Возле своего подъезда Алена встретила маленькую Натку Смирнову, которая всегда просила велосипед, а сегодня даже не поздоровалась.
— Тебе что — тоже аппендицит вырезали?! — поставила ее на место Алена.
— Не-ет.
— Зуб вырвали? — уже серьезно спросила Алена. — Нет? А что?
— У мамы из кольца камень выпал — рубин, — картаво ответила Натка, показав сжатый кулак.
— Дай посмотреть!
Натка отвернулась. Алена поняла, что дело серьезное.
— Я тебе показывала на пузе шов? Показывала!
Довод был убедительный, и Натка разжала кулак — на потной ладошке таинственно сверкал продолговатый малиновый камень, от которого в разные стороны шли лучи, как мысли камня.
Алена перебирала варианты обмена: жвачка, полшоколадки, мамин пустой кувшинчик из-под розового масла. Но Натка не соглашалась. Тогда Алена наклонилась к ней и прошептала:
— А волшебную палочку хочешь?
— Настоящую?
— Настоящую.
— Хочу.
Алена побежала домой, схватила новую авторучку отца, в которой плавала японская красавица в купальнике, и вручила ее Натке. Строго-настрого наказала:
— Никому не говори, а то волшебство кончится!
И с камешком в кулаке помчалась к себе. Пока она переодевалась, вылез хомячок и понюхал ей одну ногу, потом вторую, но она даже не заметила его. Приложив камень к пальцу, Алена мечтала уже о кольце с рубином. Она понимала, что этим затмит в классе всех сразу.
Алена стала поминутно бегать в туалет, чтобы там смотреть на камень. Мама забеспокоилась:
— Детка, у тебя что — живот болит?
— Да, немного.
— Ничего себе — немного, так часто бегаешь! Вечно ты всех кошек и собак облизываешь на улице, сколько раз говорить...
Мама отварила рис, и Алене пришлось выпить отвар. Она легла в постель, но еще долго не засыпала, а представляла себя принцессой, у которой уже несколько рубинов.
Утром она быстро оделась, спрятала рубин в карман фартука и пошла в школу.
На клумбе возле подъезда вывелось новое поколение бабочек-крапивниц, так называемых огневок; они были яркие, с целыми крыльями, а старые бабочки с расхристанными крыльями и выцветшими крапинками враз куда-то исчезли. Но Алена не обратила на это внимания.
Бездомный сиамский котенок, любимец двора, зачем-то забрался на самый высокий ясень, где и дрожал сейчас на тонкой веточке, с которой мог вот-вот сорваться. Он боялся сделать лишнее движение и пронзительно мяукал в надежде на помощь друзей. Но Алена лишь мысленно обозвала его дураком.
В сквере на кормушке сидела сердитая голодная белка. Увидев девочку, она встала на задние лапы и поджала передние, выпрашивая что-нибудь для себя. Но Алене было не до белки.
Деревья сбрасывали шуршащие желтые листья, и только анютины глазки на клумбах продолжали делать свое великое дело: вдыхали углекислый газ и выдыхали кислород. Алена вдохнула этот кислород и выдохнула углекислый газ, анютины глазки тотчас подхватили его. Вот так воздух ходил взад-вперед, но Алена даже не думала об этом.
Птицы летели с тополей к дальнему полю, а мальчик лет пяти-шести в синем комбинезоне кричал им вслед:
— Куда вы?
— Кар-р, кар-р!
— Куда? Куда? — не понял мальчик их ответа, и у него было несчастное лицо человека, с которым не хотят разговаривать.
Но Алена не поднимала голову кверху, к птицам, и не опускала ее книзу — к мальчику. И совсем не потому, что училась во втором классе, а он еще не ходил в школу... Она как бы лишилась слуха.
Две старушки с березовыми вениками вышли из подъезда и свернули в переулок, где баня, рассуждая о негодности современных ванн: после бани хорошо, как на праздник какой сходишь!.. Но Алена совершенно не интересовалась сегодня старушками.
Девушка в модной пилотке шла ей навстречу в облаке духов, как в отдельном, красиво пахнущем мире, отгороженная этим облаком от всех остальных людей и в то же время одаривая этих остальных своими духами. Но Аленин нос сегодня не улавливал никакие запахи.
Магазин “Юный техник” маляры перекрашивали в голубой цвет, оставив белые кирпичи фигурной кладки нетронутыми, — здание получилось совершенно новым, улица преобразилась, но Алена словно не видела этого преображения.
Дворники зажгли костер из листьев и щепок, прозрачный дым искривил пространство вокруг, как изображение в телевизоре, но Алена сегодня не играла мысленно в сравнения, как раньше.
Наконец, третьеклассник из углового дома, который всегда поджидал Алену в это время на своем двухколесном велосипеде и дразнил, сегодня на большой скорости выехал на берег канала и без рук сделал крутой поворот по самому краю. Еще пять сантиметров — и он бы свалился в воду! Но Алена не оценила его подвига.
Она держала правую руку в кармане и ощущала продолговатое тельце камня, воображая себя принцессой с кольцом, а в кольце — малиновый рубин. Алена представила, что вся школа смотрит на ее руку: старшеклассницы просят примерить, а малыши-первоклашки просто трогают камешек. От зависти.
Алена крутила камешек так старательно, что давно натерла мозоль на пальце, но не почувствовала боли.
Тут к ней подошел Петя Канищев и спросил:
— Ты что, есть хочешь?
