— В названии какого европейского города есть колокольный звон?
Я:
— Бонн.
Слава:
— Лиссабон.
Славу он обзывал поклонником епископа Гиппонского и думал, что всех озадачил, что никто не знает, что это св. Августин.
Я его попросила уйти. Что-то часто...
24 февраля. Сон. Мне надо в космос с командой лететь. Смотрю в зеркало и думаю: очень некрасивая, да ладно, сквозь скафандр не разглядеть.
Вчера мы видели нашу внучку Лидочку! Взяв ее на руки, я потеряла чувство реальности и стала вслух обещать:
У Пушкина определение гения (в придаточном предложении): “...тонкость редко соединяется с гением, обыкновенно простодушным, и с великим характером, всегда откровенным”.
26 февраля. Вчера умер Толя Черепанов, родившийся в удмуртской деревне, точнее — на полустанке, построенном рядом с очередным сталинским лагерем. Толя стал доктором наук, профессором, любимцем студентов и друзей. Я не встречала более счастливого человека! В мае 2007 года Толя вернулся из Англии. Мы собрались послушать его рассказ о поездке.
— Там повсюду доброжелательные лица, “сенкъю” на каждом углу. Но поскольку в Перми среди моих знакомых тоже такие отношения, я не удивлялся.
А я удивилась! В Перми среди моих знакомых не всегда, увы, такие отношения...
— Столько средневековья на квадратную милю я больше нигде не видел!
И повернувшись ко мне:
— Нина, ты должна это понять. Я хотя и физик, но настолько литературный мальчик! Темзу я понял по Джерому, как ранее в Париже, куда ни идешь — это Дюма, Гюго, Сименон.
Каждый писатель тут бы выпил от счастья, поэтому я выпила глоточек хереса, привезенного Толей из Лондона.
Возможно, внутри Толи сидел писатель. Он так пересказывал все, что подлинность интонации не вызывала сомнений, а вызывала восторг всегда, даже в мелочах. Помню рассказ о том, как в студенческие годы Толя встретил в винном отделе преподавателя КПСС, который заговорил с ним в ленинской манере:
— Что, товарищ Черепанов, винца решили выпить? Очень правильное решение!
На моем юбилее Толя уже чувствовал себя не очень хорошо, рано ушел, рассказав к слову историю про свое первое причастие (в 3 года, кажется?):
— И тут мне так понравился кагор, что я сказал батюшке: “Еще хочу!”
В один из последних вечеров его жена красавица Ванда предложила нам всем погадать по книге Баха. Я загадала про соседа: для чего он послан. Выпало: “Найди свою силу и стань тем центром, вокруг которого вращается твое время”. И не записала, что Толе выпало.
Теперь это не важно...
Важно только, чтобы Господь упокоил и спас Толину душу.
2 марта. Мой сон. Вспышка работорговли. Мы идем мимо рабов, приготовленных к продаже. Женщина в кандалах с ребенком закрыта полупрозрачной сеткой. И такое меня охватывает возмущение, что все вернулось в прошлое и никакого прогресса нет!
(Меня страшно волнует, что в России каждый день огромное число людей воруют и продают в рабство. Просто жить не хочется от одной этой мысли).
Внуки привезли Славе на день рождения свои рисунки.
Приезжал Сеня с женой и внуком Мишей. “По поручению всего человечества” поздравил Славу и вручил ему транзистор, настроенный на радиостанцию “Орфей”. У Миши (6 лет) тоже был подарок — песня “Сидели два медведя на ветке золотой, один сидел как следует, другой махал ногой” — на мотив “На Муромской дорожке”. Эти бедные медведи упали, лежали в больнице, потом в могиле... Слава не мог этого вынести и сочинил еще один куплет:
— И встали два медведя
Из ямки золотой.
Один пошел как следует,
Другой махал ногой.
Мне эта песня вмиг стала очень дорога, потому что... когда я иду и что-то горячо обсуждаю, то могу и сумкой взмахнуть.
— Этот фломастер не надо ломастер! (Слава внукам).
Космическую пиццу опять развозили, в т.ч. с градом. Тут же сочинили с дочерьми фантастический рассказ о войне разумных динозавров, закончившейся их гибелью. Они друг на друга направляли астероиды, изменяя их орбиты, и перестарались. Оставили нам письмо в виде генетического кода в любом семечке ромашки. Космонавты производили с ней опыты в невесомости. Произошла вспышка на Солнце. И на листьях ромашки проявились странные белые значки. Когда расшифровали, прочли: “Мои далекие друзья во времени! Мы погибли от астероида, потому-то и потому-то...”.
Вчера мы провожали масленицу у милых Шмидтов (нас возили Сережа и Лиля).
— Блины нужно намазывать икрой, как завещал великий Чехов!
20 марта. Хотела отдать для внуков детскую книгу Вересаева о Пушкине. Открыла наугад: “Я знаю, что вы презираете... я долго хотела молчать и думала, что вас увижу... Я ничего не хочу — хочу вас видеть — у меня никого нет, придите... Вы должны быть и то, и то, если нет, меня Бог обманул. Зачем я вас увидела, но теперь уже поздно. Я не перечитываю письма...”
Я думала: что это — неужели... письмо Натали к Дантесу?!
Но вдруг внизу вижу: это набросок письма Татьяны к Онегину!
Так вот из какой ерунды выросли великие строки! Чудо просто!
