– Я жил у Криса в Такоме около полутора месяцев, а потом переехал в Олимпию к Курту, – рассказывает Дэйв. – Мы жили в крошечной квартире, которая была вся раздолбана, настоящая гребаная свалка. Я там только спал: ложился спать в 6.30 утра – солнце там зимой тогда еще не всходило – и просыпался около 16.30, как раз к закату.
Мы очень много репетировали в амбаре в Такоме [новая репетиционная база «Nirvana» – с коричневым ворсистым ковром и громоздкими шипящими динамиками]. Телевизора у нас не было, только небольшая стопка дисков, магнитофон и повсюду сигаретные окурки и палочки из-под корндогов. Иногда по ночам было очень тихо – Курт в своей комнате писал тексты, дневники, поэзию или еще что-нибудь. А я жил на диване 140 сантиметров в длину (мой рост 180 сантиметров) – это был настоящий кошмар!
Первое выступление Дэйва с «Nirvana» состоялось 11 октября 1990 года в Олимпии, в клубе «North Shore Surf Club». О концерте объявили за один день – все билеты были раскуплены. «„The Surf Club“ – большой, пустынный бар, куда вмещалось около трехсот человек, – вспоминал Слим Мун. – Все просто сходили с ума по „Nirvana“. Что-то изменилось с приходом Дэйва Грола. Внезапно они стали казаться намного более крутой группой».
Во время первой песни – кавера на «Son Of A Gun» «The Vaselines» – дважды вышибало электричество. А Дэйв молотил с такой силой, что сломал малый барабан. Курт взял его и поставил на передний край сцены – в знак того, что в группе появился новый – и последний – ударник.
– Если он уйдет, группы не будет, – заявил Крист.
Но окончательно Грола взяли в последний момент. Когда группа прибыла в Лондон, где должно было начаться их недельное турне по Британии с «L7», их менеджер турне Алекс Маклеод ожидал увидеть Дэна Питерса, проходящего через таможню, – именно его имя было указано в списках. Алекс был не в восторге от Грола – он уже был знаком с группой «Scream». Тем не менее в Англии состоялась очередная сессия у Пила – четыре кавера: «D-7» группы «The Wipers», «Turnaround» группы «Devo» и «Molly’s Lips» и «Son Of A Gun» группы «The Vaselines». Билеты на все концерты были раскуплены – на каждое выступление приходило до 600 человек. А 24 октября в лондонском клубе «Astoria» собралось больше 1000 человек.
– С Дэйвом я познакомился в том турне, – комментирует Крэйг Монтгомери. – Он был как глоток свежего воздуха – молодой, прикольный, и с ним было весело. Он придал им то звучание, которое и вывело их в высшую лигу. А живые выступления много выигрывали от его умения гармонично дополнять вокал Курта. Он играл и выглядел очень солидно, за четкость ритма не приходилось волноваться.
– Дэйв очень приятный, чуть эксцентричный чувак, просто нереальный, – говорит Антон Брукс. – Тогда у него была огромная шевелюра с дредами. Он постоянно жестикулировал, что-то объяснял, над всеми подшучивал. Всегда улыбался, очень обаятельно. Он вписался тут же. С Дэйвом они стали рок-группой. Он смог найти общий язык с Куртом и Кристом – потому что до этого они общались, по сути, только друг с другом, начиная со школы. Дэйв стал последним кусочком в паззле. Он был не просто очень энергичным парнем, он добавил «Nirvana» дополнительное измерение.
– Помню, Курт был просто без ума от Дэйва, – лаконично замечает Джанет Биллиг.
«L7» – так называлась женская хард-рок-группа из Лос-Анджелеса, которую иногда ошибочно относили к «Riot Grrrl», что девушек очень злило, поскольку они воспринимали это как снисходительность. Правда, это не самое худшее – Торстон Мур из «Sonic Youth» для обозначения музыки, которую играли «Babes In Toyland», «L7», трэш-группы из Нью-Йорка «Lunachicks», «Dickless» и «Hole», придумал термин: фокскор.
– «Nirvana» и «L7» всегда тусовались в одной гримерке, напивались и сходили с ума, – вспоминает Крэйг. – Прикалывались друг над другом, над клубом, бросались едой. Кто-нибудь мог проделать дырку в двери или доске, все засовывали туда голову и кричали друг на друга. Много снимали на видео, это было настоящее безумие… такое ощущение, что находишься в центре вселенной.
Для развлечения «Nirvana» возила с собой видеомагнитофон и две кассеты – «Монти Пайтон» и «Это – „Spinal Tap“», обязательные к просмотру любой рок-командой в турне.
– Курту приходилось беречь голос, – объясняет Крэйг. – Если он пел много дней подряд, начинались проблемы с голосом. Он никогда не брал уроков вокала, по крайней мере, я ни о чем таком не слышал. Не думаю, что его манеру пения можно назвать правильной. Он разрывал голосовые связки, постоянно пил какой-то сироп от кашля и вечно болел.
Они все еще делали саундчеки сами, – добавляет звукооператор. – Курту требовалось много мониторов для микрофона – поскольку они играли очень громко, сложно было выводить его голос в должном объеме. По-настоящему проверить это удавалось только с ним. А если не проверить, то возникали проблемы с фидбэком. Мы постоянно парились из-за этого.
