А Петрова, оказалось, была замужем за эстонцем, просто его родные в свое время бежали с родины, чтоб не выслали в Сибирь, взяли первую попавшуюся фамилию. А теперь требуют, чтоб сыновья Петровых взяли обратно эстонскую фамилию. И чтоб Александра звали Алексом, Елену — Хелен, а Марию — Марэ... Но пока еще ничего не изменили (думают).
Мир школы тоже немного изменился. Дети давали концерт, в хоре они не стоят, как истуканы советского времени, а все время как бы пританцовывают (плечами, руками). Только один мальчик — он и был один на весь хор — с мечтательным видом трогал что-то в кармане брюк — сверху трогал — похоже, там маленькая шоколадка была. В последний выход хора я этого мальчика уже не нашла и догадалась, что он где-то уже ест вожделенную шоколадку...
В выступлениях профсоюзных лидерш дважды прозвучало: вы с нами во всех акциях протеста, и как бы плохо мы ни жили, мы все боремся за улучшение... Разве ранее могли бы сказать про какие-то акции протеста?! Или про то, что плохо живется пенсионерам! Свобода наросла какая-то все же. Когда меня попросили сказать тост, я об этом и сказала. Точнее, о том, что возможность говорить правду тоже дорого стоит...
Завроно говорила просторечно, по-человечески: мол, как говорят дети, самый взаправдишный тост давайте поднимем: за ветеранов (была одна всего уже в живых с нами)...
Александр Иванович в свои 85 еще спел “Бездельник, кто с нами не пьет” — громко!
Одна профсоюзная деятельница подошла ко мне и сказала, что ее невестка писала курсовую по моей прозе (тоже трогательно).
(9 мая 2006)
Как бросить пить
Пишу в 2 словах потрясающую историю, как отучиться пить! Даша вчера рассказала (пока Артемка мультики смотрел).
У коллеги ее дед сильно пил. И вот он заснул в подтяжках, а маленький внук отстегнул одну и стал тянуть. Тянет-потянет — аж вокруг стола почти полностью прошел... тут, конечно, подтяжка вырвалась и ударила деда в лоб со всею силой огромного натяжения. Он проснулся и решил, что этот удар боли — микроинсульт, испугался и не пьет с тех пор...
В защиту мужчин
Когда мужу сделали операцию по замене тазобедренного сустава и он начал ходить, случилась эта поразившая меня история.
Провожая меня из палаты, Слава на костылях по коридору больницы в первый раз дошел до холла, где я обычно переобуваюсь.
Там была большая очередь на консультацию к профессору. Пришли люди с больными суставами, но присесть им некуда. Очень мне стало больно за них, и я отвернулась к стене, чтобы не видеть эти все страдания (если уж помочь не могу).
То есть я переобуваюсь ко всем спиной и никого не провоцирую на общение.
Тем не менее к нам подходит мужчина на костылях и спрашивает у мужа, когда ему сделали операцию. Я понимаю: он что-то хочет важное нам сообщить — не зря же он подошел, не для светской беседы. И спрашиваю вежливо в свою очередь:
— А вам когда сделали операцию?
— А мне уже второй раз сделали. После первой операции искусственный сустав треснул...
Оказывается, этот человек ДАЧУ ПОСТРОИЛ после первой операции!
— Да вы что?! — воскликнула я. — Разве вам не сказали, что нужно беречь сустав?
— Сказали... но кто же будет все делать? Правда, мне внук помогал — десяти лет.
— Да-а, ба-альшая помощь от десятилетнего... (я не могла еще в себя прийти).
— Ну а времена-то сейчас какие — без картошки никуда! — продолжал мужчина на костылях. — У себя картошку выкопал — к теще спешу. И вот сустав треснул. Сейчас мне сделали вторую операцию.
Он — видимо — дал себе слово всех предупреждать-предостерегать, чтоб на его ошибке все учились! То есть в первый раз вел себя самоотверженно — дачу строил. Нынче снова — сквозь мою спину — прорывается к поступку (рассказать поучительную свою историю). И говорю:
— Я все поняла! Спасибо, что вы рассказали эту историю! Своему мужу я ни за что не позволю строить дачу.
Вот говорят, что российские мужики плохи! В лагеря к женам они якобы не ездили, затем спились все... Да ничего подобного! Вон какие есть! Вдруг я почувствовала, что не пропадет наша страна! Честно! И говорю я этому незнакомцу на костылях: — Вы знаете: я писательница! И все-то меня упрекают, что мужчины в моих рассказах не слишком хорошие. Но вот теперь я опишу вас, прямо из жизни — на костылях — пусть все увидят, что есть мужчины в России!
И тут он та-ак улыбнулся!!! Когда я пыталась эту улыбку описать своей подруге, она кивнула:
— Доброе слово и мужчине приятно!
Язвы эпиграмм
Проверяю уже билеты в Москву, а тут позвонила подруга: мол, юбилей у С. И я стала срочно отправлять электронное письмо, а Слава ругал в это время меня за то, что я еду, когда такое давление!
— Никогда еще ты так плохо не уезжала!
А я ему про то, что надо радости приносить (поздравлять).
И Слава разразился двустишьем:
“Всем радости я много в письмах приношу,
особенно когда над бездною вишу...”
