На следующий вечер «Sub Pop» предложил «Nirvana» выступить на концерте вместе с «Cat Butt» в Портленде. Кадер рассказывает, как это было:
– Мы приходим в этот крошечный клуб, выгружаемся, идем за пиццой, возвращаемся: «Черт, тут никого нет». Клуб прикольный. Оформлен как театр военных действий. Мешки с песком, фальшивая колючая проволока – и всего двенадцать человек внутри. Группа начинает составлять сет-лист, потом они смотрят на меня и смеются: «А, к черту, мы сыграем все, что ты хочешь».
Трэйси постоянно поила меня пивом, поэтому я, уже пьяный, тащусь от их выступления и прошу сыграть еще раз «Sifting». Курт отвечает: «Какого хрена, мы ее уже играли!» Джейсон говорит: «Чувак, закажи „Big Long Now“». Я заказываю, тем более что это одна из моих любимых песен. Крист кричит: «Мы больше не будем играть ее!» Не дожидаясь от меня следующей просьбы, они решают закрыть концерт своей версией песни «Do You Love Me?», которую только что записали для трибьют-альбома «Kiss»[146]. В общем-то, больше ничего интересного там не было.
– Мы и не рассчитывали, что наш диск должен стать синглом недели, – говорит Эл Ларсен. – Мы записали его, сделали кучу фотографий – как мы с Робертом идем по городу и толкаем впереди себя велосипед. Очень скучные фотографии – они были сделаны такими намеренно. Если пытаешься сломать все сразу, то ничего не выйдет… а вот если ломать по одной маленькой вещи зараз, то… понимаете, о чем я? Люди думают: «У них тупое название, тупые фотки, чувак не умеет петь. Да, это прекрасно, но из этого ничего не выйдет».
Я: Когда я назвал эти три диска синглами недели, я действительно считал, что все три диска крутые. У меня не было ощущения, что один диск лучше, а другой хуже, – в отличие от других людей.
– Начало ноября 1991 года, «Sub Pop», работа. Похоже, мы на плаву, – вспоминает Рич Дженсен. – В то время «Nevermind» становится невероятно популярным. Местная станция новостей, которая, конечно же, до тех пор игнорировала всех музыкантов моего возраста, приходит в «Sub Pop» с вопросами: «Что это за диск? Откуда эта группа?» И я сказал в камеру, что все, кому нравится «The Beatles», полюбят и «Nirvana». Хорошего новостного сюжета не вышло, но что-то в этом было. Успех «Nirvana» меня не удивил.
Я: А меня удивил. Почему одной группе досталось все, а другим ничего?
– Ты когда-нибудь слушал «Guns N’ Roses»? – подключается Эл. – Знаешь «Sweet Child O’ Mine»? Это очень приятная песня. Раньше они были хард-рок группой, но эта песня идет наперекор многим вещам сразу. То же самое и с «Nirvana». В Сиэтле царила тяжелая, ироничная, соответствующая городу музыка, и нашлась группа, которая соответствовала всем этим параметрам, но у них была настоящая поэзия, идущая наперекор…
– Сингл, о котором ты говоришь, это «Big cheese» [Би-сайд «Love Buzz»], – говорит Рич. – Для меня в этой песне главное – бас, этот долбящий звук. Он казался логическим продолжением всех других звуков рок-н-ролла. Первобытный звук, тогда как у «Some Velvet Sidewalk» подход был более поэтическим, более отстраненным.
Я: Помню, я был в Олимпии, в доме Никки, и вдруг ты поворачиваешься ко мне и говоришь…
– Ты мне нравился, и я хотел высказать все начистоту, – объясняет Эл. – Весной 1989 года я был в турне, наша машина сломалась в Питсбурге, мы простояли там два дня, пропустили концерты. Мы оказались в доме одного знакомого, пришел его сосед, он был очень мил с нами, мы пошли в его комнату, и там на столе лежал выпуск «Мелоди мейкер», открытый на развороте со статьей о «Sub Pop» и о гранже – автор Эверетт Тру. И вот мы в Питсбурге, концерты пролетают, а мы читаем о том, что все эти длинноволосые группы из Сиэтла – самая крутая музыка в мире. Я тогда подумал: «Зачем это надо? Он ведь все портит на хрен. Он берет фотоаппарат, направляет его не в ту сторону и делает кучу снимков».
Я: Я не собирался писать о направлении, я писал о разных группах. Я не виноват, что люди увидели там описание только одного музыкального направления.
Я: Самые растиражированные слова, которые я когда-либо написал, это характеристика «Nirvana» в той статье про «Sub Pop». И это было, слово в слово, то, что сказал мне ты. Меня поджимали сроки, и мы с тобой много говорили по телефону…
Джонатан Поунмэн: Я помню те разговоры. Знаю, что выгляжу полным придурком, но придурком, преданным всем видам рока; это было круто – что с нами настоящий, живой музыкальный журналист из Британии, мало того – из «Мелоди мейкер». Я серьезно! Я был в восторге. Когда я увидел ту статью… Надо бы перечитать ее с начала до конца, но тогда я был так впечатлен, что о нас написали в «Мелоди мейкер», что мог воспринимать ее только как единое целое. Это было так круто, я был счастлив, как простой фанат, и до сих пор это одно из моих самых любимых и сокровенных воспоминаний.