– Однажды вечером Курт и Крист зашли ко мне на чай, – вспоминает Антон Брукс. – Курт покрасил волосы в сумасшедший синий цвет и чинно сидел за столом, будто готовился познакомиться с родителями своей девушки, – волосы гладко зачесаны, очень вежливый. Мои друзья по квартире говорили: «Охренеть! Это Курт Кобейн!» Они рвались войти, поздороваться, взять автограф – но боялись. Если бы тогда были мобильные телефоны, они бы наснимали фотографий и рассылали бы эсэмэски: «Ты не поверишь, кого я только что видел». Участники «Nirvana» были еще не очень известны, но уже тогда все ходили и говорили: «Эта группа станет знаменитой».
В Эдинбурге Курт встретил одного из своих музыкальных кумиров – Юджина Келли из «The Vaselines».
– Мне кажется, у них [у Юджина и Фрэнсиса Макки, участников «The Vaselines»] просто прекрасные отношения, – говорил мне Курт в 1992 году. – Я не знаю, так это или нет, но мне кажется удивительным, что люди могут жить вместе и писать такие прекрасные песни. Как будто делят свою жизнь со всеми людьми. Юджин и Фрэнсис это «Captain & Tennille» [семейный поп-дуэт 70-х годов в США] андеграунда.
– Меня попросили собрать «The Vaselines» для концерта «Nirvana» в «Carlton Studios», – рассказывал Келли журналу «Кью»[211]. – Я знал, что они записывают кавер на «Molly’s Lips», но мне стало интересно, почему мы им так нравились, ведь мы играли очень непонятную музыку. Их творчества мы не слышали. Когда мы приехали, с нами связался их агент и предложил: «Хотите познакомиться с Куртом?» Он сообщил, что Курт очень нервничал перед знакомством со мной!
– Мы напились в Эдинбурге на бесплатной вечеринке у «Island records», – вспоминает менеджер «The Vaselines» Рассел Уорби в той же статье. – Фантастика! Я спал в одной комнате с Кристом и Крэйгом, и мы реально напились в баре отеля «Аилса Крэйг». Мы вписали туда пятерых, но в итоге там было человек шестнадцать. Крист ужрался в хлам. Там была туалетная кабинка – он посреди ночи на нее забрался. При мне были все деньги [Рассел выполнял роль менеджера турне, потому что Алекс уже был занят], и мне снилось, что на меня сыплются доллары. Я проснулся с криком, весь в бумаге, и подумал: «О господи, деньги!» Как выяснилось, Крист нашел кучу брошюр на крыше кабинки и стал их раскидывать по комнате, крича «Фру-фру!». Эта ночь вошла в историю как «Ночь фру-фру».
Последний концерт турне состоялся 27 октября в Ноттингеме. Фотограф «Мелоди мейкер» Стивен Свит смотрел концерт в «Trent Polytechnic» с балкона; он рассказывает, что, когда зажгли свет и измотанные зрители стали с трудом пробираться к выходу, Курт выбежал на сцену со словами: «У нас очень важный гость для вас». Все ломанулись обратно к сцене, ожидая, по меньшей мере, Тэда, но Курт закончил фразу: «Эверетт Тру из журнала „Мелоди мейкер“».
Я доковылял до микрофона и промямлил, что сыграю песню, только если «Nirvana» выступит после меня. Курт надел на меня свою леворукую гитару – причем неправильно надел, – а они с Кристом уселись за ударную установку и начали колотить. Около двух минут мы играли мой сингл «Do Nuts», вышедший на «Sub Pop», после чего Курт начал методично разрушать барабаны – я закончил петь, обернулся и стал смотреть[212].
После концерта кто-то принес фальшивые солнечные очки с нарисованными глазами, и Курт сфотографировал каждого в этих очках. Я был очень пьян, но при поддержке «Nirvana» мне удалось убедить «L7», что я вовсе не являюсь лондонским журналистом, приехавшим на интервью с ними. Черт, надо было видеть, как они взбесились, узнав правду.
– На том концерте мне вспомнился фильм 1962 года «Бунтарь» с Тони Хэнкоком[213], – говорит Свит. В этом фильме Хэнкок сыграл клерка, который пытается вырваться из своего офисного рабства. – Там есть один момент, когда он стоит в комнате в окружении битников и объясняет им, что в его среде все одеваются абсолютно одинаково… затем камера отъезжает – вокруг все стоят в свитерах под горло и темных очках. И у меня было точно такое же чувство – вокруг толпились тинейджеры с длинными волосами и футболками с символикой «Mudhoney» и «Nirvana».
Я: Расскажи о Дэйве Гроле.
– Однажды вечером мы сидели у меня дома в Лос-Анджелесе, на кровати. Он играл на гитаре как настоящий сонграйтер, – вспоминает Дженнифер Финч. – Я спросила, устраивают ли его наши отношения. Он сказал «да», а я ответила, что он не прав, и попросила его уйти. Я увидела его год спустя, он спросил: «Ты получала мое письмо?» Я не получала никаких писем. В 1996 году, когда скончался мой отец, я обнаружила стопку писем, которые лежали неоткрытыми. Я нашла то письмо, оно до сих пор у меня. Так и не открытое. Это мог быть мой счастливый билет, Эверетт.
Я: Ты помнишь парочку пьяных англичан на своем концерте в Ноттингеме?
– Я хорошо помню тебя, – смеется басистка. – Тогда я не понимала, что нужно брать интервью, чтобы попасть в группу.