вке. А он... только еще больше взлохматил правую бровь и сильнее стал похож на китайского святого.
В 92-м мой муж жил у него в столице две недели (ездил на курсы иврита). И они много общего обнаружили. Например, оба в юности — после Уэллса — так поверили в марсиан, что прочитали всю историю Англии и удивились, ничего не найдя про вторжение инопланетян.
В те годы Поднебесных приятельствовал с соседом Будилиным. И вдруг Будилин стал Мудилиным: с восторгом рассказывал, как САМ ДЕПУТАТ такой-то позвал его быть крестным новорожденного сына.
— Сам Самыч? Депутат Депутатыч? — посмеивался Поднебо.
Но когда на другой день он начал картину “Крещение”, Будилин там благоговейно смотрел на шелковую воду, нежный, хотя и важный. Ломкие складки одежд превратили его в монумент, но:
— Посмотрите, какое у него по-хорошему лошадиное лицо...
— А красные ягоды вишни — символ рая?
— Да, символ рая — потерянного и того, который будет.
Один раз Поднебо пришел домой и увидел воров. Он спросил:
— Вы здесь воруете или что?
Воры подумали: дурак. И убежали. А он боялся, что они из КГБ... Запивая коньяком суровую действительность, он долго сокрушался:
— Почему я им бороды не поджег!
Кажется, в 99-м была персоналка (персональная выставка). Но все было омрачено тем, что с утра его сын позвонил и спросил:
— Вы берете на реализацию жеваную рыбу?
А ведь еще совсем недавно пацан прочитал “Крутой маршрут”, прибежал: надо стихов много знать — в карцере ими спасались!
— Погоди, — пытался остановить его отец, — зачем так резво к карцеру готовиться?
Но юношу было уже не остановить:
— Я вот Микеланджело выучил, — и начал читать: — Отрадней камней быть...
Хотя Поднебо еще не понял, сходит его сын с ума или наркоманит, он быстро подхватился и уехал в Америку. Оставил златое отечество ради бриллиантового Запада, как он сам невесело произносил.
Связи с посольством у него сохранились, поэтому переезд удался почти без потерь.
Но в США он оказался так одинок, что сам себе писал по электронной почте — сам и отвечал. У нас еще не было Интернета. Всего одно письмо получили мы на обыкновенной бумаге: мол, казалось бы, жить можно, хотя нет мумии и самурайских мечей...
Там была и фотография его: плиты лица треснули и появились не морщины — трещины.
“Я достиг апогея своей неизвестности. Зачем поздно уехал — Шемякин и Неизвестный стали популярными в том числе и из-за того, что были диссидентами. А меня вон как преследовали за то, что я изображал несчастных одиноких старух в парке на скамеечке — это когда говорили, что советские старики живут лучше всех в мире! Это когда Вы, Нина, мне твердили:
— Ты счастлив, тебе выпало страдать за всех!..
Истории с органами были, про гонения мы слышали. Например, после одной ресторанной истории его третировали целый год. Поднебо тогда набросил на свое лицо салфетку, часть ее вобрал в рот, а вверху все защемил очками.
— Угадайте, что такое? — раздавалось глухо из-под салфетки.
Все вопрошали:
— Привидение?
— Ку-клукс-клан?
— Нет! — провыла безротость. — Это социализм с человеческим лицом!
И слышали это человек десять, включая официантов. А еще — с соседних столов тоже могли слышать... Кто-то донес. Тогда и жена от него ушла.
— Патриотесса, блин!.. Но я прощаю — они ее чем-то там запугали. Или она испугалась, когда они пришли некстати! Я одну ногу уже в ванну опустил, другая сухая — так и увезли с мокрой ногой...
Как-то раз Юрий упомянул: друзья из посольств помогли тогда. В другой раз он уверял, что его выручила игра в полусумасшедшего. Перед своей подписью на любой бумаге в органах он, например, ставил слова: “Прошу слезно удовлетворить, склоняюсь в низком пардоне”...
С тех самых пор у Поднебо в квартире окна разрисованы черными полосками, сами стекла. Я как-то спросила: вместо черных полос на стеклах — почему не написать картину на тему допроса или задержания?
— Когда волнуешься, все лица кажутся блинами...
В психобольнице, кстати, лежал иногда его кузен (художник, мечтавший написать тысячу закатов). Он уверял нас, что по кисточкам... узнает начало приступа: кисточки испуганно топорщятся, как усы у кошки...
Поднебо часто-часто навещал его, иногда я с ним ходила. Много записала потом. Там всем мужчинам больным нравилась одна женщина, которая считала себя рыбкой в аквариуме, а всех других — другими рыбками... А один раз кузен лежал в палате с неким Кисунько. Так вот этот Кисунько думал, что он — древний римлянин. “Успокойся, успокойся, — говорили ему, — мы уже отбили варваров”. — “Вперед, сыны Рима!” — кричал “легионер”.
— В этом треугольнике: скульптор, модель и произведение — что главное? Главное: отношение модели к скульптору. В деревне, где теща жила, старушка отказалась позировать, я сказал председателю колхоза. А он:
— Она у меня проходит по делу самогоноварения. Мы ее задержим и будем держать, а ты лепи. Но оказывается: когда модель не хочет, то ничего не выходит (из рассказов Юрия Поднебесных).