Я: Когда я вернулся из Сиэтла, у меня было около двух суток на то, чтобы написать статью о «Mudhoney». Тогда я еще не знал, как писать. Сочинительство представляло большую проблему. К тому же я, должно быть, отравился чем-то – меня рвало все время. А тут еще и компьютер полетел – и у меня уже не было даже самой статьи. Пришлось в полночь ехать через весь Лондон в офис «Мелоди мейкер», чтобы написать весь текст заново, – и все это время я продолжал блевать.
Джонатан: Да уж, это гранж!
Я: Что меня привлекло в группах из Сиэтла в первую очередь – то, как все мне открыто врали. Я был в полном восторге. В Британии никто этого не делал; все были честны в отношении прессы – люди воспринимали нас очень серьезно. Я знаю, почему музыканты лгали мне в Сиэтле. Никто из них не думал, что они смогут куда-нибудь пробиться. Но такой подход способствовал скандальной популярности на ранних порах – и «Sub Pop», и «Nirvana».
Джонатан: Я думаю, глупо вспоминать Малькольма Макларена [менеджера «Sex Pistols»], Дона Киршнера [менеджера «Monkees»] или Лизу Робинсон [критика из журналов «Севентис хит-парад» и «Крим»], людей, которые были манипуляторами и мастерами пиара, – но все это такая фигня. Важно лишь то, что вымысел куда интереснее унылой, скучной правды. Может быть, многие люди врали тебе, думая, что у них все равно ничего не выйдет. Но я тебе скажу – я тебе врал, потому что знал, что у нас что-то получится.
Меган Джаспер (президент «Sub Pop»): Кроме того, не забывай, офис «Sub Pop» был маленький, и работали там сплошь шутники. Поэтому, когда кто-нибудь врал, даже о малейшей, тупейшей вещи, – мы все смеялись. Ты был не единственным, кого обманывали, но обманывать тебя – одно из величайших удовольствий.
Джонатан: Я постоянно врал Брюсу о том, сколько денег на нашем банковскому счету.
Я: И я, безусловно, внес свою лепту в тотальный обман.
Джонатан: В этом-то все и дело! Ты должен был сделать так, чтобы доверчивые люди полагали, что они читают правду; но сама мысль о том, что они действительно читают правду, для меня смехотворна.
Я: Раньше я говорил, что единственная цель, ради которой я стал писать, – заставить людей завидовать мне.
Джонатан: Знаешь что? Я считаю, что ты прекрасный писатель – именно по этой самой причине. Это цитировать не надо.
Глава восьмая50 долларов и ящик пива
Летом 1989 года я полетел в Нью-Йорк – делать статью о группах «Tad» и «Nirvana» для журнала «Саундс». Андеграундный рок в Америке был на подъеме, он только что пережил периоды «SST» и «Homestead». Наступал закат постпанка – и «Sub Pop» был следующим этапом развития.
Мы жили в Нижнем Ист-Сайде. Стояло очень жаркое, изнуряющее нью-йоркское лето. Квартирка была маленькой, и в ней находились две уставшие и вонючие группы – в конце длинного турне, в ожидании последнего концерта в «New Music „Seminar“». «Tad» сразу пошли на контакт – они были старше и мудрее «Nirvana». Огромный фронтмен Тэд Дойл вел разговор, участники «Nirvana» сидели с отрешенным видом на полу. Тэд с группой были похожи на старших братьев парней из «Nirvana» – как будто заботились о том, чтобы те не напортачили. Во многом Крист Новоселич представлял собой мини-версию Тэда, потому что Курт не мог ничего сделать сам, даже приготовить чашку чая.
В квартире было ужасно жарко. Кондиционер не работал, а нас в комнатке набилось около 20 человек. Даже тараканы сбежали, возмущенные жарой и ужасной вонью, исходившей от музыкантов. Было очень тесно – я, мой фотограф Иэн Тилтон, пресс-секретарь, какие-то люди, которые так и не представились, – и измотанные участники «Nirvana» и «Tad», большие, очень большие парни. У нас даже спальников не было, все спали на полу в кухне. Курт так умотался, что большую часть времени дремал, свернувшись калачиком.
В комнате храпели уставшие рокеры в вонючих носках. У «Nirvana» был абсолютно убитый вид – так и должна выглядеть молодая группа после первого «туалетного турне»: они играли каждый день в задрипанных клубах для пяти зрителей. Недели, проведенные в дороге – без еды, без публики, без особого смысла, – именно так великие группы обретают свою внутреннюю силу.
За день до выступления в «Seminar» «Nirvana» играла в клубе «Maxwell’s» – на концерт пришло человек десять. Мало кто был впечатлен, кроме одной девушки из французского звукозаписывающего лейбла – она считала, что парни станут суперзвездами. Я был их большим поклонником. Я обожал голос Курта – он напоминал мне Джона Леннона и Нодди Холдера[147]. Мне нравилась эта первобытная, животная дикость группы; мне понравился их первый сингл – они взяли песню «Shocking Blue» и вывернули ее так, что на выходе получился яростный выплеск эмоций, подростковая песня об отчуждении.
В конце выступления они сломали ударную установку и пробили своими гитарами крышу здания. Это не было запланировано. Никто не парится, выступая перед десятком человек. Зачинщиком был Крист. Он мог сделать больше других. Он мог разнести всю сцену, стоя на одном месте с бас-гитарой в руках.