Наш катер обгонял гребец-тверитянин с золотыми древнегреческими мускулами — Фидий! Наши кричали: “Браво! Вперед! Молодец!” Он гордо косил глазом, отставая, помахал рукой. Больше всех ему махала “Записки на лифчике”. Сейчас она пишет новую книгу: “Лифчики в руках правосудия”.
— С ноутом (с ноутбуком).
Мы любовались красотами волжских берегов, и кто-то сказал:
— Этой красоты хватило бы на тридцать государств.
— Пушкин тоже считал, что он не дотягивал до Державина, а Моцарт — до Баха. (Слава говорит: как Державин Пушкин был второсортным, но как Пушкин — первый сорт.)
В полночь по набережной Волги в Твери шагали курсанты Академии ПВО и, выбрасывая кулаки, с остекленелыми глазами кричали: “Седь-ма-я ро-та! Седь-ма-я ро-та!”
— Это флэш-моб? — спросила я у рыбаков.
— Нет, это выпускной в Академии.
— Чтобы купить хорошее вино, смотрите, чтоб дно бутылки было со впадиной, — советовала Т.
Лариса ответила:
— Да купили мы тут кагор в такой бутылке, но даже прихожанам на причастие не посмели подать.
— Что, и впадина не помогла?
Прервалась, написала двух Ахматовых и два букетика. Славина ученица просила букетик, я потом выберу ей.
В Израиле опять разгорается конфликт с палестинцами. Господи, помилуй Израиль! Новостные сюжеты очень тревожны.
29 июня 2006 г.
Господи, благослови! Помолилась, Слава прочитал 2 и 3 Послания Иоанна Богослова.
Лена Карева из Тольятти и Галя ехали с нами в такси до Переделкина. Галя строила прожекты, “как Горлановой выбраться из коммуналки”. Я сказала, что это невозможно, что надо дорожить тем, что есть. И Лена сказала: “Да, для хорошего человека перебор — просить еще квартиру”.
Таксист рассказал нам свою историю. В 98-м разорился, потерял мебельную фабрику, похудел на 23 кг за месяц. Потом сел на такси (по вызову). Говорит: “От асфальта до бордюра я не работаю. А мой брат наоборот: после дефолта поднялся, купил пять квартир и их сдает”.
Объявление на заборе в Переделкине: “Если вы люди, не бросайте мусор!”
Когда я шла от старого корпуса к новому, слева-справа цвела земляника, и тонкий медово-ананасный запах поднимался, и внутри меня прозвучал голос: “Жить здесь”. Я спохватилась: “Нина! Где здесь можно тебе жить?” Но вот теперь в Перми само воспоминание о земляничной поляне в Переделкине дает силы жить (несколько раз в день).
Кофе по-командировочному: холодной водой заливают растворимый кофе.
Алексиевич сказала: когда она заболела после книги о Чернобыле (“А как вы понимаете, Нина, после такой книги нельзя было не заболеть”), Мередит (американская феминистка) нашла деньги на швейцарскую клинику.
— Из женской поэзии в последнее время исчез мужской объект, вместо этого километры стихов посвящены автопортрету. Скучно! А у мужчин на месте автопортрета — жалоба, что еще хуже.
— Давай сделаем ассоциацию неделовых женщин.
Галя Щекина говорит:
— Когда расстроюсь, думаю: хоть бы полчаса с Ниной Горлановой поговорить, и я бы успокоилась. (А то, что Нина Горланова находится в беспрерывном расстройстве дома...)
Хокку:
“Значенье смысла жизни в среду
Совсем не то же, что во вторник,
А с каждым днем чуть выше”.
В Переделкине Большой Стиль облез, в номере свисают обои, колонны облупились, подоконники не покрашены, а обклеены белой бумагой. Из моего окна был вид на обширную мусорку. Но как начала куковать кукушка, так счастье внутри меня запереплескивалось. “Господи, спасибо Тебе, что у Тебя есть кукушки”. А в Перми пьяницы неустанно, ночь за ночью, под окном кричат. То завод испытывает моторы.
Рано утром прокричал петух, потом оказалось, что так работает корейский будильник И. И. Виноградова. Надеюсь, что кукушка-то настоящая.
Игорь Иванович подарил мне свою книгу. Очень поразило про черные дыры души Толстого.
30 июня 2006 г.
Господи, благослови! Помолилась, Слава прочел Послание апостола Иуды, брата Якова.
Сегодня видела 2 сна. В первом я в соцзащите писала заявление на матпомощь, но меня назвали пару раз “Нищая”, и я ушла, вспылив. Но вернулась, меня снова стали унижать, и я окончательно ушла, но шла и думала: может, без меня все же дооформят по заявлению — дадут потом денег.
Прервалась: написала Ахматову и букет. Неплохо. Но нет ни белой, ни зеленой красок...
У Славы вчера завершился в синагоге учебный год. Ученики подарили ему CD-магнитолу. Теперь можно слушать Моцарта, а Губайдулину второй день бесплатно транслируют под окном — соло отбойного молотка на фоне сирен “Скорой помощи” (от жары много вызовов). А каково человеку, который целый день с этим молотком работает. Всех так жалко!
Вчера звонил Наби: в Пермь приезжает Томас Венцлова. Наби предлагает собраться у нас, он берет на себя финансовую сторону. Я отказалась: у нас некрасиво. Кушнера принимаю, а зарубежных... Слава: Ахматова принимала Исайю Берлина. Я не сдавалась: у Ахматовой-то Модильяни висел на стене. Слава: А у нас на стене висит Горланова.
