Там вдруг промелькнуло два-три флюида между Ермолаем и одной стальной скромницей – официанткой, промелькнуло, и все. Так у любого при встрече с любой слегка что-то мелькает. А дальше должны пойти усилия, чтобы эту любую сделать единственной. Но на эти усилия у Ермолая сил не было не запланировано.
И тут Стела и Крылышкина завели разговор словно бы совсем из другого измерения:
– Вчера в перерыве вышли купить новый мобильник.
– Моя дочь такая углубленная в музыку – второй мобильник уже посеяла…
– А там продавщица – просто ирис – глаз не оторвать!
– Мы уж любовались-любовались! Любовались-любовались!
– Почти наша Верочка!
– Что ты говоришь! По сравнению с Верочкой та – просто ромашка чахлая.
Это ведь вам не такие свахи, которые мужику сразу обухом в лоб: остановись, посмотри на эту красу, век нас будешь благодарить и медом-пивом поить! А добрый молодец сразу прыг в кусты, и только шевеление веток далеко впереди отмечает его путь к свободе.
Ермолай мысленно называл Верочку: “Пухляндия”, в общем – была она не в его вкусе, поэтому он и ускользнул в глухие леса холостяцкой жизни, лишь робким партизаном выходя иногда на Стеллу. То покупал ей билет в командировку, то провожал-встречал ее в аэропорту.
– Моя тихая радость, – однажды сказала она ему, но дальше шел сплошной тормоз жизни.
– Ты, идиотка, послушай, – говорила ей Крылышкина, бешено куря. – Пугачева – с Киркоровым, это раз, сейчас вообще модно – вышла замуж за – он вообще моложе на двадцать пять лет.
И дальше давила – в своей элегантно-бульдозерной манере:
– Что я: сейчас да сейчас! Всегда так было. Анна Керн – помнишь? – старше мужа на двадцать лет, а жили счастливо и даже умерли чуть ли не в один день.
– Еще скажи про гормоны для здоровья…
– Скажу, – безнадежно вздохнула Крылышкина.
– И получается – Ермолай должен самое малое – на пятнадцать лет меньше прожить, чтобы иметь сомнительное счастье в один день со мной ласты склеить…
Прошло пять лет.
– Есть хорошая новость!
– Какая?
– Через три дня весна!
– Зачем спешить? Эти три дня что – мало значат, что ли?
Разговоры в отделе о как нужны были Ермолаю! Его недавно приняли в ансамбль “Нанотехно”, и он поплыл по реке созвучий, жестко потряхиваясь на порогах смыслов. Он уже давно знал, что музыка дает самым затертым словам значительность и трепет. Бросил петь Губанова и прочих СМОГовцев и ОДЕКАЛовцев, а просто – подслушает какой-нибудь разговор, чуть сдвинет ритм, обопрется на диафрагму и начнет:
– Есть хорошая
Новость!
– Скажи скорее! Скажи – о чем?
– Через неделю весна! Своим плечом
Подвинет зиму!
– Но зачем спешить? Разве эти дни не причем…
Ему ставили целых два микрофона: для голоса и – ниже – для гитары.
“Нанотехники” выходили на сцену с полотенцами на шеях, ими вытирали трудовой пот. За это их полюбили невообразимо на дискотеках и даже в ночном клубе “Коллайдер”. Особенно трепетный пол! Даже одна бросила в них своим лифчиком, его косточка попала Ермолаю в глаз, долго болела роговица.
Но все эти дела вечером и пока бесплатно, поэтому служба остается службой. Ермолай сдал на новую категорию, ему повысили зарплату, и Стела пустила в ход этот новый предлог:
– Ну теперь уже никаких отговорок! Высокий шатен, зарплата, отъявленный гитарист, и вот тебе наша Надия!
Надия пришла на место Павла Балатова, волшебным образом взмывшего в администрацию города Х.
Палец о палец не ударив, она стала любимицей одного олигарха!
Но предупреждаем: тут все вне эротики – небурный роман, а ровный пожар воспоминаний.
Олигарх зашел поспорить насчет водоохранной зоны в своих землях и увидел Надию, похожую, как две капли воды, на его первую любовь, с которой глупо, непоправимо поссорился тридцать лет назад. Тогда он был не олигархом, а кем-то вроде Ермолая… С тех пор ни разу с ней не виделся, а когда очнулся однажды среди плюшевых подушек на диване – уже женат, притом удачно, дети тут, затем внуки.
И вдруг смотрит: послана ОНА – его первая любовь – высшей силою… в виде Надии. Сходство – сто процентов. Те же смоляные косы, та же оливковая кожа. И никакая это не дочка, не внучка ТОЙ. Просто игра природы.
На самом деле она в любую минуту может уехать в Германию: у нее мать – приволжская немка, хоть и отец татарин.
Олигарх теперь приезжает в их отдел за двадцать минут до начала работы, заваривает Надие чай и приглашает еще широким жестом всех сотрудников:
– Сегодня с печеньем.
Или:
– Сегодня с вафлями.
– Спасибо, Владимир Иванович!
