В половине шестого мы встали и пошли в больницу.
– Вот эти тополя называются пирамидальными, – начала я посторонний разговор.
– Мама…
– Что?
– А если бы люди никогда не умирали?
– Эхм… мм… Ну и представь: их станет очень много, а новые все рождаются и рождаются…
– И людей все множее и множее!
– Больше и больше. Им негде жить будет.
– Даже негде стоять?
– И до этого может дойти. Так что твоя идея не подходит.
Он помолчал немного, потом твердо сказал:
– Вот что! Пусть плохие люди умирают, а хорошие – нет!
– А как же ты их отличишь? Это очень трудная задача.
– Но только, мама, негры – не плохие. Они такие же люди, как ты и я, только загорелые.
– Вот видишь: негры хорошие, мы – тоже…
Где-то пропел петух, Саша вдруг засмеялся. Позади остались ночные наши страхи, тоска и ревность, тяжелый сон. Наступило утро. А я и забыла, что у природы на этот случай припасено утро. За ночь человека могут победить черные мысли, детские обиды и разные страхи, но утро все излечивает…
Неизвестно откуда взялась перед нами огромная собака – таких называют бульдогами, но знатоки говорят, что бульдогов давно в чистом виде нет, а есть боксеры. Этот бульдог-боксер был весь в разводах под красное дерево, важный. Почему-то без хозяина. Я поискала глазами вокруг – нет никого. Один он. И это его одиночество так таинственно и удивительно! Саша поглядел на бульдога, взял меня за руку, но думал, видно, по-прежнему о бессмертии. Спастись-то хочется. Бульдог тоскливо поглядел на нас и почему-то пошел следом. Саша спросил:
– Ему ведь тоже не хочется быть бульдогом, да?
– А кем хочется?
– Человеком. Надо плохих людей сделать собаками или кошками, а им захочется снова стать человеком. Каждый хочет исправиться. Точно – исправятся!
Он задумался, я тоже. Когда я читала о Рамакришне, все недоумевала: зачем переселение душ? Ведь это так расслабляет: мол, подумаешь, оступился в этой жизни – в следующих рождениях перекуюсь. И вот пожалуйста, под носом у меня маленький человек рассуждает о том же самом!
– Ты учение-то йогов вручную не открывай! Подрасти сначала, йожек ты мой! – поцеловала я сына, подумав про себя: может быть, все дети – йоги.
Мы постучали, вошли и застали привычную действительность: батюшки не было, а остальные, не верящие ни в вечную жизнь, ни в вечное переселение душ, досказывали сомнительный больничный анекдот. Мужской мощный хохот взорвал воздух. И я оставила сына в палате, полной западного образа жизни, то есть перепадов от веселья к унынию и обратно. Надолго ли зарядило это веселье? По крайней мере – до первой смерти, случившейся где-то рядом.
1982
В сияньи дня
Два ковшичка – Малая и Большая Медведицы – вычерпайте мои тревоги!
В эту ночь Верочка узнала такое!
В общем, одна “чайка” уволилась (официанток звали чайками за то, что они кусочничали на бегу)… потому что не захотела доносить на бармена Руслана!
Ее заставляли. Но она сказала, что еще с первого класса невзлюбила ябед.
Это проронил Верочке подвыпивший повар по прозвищу Сын Дона (такая у него наколка на плече: “Сын Дона”).
“ Значит, меня взяли на освободившееся место”. Кафе называлось “Блонд”, и в официантки набирали блондинок.
С минуту Вера думала, что Сын Дона ее разыгрывает (зашивают же они всем новеньким форму – хочешь просунуть руки в рукава, а они прихвачены нитками). Но повар вдруг зацокал языком и заявил:
– Я бы тебе подробности высыпал, но ведь не знаю, где это погаснет: если в твоей квартире – одно, а вдруг…
– Надеюсь, меня-то не заставят следить за вами! – сказала Верочка Сыну Дона.
– Последний раз я так смеялся в Амстердаме! Ох, и щелкнул бы тебя по фарфоровому носику!.. Слушай, Вер, у тебя лицо – как созревающий плод на дереве. Ничего не делает, а наливается.
– Точно не заставят стучать, потому что люди из-за этого увольняются!
Сын Дона стал рассуждать так: не случайно ведь отчество администратора – Марленович, а Марлен – это Маркс-Ленин!
Но как-то он вписался же в капитализм, заметила Верочка.
– А знаешь как? Улыбка шире задницы… В час ночи Марленович уже дрыхнет дома – за такую зарплату сиди на работе всю ночь, следи за всеми сам. С утра что ему следить – все трезвые.
– Миллионы людей в нашей стране погибли из-за доносов… Венечка считал, что один донос гаже, чем тысяча порнографических открыток.
– Какой Венечка?
– Веня Ерофеев.
Сын Дона вдруг рубанул рукой воздух: пора революцию делать!
– Что?.. Чумовой динозавр!
– Вера, запомни: повар не может готовить пищу, когда он в плохом настроении. Зачем ты мне настроение портишь? Я тебе окрошку всегда…
– Ну, прости, ты – ангел мой пресветлый… Да к тому же у тебя в любом настроении такая окрошка получается!
Сын Дона забормотал: мол, потому что я готовлю, как для себя. А они… Да пусть хоть “Челси” покупают, пусть хоть что делают.
