В столовой наступила гробовая тишина. Главы родов побледнели, а Михаил Юрьевич и вовсе приобрёл меловый оттенок. Кто-то попытался сдернуть из-за стола, но не смог двинуться с места. Другой попробовал крикнуть, и тоже не сумел.
— Что, страшно стало? — ухмыльнулся олень. — Ничего, гадить я вам не запрещал. Готовьтесь, засранцы, сейчас я вам устрою и варфоломеевскую ночь, и утро стрелецкой казни. А потом публичный показ кузькиной матери. А начнем мы с тебя, дорогой мой Михаил Юрьевич. Ты что творишь, старый жадный ублюдок? А, ну ясно: крови Жабиных едва ни половина. Ты Песцову деньги перевел? А сколько времени уже прошло? Почему мне приходится за тебя перед песцом краснеть? Бери телефон, отдавай распоряжение. Чтобы завтра деньги ушли. Теперь подробно разберем прочие твои косяки, которые требуют исправления. А остальные пусть послушают. И не думайте, что пронесет. Каждый получит ровно то, что заслужил.
Олень замолчал, и за дверями столовой стал слышен осторожный шорох: там явно собралась любопытная публика.
— Вот и зрители, то есть слушатели пожаловали, — съехидничал олень. — Не будем заставлять их ждать. Начнем.
В воскресенье Олег в гимназию не поехал. Отправил на такси Каракалову и Щукину, пообещав вернуться утром к урокам. Ему хотелось попробовать акварель. Собирался он это сделать давно и вот, наконец, решился.
Установил мольберт у окна, так, чтобы видеть пейзаж вечернего города, залитого огнями, и принялся за дело. Вот только дело никак не шло. Не выходило на рисунке того впечатления, что он хотел передать. Ничего, у него будет время потренироваться. Он всё равно добьется своего.
Олег отступил на два шага, критически рассматривая свою работу. Он уже видел несколько ошибок. И видел, что исправить их уже не удастся. Придется начинать всё заново, но это будет в другой раз.
Вера неслышно поднялась в мастерскую и тихо, как мышка, села в сторонке. Она никогда прежде не наблюдала за художником со стороны. Ей было интересно следить за его эмоциями, быстро сменяющими одна другую. Олег открылся для неё с новой, неожиданной стороны. Не как пусть умный, неординарный, но несколько занудный и довольно угрюмый парень, а как человек, способный творить.
Сейчас, когда работа была очевидно закончена, Вера поднялась со своего места и бесшумно подошла ближе. Город на рисунке был как живой.
— Как здорово! — восхитилась она.
Олег обернулся.
— Хотел попробовать новую технику. А то скоро экзамены, потом армия. Закружит, затянет, и не успею. Увы, с первого раза многое не получилось, придется переделывать. Вот здесь и здесь не тот оттенок, должно быть светлее. А вот здесь и вовсе жуть.
Олег показывал какие-то места на картине, но Вера не видела никаких изъянов.
— Знаешь, если тебе не нравится, отдай мне, — попросила она, прервав критическую речь.
— Забирай. Только подожди, пусть бумага высохнет.
— Спасибо.
Вера подошла вплотную, обняла Олега и уткнулась лбом ему в грудь. Олег машинально обнял девушку, но решил на всякий случай уточнить:
— Ты чего?
— Понимаешь, ты завтра уедешь в гимназию. Потом то-сё, экзамены, выпуск, армия. И у меня то же самое, только армии не будет. И я так и останусь, вроде и замужем, а с парнем ни разу не была. Я хочу сегодня быть твоей. Только я немного боюсь. Девчонки, конечно, много всего болтали, но, кажется, там было больше понтов, чем дела.
— Пацаны такие же, — усмехнулся Олег. — Пойдем, я обявляю сегодня романтический вечер. Нам накроют… ты где хочешь? В гостиной или сразу в спальне?
— Пусть будет в спальне.
— Хорошо. Нам поставят столик и пару стульев, зажгут свечи. И обеспечат романтическое меню: сметана и орехи.
— А это при чём?
— Ну как, популярные народные афродизиаки.
— Да? — изумилась Вера. — Никогда не слышала.
— И не услышишь. Это я решил пошутить, и вышло глупо. Будет просто легкий ужин, дессерт, фрукты и немного хорошего вина. Мне с этим особняком досталась неплохая коллекция вин, но я ещё ни разу не спускался в винный погреб. Думаю, сейчас самое время.
Часом позже Олег мучительно раздумывал: надеть ему смокинг или просто джинсы и рубашку? Или вовсе обойтись халатом? Ничего не решив, он позвал хранителя.
— Скажи, Маркус, в каком стиле одевается Вера?
— Вечернее платье, господин. Мне полностью перечислить все предметы туалета?
— Не стоит, — ответил Олег и подумал про себя: «Сам всё увижу». — Лучше скажи, какого цвета платье.
— Белого цвета, господин.
— Спасибо, Маркус.
Без пяти минут восемь Олег, одетый в строгий черный костюм, черные лаковые туфли и кипельно-белую рубашку, стоял рядом с накрытым к ужину столом. А ровно в восемь раздался осторожный стук в дверь. За дверью стояла ослепительно красивая девушка в белом платье, очень похожем на свадебное. Прическа, макияж — все было на высшем уровне. Еще бы немного украшений, ну вот хотя бы сережки. Черт побери, он же никому ничего не подарил к свадьбе!