Вообще, Владимир Иванович – вылитый папа Бенедикт
* * *
Журнальный зал | Дети Ра, 2010 N3(65) | Нина Горланова
Перекличка поэтов
Нина ГОРЛАНОВА
СТИХИ 2004-2008 ГОДОВ
* * *
Не улетай,
Хрупкая птица жизни —
Держу тебя 2 руками!
* * *
Последние нервы
Всегда оказываются
Предпоследними!
* * *
С красным веером
Танцует девушка —
Расцвела моя герань.
* * *
Муза всегда в длинном платье,
Словно из лунного света —
Цвета белых ночей…
* * *
Сверчки поют,
Как в то лето,
Когда изменил муж…
* * *
Вдруг запах розы
Средь бессонницы.
Муза, это ты?
* * *
В этой стране засыхают стихи,
Пока не засохнут до дна.
Сердце мое — эта страна…
* * *
Ангел-Хранитель,
Ты — мой читатель,
Ты же и критик.
* * *
Снова удочерила девочку,
И была счастлива.
Но проснулась.
* * *
Значенье смысла жизни в среду
Совсем не то же, что во вторник,
А с каждым днем чуть выше.
* * *
В инсультном отделении
Ангелы и святые
Становятся видимы.
* * *
День вхолостую,
Как жених с букетом,
Простоял.
* * *
Юра мечтал стать писателем,
И Коля тоже мечтал,
И другой Коля.
Юра спился,
Коля ушел в бизнес,
И другой тоже.
А потом они стали говорить,
Что литература умерла...
* * *
У Кертманов читали стихи,
У Виниченок было уютно.
Баранов просил на водку,
А Власенко уже выпил.
От Кальпиди веяло будущим,
Черепанов загадочно улыбался.
Прошло 20 лет.
Лина Кертман уехала в Москву,
К Виниченкам меня не приглашают.
Баранов исчез так рано,
Власенко — много позже.
Но от Кальпиди все еще веет будущим,
И Черепанов загадочно улыбается.
Нина Горланова — поэтесса, прозаик. Родилась в 1947 году в деревне Верхний Юг Пермской области. Окончила филологический факультет Пермского государственного университета. Автор многочисленных книг и публикаций. Живет в Перми.
* * *
Журнальный зал | Знамя, 2010 N3 | Нина Горланова, Вячеслав Букур
Об авторах| Нина Горланова и Вячеслав Букур — постоянные авторы “Знамени”. Живут в Перми. Последняя публикация — Нина Горланова. “Несколько фраз о Перми” (2009, № 5).
Нина Горланова, Вячеслав Букур
Тюрьма и любовь
шекспировские страсти
Все говорили, что Мальвина — голубиная натура. Но до тридцати пяти лет оставалась все еще незамужней. На исходе своего тридцать пятого лета уехала в столицу. В надежде встретить там того — мы не знаем кого...
Встретила она славянофила-вьетнамца, аспиранта. Дело в том, что Мальвина устроилась буфетчицей в МГУ, и ей показалось, что вьетнамец вот-вот умрет от чахотки, желтый такой, маленький. Поэтому она первая с ним заговорила. Но когда он ответил, оказалось… в общем, оказался он такой живой кузнечик! Представьте себе.
И Мандельштама вьетнамец перевел так, что премию получил, а потом вообще губу раскатал: возмечтал на русской жениться, в основном на Мальвине, потому что у нее был рост метр пятьдесят два. Всего на сантиметр выше его.
Впрочем, у него были хорошие зубы — один к одному, как шлифованный рис. А мужчина, у которого хорошие зубы, не может считаться некрасивым.
Звали его Кы. Каждое утро приходил в буфет и начинал разговор так:
— И почему это мы печальные стоим? “И печальна так, и хороша темная звериная душа”…
Ей хотелось ответить, что звериная душа не может быть хороша, но у нее был принцип — не возражать мужчинам, которые — возможные женихи.
Вообще-то не одни вьетнамцы косяком в славянофильство пошли. Наши тоже не промах. И Мальвина была не так проста: она верила в силикатную форму жизни, процветающую в ядре земного шара. Запросто забивала нашего Кы рассуждениями:
— Летающие тарелочки — это аппараты для исследования нас. Силикатники их посылают через жерла вулканов...
Кы в первый же день сказал, что Мальвина похожа на Клеопатру. Такую уральскую, с редкими конопушками. Подумаешь — удивил. Да это ей все говорили лет так с двадцати, только замуж не звали. Один Кы наконец позвал, но что-то останавливало ее принять бодрого кузнечика в объятия.
Хотя московская кузина, у которой временно жила Мальвина, уговаривала идти за Кы:
— А чего тут думать? С русскими тоже трудно. И трудности нужны — в невесомости даже цыплята не вылупляются.
Эта кузина часто говорила:
— Не везет мне, как утопленнику. Вьетнамцев и то никаких нет.
Кажется, она не понимала юмора и вставала в тупик даже перед поговоркой “везет, как утопленнику”. Твердила, что разочаровалась в цивилизации, это казалось ей глобальнее, чем разочароваться в жизни.