Так вот, единственное письмо из США Поднебо закончил словами: умру я — все картины и скульптуры выбросят к такой-то матери, никому они не нужны, как выбросили работы Ситникова!
А я ему отвечала: у Ван Гога не выбросили — не выбросят и у тебя.
Но — выбросили.
Об этом мы узнали от Королева, который ездил в США в командировку и пытался найти работы Поднебесных после его смерти.
— Ну да, у Ван Гога брат спас его работы, — пыталась что-то понять я. — Но брат тоже вскоре умер...
— Тогда масскульт делал только первые робкие шаги к мировому господству. А сейчас масскульт победил — сквозь него не пробиться, — сказал мой муж.
И мы вдруг стали вспоминать, как поехали с Юрой на этюды. Он намазал хлеб маслом, а лось к реке шел ряску есть, бутерброд мимоходом прихватил. И это сразу вошло в картину. А небо в тот день было кроличье, как шкурка серая...
* * *
Журнальный зал | Континент, 2009 N142 | Нина ГОРЛАНОВА
Нина ГОРЛАНОВА
Если б знать…
В полночь раздался звонок телефона. Мы не спали — собирались в столицу на съезд писателей.
Женский голос:
— Заканчивайте ваши изыскания — иначе вашим внукам будет плохо! — она говорила словно сквозь платок — задыхаясь.
Значит, наша знакомая? Иначе зачем ей голос менять — сквозь платок говорить…
Первая мысль — это, чтоб мы не ехали на съезд.
— Слава, мы не поедем!
— Да. Я на вокзал — сдавать билеты.
А мне что делать? По ногам идут реки нервных спазмов.
Детей до утра не буду пугать.
Правозащитники уже спят.
Напишу пока об этом в своем ЖЖ...
Кстати… может, в ЖЖ что-то кому-то не понравилось? Я перечитала последние свои записи: “Были внуки, я им рассказала о рае и аде по Босху. Ваня испугался ада и сказал:
— Я много заработаю и все раздам нищим.
Слава ему подсказывает:
— Может, сначала папе и маме поможешь, а потом уже и нищим?”
По-моему, ничего такого, к чему можно придраться… Так в чем же дело?
Левый — инсультный — глаз задергался, сердце болит в лом. Показала зеркалу язык — вроде, все симметрично. Если кто-то снова хочет довести меня до инсульта, то я не сдамся! Но как все закишело червями вокруг — весь мир.
Почему? За что? Никаких изысканий мы не ведем.
Неужели снова прототипы обиделись?
Или это сумасшедшая звонила? Но и сумасшедшие очень бывают опасны (кто убил Ленона).
О. прочла у ЖЖ об угрозах и пишет:
“Нина Викторовна! У вас там совсем поздно уже. Но я с Вами не посплю тоже. Все будет хорошо, это точно. Помните — так английская святая Юлиана Норвичская передавала слова Господа: “все будет хорошо”…”
22 июня 2009 года.
Детям мы сказали, правозащитникам позвонили.
На телефонной станции распечатку дали — там этого звонка нет. Говорят: значит, по скайпу звонили — по скайпу не отражается.
Детям мы сказали, правозащитникам позвонили.
Друзья предполагают, что это сосед по коммуналке организовал угрозы. Со скайпа?! Но он уже месяц, как не в себе (пьет перцовую растирку), — вряд ли в таком состоянии мог что-то сделать (ключами дверь не может открыть — звонит, мы впускаем).
Я хожу по квартире и спрашиваю воздух:
— Да что же это такое? Живу в коммуналке, в бедности, в болезнях, за всех молюсь, но кому-то я — кость в горле… ничего не пойму!
Но говорил же Толя Курусов, что — возможно — у нас только с виду так бедно, а он уйдет, мы кнопку нажмем, и откроется дверь в другую квартиру, где у нас “джакузии закуси”.
Вдруг кто-то нашел, чему позавидовать. Ведь дверь в “другую квартиру” у нас на самом деле есть — это дверь в рассказы, повести и пьесы…
Потеряли 800 рублей — когда сдали четыре билета… Это сколько нужных лекарств не будет куплено! Да и на блузку в секонде я зря потратилась… На съезд едет поэт П.
Вчера он был у нас — мы подписали протокол.
Паша сейчас увлечен гностицизмом:
— Ум создал мир...
А мы только на Бога и надеемся. Куда бы мы в такой ситуации без молитвы?!!
Звонила Н. Н. с центрального ТВ. Она готова снять сюжет, но боится, что для сумасшедших это только подкачка энергией…
Дочь говорит мне:
— Я никогда тебе не говорила… но сейчас скажу: мама, ты нам так сильно нужна, так нужна! — и зарыдала.
И я в ответ зарыдала: вы мне тоже так нужны — больше жизни!
Слава:
— А я вам нужен?
— Ну а кто еще нам нужен-то?
— Ну, ты по ТВ увидишь одного и восклицаешь: цвет нации, цвет нации! Увидишь другого…
— Перестань. Цвет нации всегда женат…
Я думала прошлой бессонной ночью, что дети отдалятся от меня теперь: я приношу им одни неприятности. Но все вышло наоборот… Жизнь волшебнее, чем я ожидала.
— Ахматова говорила: “Рыжему делают биографию”. Но нам в шестьдесят лет зачем становиться героями? Мы хотели просто пожить…
— Тост: за то, чтоб не стать нам ненароком героями! — (Виски принесли гости).