В подъезде сияющий подросток кинулся к ней:
— Давайте я вам помогу, бабушка!
Ах, если бы он произнес “сударыня”” или, скажем, “госпожа”! Налетев на пылающий взгляд Люсии, он потух и отпал. “Какая я тебе бабушка, щенок!” — вопили ее глаза.
Р., как всегда, забыла, что Люсия покупает продукты не на свои деньги: по очереди раз в месяц их дают однокурсники.
— Ой, спасибо, ты одна меня помнишь! Там тебя вознаградят! — Р. показала исхудалой рукой на потолок, потом пошуршала свертками и сказала горько: — Я же просила сельдь в горчице не покупать, а только в масле!
— Учту, учту.
Р. все же пожевала рыбье звенышко (с наслаждением) и вновь затянула боевую песнь подозрений:
— Пришли тут ко мне! Говорят — для переписи населения. А у меня ведь чо — высшее образование…
— Ты мне рассказывала про перепись, — пыталась остановить ее Люсия.
— Я им прямо говорю: “ Знаю я вашу перепись! Вы хотите подсчитать, сколько нас вымерло, чтобы ловчее оставшихся выморить? Со мной не выйдет! У меня ведь чо — высшее образование”.
Без перехода Р. попросила называть ее Т. Надо сбить их со следа!
Люсия опять поняла, что здесь кончаются силы человеческие помощи. Там найдешь врача-реаниматора, тут предложишь репетитора-гения, а потом еще приткнешь две одинокие души друг к другу… А вот Р., она же Т., все продолжает прятаться от шпионов. “Ну погодите же!” — на всякий случай вскричала про себя Люсия.
А в этот момент два экспроприатора шли по улице имени экспроприатора Ленина. Они уже толкнули свой ночной урожай перекупщику: сотовый телефон, дубленку, ботинки. “Дипломат”, правда, выбросили: в нем всего-то было несколько учебников. Вот если кассеты хотя бы с “Бригадой”!
— Откинулся я и работал у одного авторитета в Мотовилихе…
— Помню, ты говорил: сторожем.
— К нему приходили такие: шея — во, а золотая цепь толщиной с шею! А потом прихожу — все опечатано.
— Я тебя сейчас удивлю. Один раз молодой я шел пьяный, как врезался лбом об столб! Утром синяки под глазами!
— — А помнишь, как мы летом прикольно ели арбуз!
— Во дворе гастронома рядом с Башней смерти? Помню. Доели и сказали пожилому очкарику, выкатили такую примочку: “Угощайтесь”. Ха-ха-ха-ха-ха! Обмыв как обычно?
— Спрашиваешь! А то не повезет в следующий раз!
Они ворвались в алкогольный супермаркет “Норман”, все, что надо, купили, пришли в квартиру и стали изготовлять везение для следующего раза — заливать в ядреные глотки джин с тоником и зажевывать. Все шло мирно, и ничто не предвещало ничего.
— Я в пятом классе уже поступил в художественную школу, — похвалился молодой.
— Чего? Ты же с голода мало не умер, когда мать заквасила.
— Она начала квасить, когда ушла к другому, а он от нее — еще к одной. Так вот, я там нарисовал учительницу в голом виде. Меня сразу исключили за это. Ведь какой, значит, был талант, если все нашу училку узнали!
— Талант-фуянт! Да ты просто хотел подрочить на рисунок!
Спор еще можно было потушить парой стаканов. Но стаканы обладали странным свойством: тушили спор и тут же разжигали следующий. В общем, когда закончились все слова, молодой резко мотнул головой и ударил ею старого в нос, а тот отбил у бутылки донышко и “расписал” молодого. В конце этого процесса оба лежали без сознания, и если придет в ближайший день хозяйка квартиры, она и будет самым большим их везением. А если нет — так нет.
Петя открыл глаза: за окном медленно опускались перышки с крыла ангела.
Вечером, под старый Новый год, стало известно, что Петю перевели из реанимации в хирургию. Надо опрокинуть за это наперсток того-другого, сказал Гриша. Он позвонил соседям, за дверью послышалась беготня, родители Пети оба бросились открывать дверь.
Они замерли за порогом и стали вбирать Гришу глазами. А ведь еще две недели назад они оба были такие — Голливуд отдыхал.
— Пойдемте к нам, — сказал Гриша, — немного расслабимся за Петю… У него все пойдет в гору.
Наперстки были изрядные, и Люсия еще раз воспроизвела слова Петра Петровича:
— Настройтесь, что процесс выздоровления будет очень длительным.
Гриша сказал:
— Да к лету выздоровеет.
Родители Петеньки стали наперебой рассказывать, как Петенька в то утро сказал: “Уже приснился коэффициент турбулентности с голосом. Буквы так и говорят: я коэффициент турбулентности”. И ведь сдал экзамен на пять! Это мы потом в деканате узнали, когда искали Петеньку. Сутки!