— Нет, а что? — удивилась она.
— У тебя такое лицо!
— Какое?
— Как у дракона, который... который всех сожрать готов!
История одной депрессии
Все открылось внезапно, выяснилось, почему я нарожала много детей, почему завела много друзей, написала сотни рассказов, еще больше — картин... Врач сказал, что я всегда была склонна к депрессиям, у меня маниакально-депрессивный тип личности. Интуитивно я, видимо, находила, чем отвлечься, в чем укрыться, где забыться. Профессор Н. умолял меня выйти к его студентам:
— Вы же классический представитель, типичный! Я впервые это встретил... Где мне еще взять! Надо же учить на чем-то врачей, милейшая Нина Викторовна, я вас прошу!
Но я, оглушенная успокаивающими препаратами, не пошла (все время хотела спать).
Да нет, не была я такая всегда! Другая совсем... Куплю этих дешевых яблок сумку, обрезанных, обязательно во дворе всю малышню угощаю. Они и сейчас встречают меня с рынка, здороваются: “Здрасьте, теть Нин!” И ждут, заглядывают в сумку, а я иду мимо, не останавливаясь, и думаю: “Еще не известно, кто из вас вырастет, может, алкоголики, буду я еще вас угощать!” (Мудрая Марина Абашева мне на этот рассказ так возразила: “А разве настоящий момент ничего не стоит? Какими они вырастут — да, неизвестно, но твоя любовь к детям в этот миг — она тоже дорогого стоит”.)
Навестил друг Ю. Он сказал: “подумаешь, депрессия! Это в некотором смысле даже высокое состояние души. А вот у меня после трепанации черепа было скорбное бесчувствие — это куда хуже! А депрессия — это же прямо счастье по сравнению с бесчувствием...”
Не у одной меня депрессия. Пришел Миша, муж моей лучшей подруги. Говорит: “Не хочу жить. Решил повеситься. Потерял себя...” Он сокращен из угольного института много лет назад. Не нужны стране сейчас ученые. Работает сторожем. Страна не слышит его тихий крик: “Не хочу быть сторожем”.
А школу закончил с серебряной медалью, вуз — с красным дипломом. И внешне — похож на диктора НТВ Михаила Осокина, хоть сейчас на телевидение! Я говорю:
— Подумай, как много потеряет Пермь чиcто внешне — ты украшаешь улицы города, когда по ним проходишь (и еще подобную же чушь несу — я ж думала, что он, как и я, сие говорит, чтоб себя убедить в том, что надо жить).
Открыли окно палаты. Иногда вдруг наносит медом. Лето! И в такие минуты снова хочется жить.
Голод, мол, хорошо лечит эти состояния. Десять дней без пищи, и очень помогает! Но из-за анемии я не могу голодать более дня — сразу тошнит, еще хуже...
Раньше я совершенно не понимала “Гамлета” в том месте, где “распалась связь времен”. Голову ломала, но нет — никак... Где она распалась-то? Вот было вчера, я его отлично помню, есть сегодня, сейчас, будет и завтра — к нему уже все готово.
А теперь не то что понимаю — каждой клеточкой чувствую! Распалась связь, точно. Зачем было вчера? Всё это никому не нужно. И завтра будет унылым, оно мне не подходит. Ничего и не нужно, а только умереть, да-да, лежать там спокойно. Но душа куда пойдет? Страшно подумать.
Говорю батюшке на исповеди: “Младших дочерей надо еще поднимать, а я в унынии, все время жить не хочу”. — “А как же люди, у которых нет никого? К нам приходят даже такие, которые в Новый год чокаются в зеркале со своим отражением — бокалом шампанского... Как же вы не цените свою нужность!”
С утра голуби устроили на нашем подоконнике битву за самку. Два самца и голубка втроем громко так ворковали, как по громкоговорителю! Во как могут — сила голоса есть, я даже не знала, что такая сила... Потом один самец, более блестящий (отливает перо), столкнул самку, чтоб не мешала биться. И тут такое началось! Настоящая драка. Сразу же прилетели три воробья, сели с краю посмотреть. “Ребята, все сюда — бесплатно тут дают зрелища!” Так римляне смотрели на гладиаторские бои, наверное. А я думаю: у животных никогда не бывает депрессии, хорошо им.
Врач меня утешает: многие творческие личности именно такого склада, так что не вы первая, не вы последняя. Регулярно можно подлечиваться в психосоматике. “Дорогу вы уже знаете”.
Прочла у Саши Соколова, что он вылечился от депрессии оригинальным образом — пошел в морг работать. Сразу помогло! Но я не смогу туда устроиться — нынче это высокооплачиваемая работа; не пробиться.
Дочь заставила меня обсуждать с нею “Три товарища” Ремарка (она его сейчас читает). Мол, как не стыдно лежать в тоске, когда ты не воевала, крови не проливала, смерти в глаза не смотрела.
— Агния, какая ты умница! Ты права... не буду я...
Но уже через час проклятая тоска охватила меня. Словно какая-то чернота изнутри меня выпирает — на сантиметр из тела торчит. И хочется вены резать, чтобы не торчала эта чернота на один сантиметр из меня.
Муж пришел с томиком Соловьева. “Лучше быть несчастным Сократом, чем счастливой свиньей”. И еще: “Лучше быть больным человеком, чем здоровой скотиной”. Верно! Утешил. Спасибо... Но прошел час — все то же. Тоска сжала меня всю в точку, не растянуть конечности. Лежу носом в стену.