В это время в кафе вошел депутат Н.Н. И бросил свою дубленку Верочке в лицо: “Повесь!”
Раньше Верочку раздражал этот наглец ( не слуги ведь мы ему). Но все познается в сравнении. Сейчас ей уже не показалось обидным, когда так кидают одежду! Страх перед тем, что заставят доносить… в общем, депутатскую дубленку можно сто раз еще повесить, лишь бы не записали в стукачи!
Говорят, в другой смене официантка харкает в суп, который несет этому депутату…
И тут Верочка очнулась: на тот столик кофе пора подать? Нет, не надо соваться к клиентам, когда они тост поднимают! Так, депутату улыбнуться и попросить минутку подождать, из бара быстро принести на третий стол, а из кухни – вот этой парочке…
Ночью кафе опустело, бармен Руслан лег на два стула, ноги свесил на пол и заснул. Когда вошел посетитель, Руслан вскочил, но ноги затекли, и он упал перед посетителем на колени. Ноги не слушались, и он на коленях пополз к бару. Верочка выбежала, увидела эту сцену и поклялась:
– Никогда я не буду доносить на Руслана!
Она ехала домой в трамвае и слышала, как мальчик лет шести спросил:
– Мама, скажи: что такое “зачистка”?
А у Верочки жених Арсений в двадцать лет поступил на дневное (в политех), чтоб в Чечню не попасть.
Он живет с больной бабушкой, пенсия у нее уходит на лекарства, ему бы работать и на заочном учиться. Но тогда загребут в армию…
Ну, уж Верочка-то не добавит Арсению проблем – ничего не расскажет про свои страхи! У него вон и так уже морщины на переносице пролегли большой буквой Т.
Или скажет как можно позже… Хоть на несколько дней-недель уберечь территорию любви от такой темы… грязной! Да, грязной. Но в грязь эту Вера не пойдет, просто даже говорить о таком с Арсением – слова нечистые произносить… нет!
Недавно мама по телефону кому-то рассказывала:
– У вас Идиот Идиотыч, а у нас историю КПСС читал Влад, аспирант, настолько красивый, что все студентки были в него влюблены – мы даже не заметили ужаса перед предметом… а у других история КПСС вызывала… сама знаешь. Так велика сила любви! Побеждает страх.
Сила силой, но и хрупкость любви тоже велика – Верочка знала это по опыту своей первой влюбленности (еще в школе).
От доноса пострадал ее дед по матери. Молодой кинооператор! В 1951 году его обвинили… в том, что много черного цвета в его кадрах. А черный цвет у него на самом деле – такой яркий, что кажется разноцветным. Деда из Москвы сослали сюда, в Сибирь, поэтому в их семье даже кот – и тот не любит красные коммунистические гвоздики и ломает их, когда кто-то приносит такой букет.
Родителей Верочка называла “веселые предки”. Как-то отец сказал им с братом Мишей: “Ваши веселые предки решили…”, и это прижилось.
Так вот, веселые предки еще совсем недавно пересказывали гостям историю про Шостаковича.
Когда знакомый умирал в больнице, Дмитдмитыч поехал его навестить. И тот… признался, что был приставлен органами следить за ним!
– А теперь вот боюсь, что приставят к вам кого-то похуже! Ой, боюсь! Простите меня!
Шостакович простил.
Самое интересное, что после этого больной… поправился!
Вот что значит покаяние!
Весной 2001 года, на серебряной свадьбе, веселые предки произносили:
– Чтоб при капитализме пожить подольше, давайте поднимем тост за здоровье всех здесь сидящих!
А получается, что… при капитализме тоже не сахар – опять заставляют доносить!
И вот весь нектар жизни сразу куда-то испарился.
Брат Миша так сказал Вере: разница все-таки есть – при советской власти по доносу сажали-ссылали, а при капитализме – уволят. Всего лишь уволят.
– Тоже не радость!
– Говорят: на Западе доносят. В фирмах… кто-то кофе лишний раз выпил – три минуты бездельничал, кто-то покурил.
– Миш, ты пока родителям ни слова и вообще никому! Зачем всех волновать, если я стукачом не смогу просто быть!
– Не сможешь. Это на тебе прямо написано! Так что я думаю: тебя не заставят. Пока работай спокойно. И удачи – клиентов побогаче!
Верочка очень доверяла своему брату. Она и родилась-то только благодаря ему – он так просил у родителей сестренку!
Да, удача нужна: от клиентов зависела выручка, а от выручки – зарплата.
Она устроилась в кафе ночной официанткой – через две ночи на третью, будучи студенткой четвертого курса исторического факультета (училась во вторую смену).
Дело в том, что деньги в семью заглядывали редко.
Брат и его жена – детские врачи – только начали работать, а их трехлетняя дочка недавно произнесла: “Я голодная с головы до ног!” В семье сочли это пока что юмором. Но Верочка думала: на самом деле, случись что, то голод охватывает именно так – с головы до ног…
Мама Верочки заведовала кабинетом в пединституте и получала всего тысячу рублей! Она была наивна, как детский рисунок. Ей на работе коллеги (впрочем, слово “коллеги” она не любила – ей в нем все “калеки” слышались )… в общем, завкафедрой ей сказал, что в ее присутствии все становятся красивее и похожими на нее! Она и верит, что нужна, работает за эти гроши.