Поэзия на каком этапе вошла в эти смыслы? Не знаю...
21 марта. Вчера сосед привел пьяного друга, который стал на кухне читать мне свои стихи! Даже на собственной кухне невозможно скрыться от графоманов! Я убежала, а ведь надо было ужин готовить...
Был повтор передачи о Тане Бек. Слава сказал: “Давай посмотрим на Таню с ее трогательным выражением лица — полудетским”. Очень верно!
24 марта. Звонил В.:
— Читаю американский киносценарий: сын убил отца. Учусь создавать напряжение.
Я:
— Где убийство, там читатель сам напрягается. А вот без убийства — это трудное дело.
28 марта. Мне кажется, что ценники в магазинах невидимыми нитями соединены с моими нервами и дергают, как током. Лежу в постели, вдруг — дерг! Это цены подскочили.
С утра написала один букет, исправила одну рыбку и испортила один пейзаж.
Слава, слушая мои жалобы, встает в дверном проеме в позу паралитика: по диагонали замирает, руки по швам (ужасно смешно).
Вчера были Соня, Миша и малыши. Новое: внук Саша пишет ценники и рекламу для пиццы: “7 ДОЛОРОВ. ЕШТЕ С РАДОСТЮ”. Слава:
— В следующий раз сказку попросим написать о пицце, чтобы грамотность развивать.
Ваня захотел, как всегда, объявить прогноз погоды:
— Завтра дождь из инопланетных фруктов.
Соня рассказала: в нашем цирке лев напал на дрессировщика во время представления, но ассистент спас. Раненный артист выполз на четвереньках из клетки и упал без сознания. Его увезли в реанимацию. Представление продолжили, но половина зала ушла. Я зауважала пермяков: не хотели веселиться, когда с человеком несчастье.
4 апреля. С утра письмо от Жени Минина: в Германии умер Парщиков. Он приезжал в Пермь по приглашению “Юрятина”, мы все были на его прекрасном вечере, но дело даже не в этом, а в том, как много он значил для нас в годы перестройки.
7 апреля. Благовещенье. Постараюсь вечером написать картину на эту тему.
Вчера внук Артем тяжело задумался и говорит:
— Зачем же Господа назвали Господом. Надо было это скрыть, тогда бы Его не распяли...
Увидев игрушечную обезьянку:
— Орангутанчик, как тебя назвать? Танчик? Нет, танчик — это танк, он стреляет.
Я подумала: весь в дедушку, сразу в корень слова смотрит.
Вчера видела мать-и-мачеху: засветились две желтых звездочки, где под землей проходит теплотрасса. А вокруг снег идет!
У Славы было 4 академчаса в “Сохнуте”. На этом же этаже поселили футбольных фанатов. Во время урока они зашли пьяные и стали глазеть.
— Вы мне мешаете, — сказал Слава.
Они вышли, но исписали вывеску молодежной еврейской организации разными антисемитскими лозунгами, а вывеску “Сохнута” из красивого синего стекла вообще куда-то унесли. На этом не успокоились и на третьем этаже начали разбирать потолок. Кто-то их родил, растил, любил...
14 апреля. С утра написала три картины. Слава смеется:
— Букет из серии “в виде совы” похож на плакат “А вы записались в отряд ночных сов?!”.
На портрете Леши Решетова я в руки ему дала невозможный треугольник Пенроуза.
Был сын (настроил Интернет). Говорит, что внучка засыпает хорошо, если ей показать картину мою “Святой Антоний проповедует рыбам”...
Мама:
— В циклопедии по цветоводству прочла...
Я вскользь: мол, помню день полета Гагарина — испытала впервые ужас перед черным космосом — боялась, что привезут кучу ненужных новых вирусов или чего-то в этом роде... и до сих пор для меня космос — что-то ужасное, немое...
— Это паскалевское отношение ко Вселенной, — сказал Слава (и мне стало не так одиноко среди всех этих любителей покорения космоса).
24 апреля. Видела странный сон. Смотрю спектакль “Гамлет”, очень мне нравится. Обещаю режиссеру, что напишу рецензию. Выхожу: во дворе, крытом стеклом, тоже играют “Гамлета”. Оказывается, это психолечебница, где лечат гамлетотерапией. Я думаю: но я-то нормальная, надо бежать отсюда. Ищу в заборе какую-то дверцу, через которую входит персонал. Удается выскользнуть, но оказываюсь в бараке, где тоже играют “Гамлета”, только больные — в лохмотьях живописных, из бедных слоев. В ужасе просыпаюсь, рассказываю Славе. Он рассуждает:
— Сон неплохой. Значит, из искусства нам никуда не выбраться.
— Так это искусство в сумасшедшем доме.
— Здравствуйте! А что такое этот мир, по-твоему?
4 мая. Сон. Я поступаю в богословский университет, меня поселяют в одну комнату со Сталиным. Я в ужасе. Славе рассказала утром, а он:
— Ты читала перед сном Гертруду Стайн, и Стайн превратилась в Сталина.
9 мая. Больнешенька.
Словечко Толстого. Перечитываю его дневники. С 30 лет он каждый день да через день больнешенек: мигрень, зубы, простуда, а прожил до глубокой старости. Я было обрадовалась, что и у меня есть шанс, а Слава говорит:
— Он каждый день часовые прогулки совершал да верхом ездил. И инсульта у него не было.