— Маркус! — мысленно позвал Олег, вводя гостью в комнату и закрывая за ней дверь. — Передай мне в руку шкатулку с бриллиантовой парюрой.
Олег повернул левую руку ладонью кверху, так, словно что-то держал. Миг — и на ладони оказалась увесистая шкатулка.
— Ой! — хлопнула глазами Вера. — Магия?
— Обижаешь! — гордо вскинул голову Олег. — Настоящее сказочное волшебство.
И, протягивая шкатулку девушке, добавил:
— Это — тебе. Мой подарок к свадьбе.
Глаза Веры загорелись любопытством и предвкушением. Что хранят в подобных шкатулках, ей было прекрасно известно.
— Можно посмотреть? — спросила она, откидывая запоры.
— Нужно, — улыбнулся Олег.
Через секунду его оглушил пронзительный визг. Вера повернулась, держа в руках шкатулку с откинутой крышкой. Внутри сияли и переливались бриллианты. Широко распахнутые глаза девушки сияли ничуть не слабее камней.
— Олег, это правда мне?
Он демонстративно огляделся по сторонам.
— Ты видишь здесь кого-то ещё?
— Нет, но… это ведь безумно дорого!
— Хочешь примерить? — спросил Олег вместо ответа. — Вон там зеркало. Я подглядывать не буду.
Он сел спиной к зеркалу и чуть расслабился. За спиной были слышны шорохи, легкие позвякивания, сдавленные ахи, и даже, кажется, пара всхлипов. На его лице непроизвольно вылезла улыбка. И, кажется, на душе немного потеплело. Олег никогда не думал, что способен даже на тень чувства, однако случилось. Нет, не влюбился. Но совсем уж безразличной Вера быть перестала.
Шуршание за спиной прекратилось, наступила тишина, потом послышался долгий восхищенный выдох.
— Можно! — разрешила Вера.
Олег поднялся, повернулся к ней и остолбенел. Он, конечно, понимал, что украшения потому и называются украшениями, что делают женщин красивее. Но не представлял, что настолько. Именно этих бриллиантов и не хватало наряду, чтобы превратить образ невесты в законченный шедевр. Он с уважительным поклоном протянул руку, сопроводив жест выспренней фразой:
— Сегодня впервые в жизни я буду ужинать со столь прекрасной женщиной.
Вера, не привыкшая к таким хвалебным речам, засмущалась. И вышло это настолько естественно, что Олег невольно улыбнулся. Он проводил девушку к столу, помог ей сесть, уселся сам, разлил вино в бокалы и провозгласил первый тост:
— За нас. За нашу долгую и счастливую совместную жизнь.
Бокалы встретились и отозвались тихим звоном. Домовой, повинуясь мысленной просьбе, выключил свет, и немаленькую спальню освещали теперь лишь две свечи. Вера не стала спрашивать о магии. Она смотрела через бокал на пламя. Губы её шевелились, словно она произносила что-то. Не то древний заговор, не то желание, не то обет. Потом медленно выпила всё вино до дна и резко поднялась.
Олег попытался что-то сказать, но девушка остановила его жестом. Она так же медленно и неторопливо принялась снимать с себя украшения: браслеты, перстни, диадему, серьги — все пятнадцать предметов. Потом отступила на шаг от стола, завела руки за спину, и спустя пару секунд платье с легким шорохом скользнуло вниз.
Зрелище было потрясающее: обнаженная красивая девушка с отличной фигурой стоит, посреди груды белого шелка, и отблески огня пляшут на белой коже. Вот только взгляд её Олегу не понравился. В нем читалось одновременно и решимость, и страх, и просьба, и что-то еще, что невозможно было сходу разобрать. Оставлять девушку ждать было совершенно недопустимо.
Олег скинул смокинг, швырнул его на стул и, разведя руки в стороны, позволил домовому расстегнуть пуговицы сорочки. Подошел к Вере он уже раздетый до пояса. Наклонился, нежно поцеловал в губы, крепко обнял и прижал к себе. А потом поднял на руки и понес на кровать. Остановился на секунду, скинул с ног туфли, перешагнул через брюки, предусмотрительно расстегнутые и спущенные домовым, и бережно уложил девушку на шелковую простыню. Улегся рядом сам и отдал приказ домовому погасить свечи.
В понедельник начались экзамены. Первые два были по магии, теория и практика. После — общеобразовательные предметы. Олег мог бы спокойно еще два дня оставаться дома, наслаждаться обществом Веры, рисовать, ходить на прогулку к набережной. Но положено в учебное время находиться в гимназии, и всё тут. И то, что ты глава, и даже не рода, а клана, никого не волнует.
Гимназисты вообще не заметили перемен. Ну стали две девочки носить странные и совсем не женские артефакты, и пусть. Это их дела. Даже то, что Росомахина стала Щукиной, заметили не сразу. А когда заметили, то девочки посудачили в своем кругу, и забыли. Раз нет обручального кольца, значит, замуж не вышла, и тема неинтересна. А прочее — дела рода и лезть в них не стоит. Но Росомахина звучало круче, чем Щукина, факт. На том и успокоились.
А вечером понедельника Алена ворвалась в комнату Марии, потрясая телефоном, и чуть не столкнулась в дверях с подругой, которая так же, с телефоном в руках, собиралась на выход.