Иронично: У него зарубежная машина — “Таврия” (раньше это был “Запорожец”).
Внук сказал Гале: “Ты 10 минут не говори о литературе”.
Вчера прочла у Дувакина:
“Брат Ахматовой написал другу из эмиграции. Тот сказал А.А.:
— Я получил письмо от вашего брата.
— У меня нет братьев, — торопливо ответила Ахматова”.
Бедная! Такое было время. Позавчера по ТВ говорили, что она оклеветала любимую женщину сына. Идеалов нет. (А Тема всегда отвечает на эту фразу бабушки: идеалы у нас в садике. И у него самое лучшее в садике: книжки, друзья. “Только таких картин, как у бабушки, нету. Но скоро купят!”)
Отсек, в котором я жила, раньше арендовала съемочная группа “Московской саги”. Пробка в ванне мала, пришлось комбинацию разорвать и пробку закутать. Уборщица оправдывается: “Это не мы виноваты, это после МС ничего друг другу не подходит”.
Слава на этом месте вдруг говорит:
— Ну, если Сокуров будет экранизировать наш “Роман воспитания”, то первые полчаса там Настя будет рыться в мусорке. Навозные мухи изысканно кружатся над ней в замедленной съемке. Ворона тащит блестящую пуговицу с куском кружевного жабо, из соседнего бака торчит том Кьеркегора.
В жизни из мусорных баков торчат все “Поднятые целины”, но у Сокурова почему-то видится Кьеркегор.
У нас с утра по дому кружится ночная бабочка: темно-коричневая, с серебристой пылью по волоскам. Я Славе говорю:
— В Переделкине мы сели на скамейку. А там огромная зелено-коричневая бабочка с древесным рисунком, тоже ночная. Галя сказала: “Осторожно ее снимите, может, это реинкарнация Моцарта”. Слава говорит: “Моцарт не может в бабочку вселиться, за что его наказывать? Он же должен выше идти, сейчас он ангел”.
Игорь Иванович Виноградов недоумевал:
— Почему рыночные отношения переносят на культуру тоже?
— Ладно бы только на культуру. Там хотя бы взрослые люди. А почему говорят: учитель предоставляет образовательные услуги. А воспитание куда дели? Дошло до того, что учителя не заглядывают в туалеты, которые сотрясаются от драк...
Для него водка — ум, честь и совесть нашей эпохи.
К концу конференции почти у всех нас ноги были завернуты в лопухи, слегка прибинтованы.
В Переделкине был Р. Ему под 80, кажется, меня он называл: “Девочка ты моя нецелованная” (видимо, за то, что я за ним записывала).
Одна девушка подарила мне четверостишье:
“Осень,
Грустно.
Бросил —
Х... с ним”.
Слава хохотал долго, потом сказал:
— Я от смеха чуть со стула не упал на искусственный сустав — предупреждать нужно!
Когда я говорила Алексиевич, что воровство — это вид творчества, она сказала: и убийство тоже. Я вздрогнула.
В резиденции шведского посла в Хамовниках я не была: болели ноги.
Читательница из Казани пишет очень образно: “А может ли мне быть “светлячок” от Вас в виде посылки по электр. почте картины Вашей с ангелом? Вы мне присылали разные картины, а с ангелом нет. А очень хочется именно с ангелом. Возможно ли сие ангельское электронное прислание?”
1 июля 2006 г.
Господи, благослови! Помолилась, Слава прочел половину совмещенного Канона.
Сегодня видела во сне странную гору, почти отвесную. Мне надо подняться наверх, но боюсь сорваться. И вдруг замечаю, что эта гора мнется, как не туго налитая грелка, я могу ухватиться за ее поверхность. Затем теряю вещи, с которыми приехала на какую-то конференцию, и какой-то юноша г-т: “Я убил свою сказку. Пошел выпить с друзьями, а она еще шевелилась. Потом с похмелья не мог вспомнить”. Я ему ответила, чтобы утешить: “Это очень важно, мы потом обсудим”, — а сама ушла.
Вчера была Даша. Отформатировала мне рассказ. Аркадий Бурштейн смог перевести в ВОРД “Подсолнухи на балконе”. Какие у нас дети, какие друзья!
Народно-смеховая культура (частушка):
“Я на пенсию ушла
И в кримплен оделася.
Руки-ноги отдохнули —
Х... захотелося”.
Бодрая старушка прекратила разговор и удалилась, сказав:
— Пойду, подумаю о вечном.
В Переделкине композитора Фельцмана встретила. У него все время какое-то чудесное улыбающееся лицо. Говорю: “Очень вас любим”. Отвечает: “Спасибо”.
Открыли ресторан “Безухов” (не записала, где). Слава: “Там на вывеске Пьер душит француза?”
— Нина, а что с той женщиной?
— С какой?
— Из стихотворения, которая облупилась на стене и машет цветком. (Это было у меня такое стихотворение:
“Облупилась стена в туалете,
Там женщина, как на портрете,
Машет кому-то цветком —
Кому, облупится потом”).
У Игоря Ивановича в номере 4 букета из полевых цветов. Там такая ажурная мелкость! Чудо просто!!! Один мечтаю поместить в свой натюрморт.
Встретила Борю Караджева в Москве. Он сказал, что ему кто-то хвалил наши рассказы в “Континенте”. Спасибо! Так нужны добрые слова!!!
Американка Мередит во время круглого стола всех рисует. И получается оригинально. Я побоялась попросить листок. Взгляд продлила, а там — мой портрет.