Гриша сказал:
— А я шесть лет искал отца, без вести пропавшего… Только летом я не чувствую себя безотцовщиной. Цвели липы в июле, когда отец уходил на фронт. Мы сидели на скамье возле липы. Я этот сладкий запах помню. Они долго цветут, весь июль. Каждый июль отец со мной.
Соседи слегка вскрикнули и убежали к себе. Гриша с Люсией посидели, потом вышли на площадку, нажали звонок:
— У вас все в порядке?
Из-за двери отвечали сырым голосом:
— Да-да.
Вернемся к Гале. Она после Кубы вскоре уехала в аспирантуру в Москву, с тех пор живет в столице, давно уже доктор наук, профессор.
Июль наступил с таким выражением лица: я как пришел, так могу и уйти… И приехала Галя в гости. Бросилась вспоминать Кубу, молодость, но первым делом закричала:
— Цветы! Люсия, как у тебя цветут цветы!
— Я молюсь за них.
Галя сделала что-то неуловимо светское с лицом и сказала:
— У них нет души. Как ты можешь за цветы молиться?
— Нет души?! Как бы они цвели, без души-то?
* * *
Журнальный зал | Новый Мир, 2004 N11 | НИНА ГОРЛАНОВА
Горланова Нина Викторовна — писатель. Живет в Перми. Окончила филологический факультет Пермского университета. Печатается как прозаик с 1980 года. Постоянный автор “Нового мира”. Лауреат премии “Нового мира” (1995).
Дорогой Антон Павлович!
На днях по НТВ сказали:
В человеке все должно быть прекрасно: и бицепс, и трицепс, и дельтовидка!
А месяц тому назад там же говорили: “В собаке все должно быть прекрасно!”
Но Тютчеву еще больше не повезло — его вообще вон как переделали: “Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется… Реклама прибылью вернется. Рекламу можно заказать” (на радио).
“Повезло” Тургеневу и Фету — в Орле висит плакат: “Земля Тургенева и Фета любовью Строева согрета” (Строев — губернатор).
Уж россияне ко всему привыкли, им это ПАРАЛЛЕЛЬНО, как сейчас говорят.
А еще недавно говорили: “мне это фиолетово”.
Ну а в годы моей юности — “мне до лампочки” (до фени, по барабану). Слишком много синонимов для “все равно” — это плохо, конечно. Мы становимся равнодушнее. Даже по сравнению с Вашим временем! У Вас в “Трех сестрах” произносят “все равно” 17 раз.
Наиболее долго держится в речи выражение “по фигу”. Лет уж тридцать! Или даже больше. На днях в Москве прошел съезд “пофигистов” — под лозунгом: “Пофигистам всегда везет!” Значит, везение им все-таки не по фигу? А что такое везение? Это чудо. Получается, что чудо — важно. Может, еще не все потеряно!
Но я пишу Вам по другому поводу.
Предыстория такова.
Узнала я про экологический тест для детей: могут поцеловать лягушку — значит, созрели для борьбы за экологию.
И в это время ко мне в гости пришла внучка (8 лет) с подругой.
— Аленка, ты смогла бы поцеловать лягушку? — спросила я.
— Смогла бы, если мама разрешит.
— А ты, Алиса, смогла бы лягушку поцеловать?
— Смогла бы, если лягушка не заразная…
А моя младшая дочь Агния не поставила никаких условий:
— Поцеловать лягушку? Конечно, смогла бы!
Возможно, тут дело не только в возрасте, но еще и в том, что в нашей семье мы держали одно время жабу. Она вся переливалась, как драгоценный камень. Сын с классом ходил в сентябре в поход и нашел эту жабу.
Все дети наши тогда были малы и по очереди работали дождем для жабы — поливали сверху, чтоб не засохла. И очень любили ее!
Когда Аленка и Алиса ушли, я решила посмотреть новости. Включила телевизор. Ну и, как обычно, новости из России — в основном катастрофические: там пожар, здесь авария. И я сказала Агнии:
— Плохо жить в большой стране — каждый день где-нибудь да беда, и с экрана они все идут в наши сердца.
И вдруг… вся Россия представилась мне такой непоцелованной лягушкой — никак она не может превратиться в Царевну! Ну никак…
В чем же дело?
Ответ пришел по телефону.
Позвонил мой друг, милый ВС (так я его называю всегда), и сказал:
— Моя тетя выбросилась с балкона шестого этажа — упала на “мерседес”. Она насмерть разбилась, но и у “мерседеса” стекло разбила. Хозяин “мерседеса” требовал большую сумму, но мы — с большим трудом — все же в конце концов смогли все уладить миром…
Вы подумайте, Нина Викторовна, над этим случаем! Напишите где-нибудь о нем.
Стала я думать.
Бедная пенсионерка с отчаяния лишила себя жизни, но при этом лишила стекла хозяина “мерседеса”… Ничего случайного в жизни не бывает. Думай, Нина, думай…