Сила прессы
В вагоне фирменного поезда “Кама” лежит журнал. Я прочла интервью Хакамады. Вторая соседка разгадала кроссворд. Третья вырвала схему московского метро. А четвертая не растерялась и почистила ногти уголком обложки.
У Иверской
Привезла в Москву картины. Меня встретила редакционная машина.
— Если вам нужно куда-то, то мне велели отвезти, — сказал шофер.
— К Иверской бы мне! Когда муж был очень тяжелый после операции, я дала обет: отнести тысячу рублей.
Приехали к часовне. Я отдала деньги и, целуя изображение раны, стала просить:
— Иверская икона Божьей Матери, дай мне силы больше не давать обетов! Очень мала у меня пенсия!
Ну, и тут мне врезали за то, что торгуюсь! Выхожу: всюду заграждения, меня не пропускают к машине! Говорят, что шоферу сказали ехать на Никольскую. На Никольской его не нахожу, а денег на метро у меня нет! Я ведь должна получить гонорар...
Стою, слезы капают прямо на Красную площадь. А что делать? И вернулась я в часовню — извинилась и попросила на метро.
Приехала в редакцию, получила гонорар. И еще мой ангел Т. М. вручила мне лекарства для нас (заранее по электронке спросила, что нужно)! Какие люди вокруг!!! Н. С. подарил свою книгу, о которой я мечтала.
После этого машина повезла меня к Л. И слышу: кто-то зовет меня. Посмотрела в окно: из соседней иномарки машет мужчина: моя юбка широкая полощется на полдороги! Бог спас как-то! Спасибо тому мужчине!
Рассказываю Л., как я плакала утром на Красной площади.
— И твои слезы смешались со слезами стрельцов... — иронично сказала она.
И стало мне стыдно. Все живы, и нечего жаловаться...
Соавторство
Слава без меня закончил нашу сказку. Я ему говорю:
— Слушай, куда что девается? В жизни ты такой искрометный. Ты всего себя бросай в текст.
— Я бросаю, бросаю, а без тебя все, как на резинке, обратно возвращается, не прилипает к тексту.
Ну, если честно, так у меня-то тоже без мужа хуже получается.
Благодарность интернету
Мои читатели — учителя, преподаватели вузов — сейчас не могут покупать книги-журналы. Но появился интернет, и мне снова пишут — уже по электроночке.
Спор о Гайдаре
— Никогда не прощу Егору Тимуровичу, что он призвал стариков и детей к мэрии в 93-м году — моя мама, конечно, пошла...
— А я там был и считаю: эти лица и остановили кровь! Офицеры увидели, что есть они — человеческие лица, а не только озверевшие толпы красно-коричневых...
Прочла в собрании сочинений Аверинцева о Сартре
“Другие — это ад”. Так правду ада
ад исповедал...”
Все-таки мне больше нравится у Наташи Горбаневской:
“Другие — это ад,
Сказал известный гад”.
Разное
Говорю Лине: мол, данные счетчика соседа по кухне я записываю на “Докторе Живаго” — иначе теряю. Она подумала и ответила так: “Он к деталям нормально относился”...
В поезде. Мужчина лет шестидесяти: “Раньше родители нам говорили: ладно, мы в войну настрадались, хоть вы поживете. А теперь мы детям что говорим: ладно, мы как-то жили, а вы-то как жить будете? Образование платное, здравоохранение платное, зарплаты-пенсии крошечные”.
Звонит Р. и говорит: “Вас беспокоят из ФСБ”! Все-таки такого юмора не могло быть при советской власти.
Болею, как никогда не болела. Почки — пью подряд четвертые антибиотики... А не так давно в соседнем букмагазине я дешево купила том писем Цветаевой. Она пишет про Пастернака: думала — умирать буду, его позову. А я кого позову? Спросила у Наденьки: придет ли К.на мои похороны, а она отвечает: он просто не узнает даже.
Сон: я с Сережей Костырко обсуждаю приглашение в Москву (кто же меня пригласил, наяву не знаю).
Валечка Полухина прислала вторую антологию, то есть ту же, но переизданную, там мои хокку на английском. Спасибо, дорогая моя Валечка, очень родная!
Сегодня Н. П. звонила и снова говорила, что стране нужен тоталитаризм... демократия, мол, только для такой маленькой страны, как Афины... Ну а США? — спросила я. “Ну, это совсем другое”. А что другое-то... те же люди, но не хотят тоталитаризма, как наши бывшие интеллигенты. Ох...
Слава с утра стал печь оладьи, а у меня от анбитиотиков печень и так сдала. Я говорю:
— Не буду есть жареное! И так печень криком кричит...
Он ответил:
— Печень криком кричит, надрывается,
а оладья молчит, ухмыляется...
Когда я узнала, что в “Фиесте” Хэм выдумал, что у главного героя не было мужского достоинства, была сильно разочарована. Слава говорит: “Какая ты жестокая! Неужели было бы лучше, если бы у него в самом деле не было пениса”.
В двухтомнике Седаковой прочла описание отпевания Вени Ерофеева. Я всегда, когда читаю про чье-то отпевание, думаю: хорошо бы меня отпели. Но потом представлю, сколько стоит машина, и мне сразу стыдно, где же девочки возьмут столько денег, и я говорю им: дома пусть батюшка почитает что нужно, это дешевле...