Каждый вечер я стараюсь, – продолжает он, – но не могу себя обманывать. Я не могу улыбаться и позировать, как Эдди Ван Хален, хотя сам он просто жалкий алкоголик. Это не значит, что в следующем месяце [в Рединге] всё будет так же, но сейчас дела обстоят именно так.
Я: Ты не чувствуешь ответственности?
– За что? – спрашивает Курт.
Я: За массы. За тех, кто покупает ваши записи.
– По мне, – неуверенно начинает Дэйв, – наша ответственность состоит в том, чтобы не притворяться кем-то другим. Я не думаю, что нам поможет, если мы решим притвориться профессиональной рок-группой. Если наше шоу говно, то пусть оно и будет говно. Да, играть на крупных концертах – это большая ответственность, но какая еще может быть ответственность? Даже не знаю…
– Быть безответственным – это по-рок-н-ролльному, – добавляет Крист.
Я: Знаю.
– Когда начинаешь относиться к музыке как к ответственности, она становится бременем, – задумчиво говорит барабанщик.
Дэйв начинает рассказывать мне об интервью, которое они только что дали шведскому телевидению: «Нас благодарили как спасителей рок-н-ролла, – смеется он. – За то, что мы закинули в мир дельцов от рока хорошенькую бомбу».
Я: А вы так и сделали?
– Скорее надули бумажный пакет и хлопнули его, – хихикает Крист.
Я: С моей точки зрения, случилось вот что: великий альбом разошелся в куче экземпляров, но это мало что изменило.
– Да, отстойные металлические группы не перестали существовать, – соглашается басист.
Я: Что вам больше всего не нравится в славе?
– Что ко мне подходят ребятки в футболках с Брайаном Адамсом и Брюсом Спрингстином и просят автографы, – говорит Курт. – Что в толпе стоят люди с табличками, где на одной стороне написано «Even Flow» [песня «Pearl Jam»], а на другой «Negative Creep» [песня «Nirvana»][312].
Я: А что, наоборот, больше всего нравится?
– Ты знаешь, вот это интересный вопрос, – иронически отвечает Курт.
– Я даже не думаю, что это слава, – добавляет Дэйв. – Вот Иэна Маккея можно считать знаменитым, если он из «Fugazi» и в Вашингтоне хотят от него детей? В детстве кажется, что знаменит тот, кто появляется в журналах или в новостях, но ведь это просто журнал, просто выпуск новостей.
– Ну, кое-какие привилегии у нас появились, – решается возразить Крист. – Бесплатная выпивка, например.
Я: У вас много поклонниц?
– Почему-то думают, что я как единственный неженатый участник группы должен быть бабником, настоящим сексуальным монстром, – отвечает Дэйв. – Но это же глупость. Я хотел бы найти девушку, которую смогу полюбить, и провести с ней всю оставшуюся жизнь, но рок-концерт – это никак не то место, где найдешь такого человека. Может, всяким металлюгам это и льстит, но нам кажется скорее неприятным.
Я: А как насчет выпивки?
– В это турне я поехал с новыми целями, – размышляет вслух Крист. – Раньше я снимал стресс тем, что очень много пил и реагировал на всё вокруг. А сейчас я просто двигаюсь вслед за потоком.
– А мне нравилось неожиданно расстроиться, разозлиться… – возражает Курт.
Я: Внезапная слава изменила ваш стиль жизни?
– Еще бы, – горячо отвечает Курт.
– А мой так нет, – не соглашается басист. – Я по-прежнему могу прийти в «Сейфвей», купить там овощей и фруктов, погулять по городу. Мне не важно, если на меня пялятся, указывают пальцем, шепчутся вокруг.
– Да? – спрашивает Курт. – Совсем?
– Совсем, – отвечает Крист. – Просто иду дальше. И чем больше они меня видят, особенно в Сиэтле, тем меньше…
– Ну да, наконец они устанут над тобой ржать и шушукаться у тебя за спиной, – заканчивает за него Курт. – Но я, бывает, имею дело с людьми, которые хотят меня побить – лишь из-за того, что считают меня сраной рок-звездой, которая не может справиться с собственной славой.
– Ну, мне-то проще, – дипломатично вмешивается Дэйв, – потому что такого явления, как знаменитый барабанщик, просто не существует.
Я: А Ринго?
– Ну разве что…
– Как-то я был в рок-клубе, – продолжает Курт, – и ко мне вдруг подходит какой-то парень, хлопает по спине и говорит: «У тебя все клево, так ведь? Музыканты классные, ты пишешь крутые песни, ты повлиял на множество людей, но слушай, тебе надо разобраться со своими проблемами!» Потом подходит другой чувак: «Надеюсь, ты преодолеешь свои проблемы с наркотиками». И все это в то время, когда я просто смотрю концерт «Melvins» и никого не трогаю!
Рядом торчало пять-шесть пацанов, они были очень пьяные и визжали: «Рок-звезда, рок-звезда! Смотрите, он может сдвинуться в любую минуту! Сейчас у него поедет крыша! Он сейчас заплачет!» Потом возвращается этот второй чувак, кладет мне руку на плечо и говорит: «Знаешь, у меня девушка ушла и забрала мой альбом „Nirvana“, так что дай мне четырнадцать баксов на новый диск, ты же теперь мегазвезда и можешь это себе позволить». А я говорю: «Вот как, очень умно. А почему бы тебе лучше не пойти на хер?»
– Мы однажды сидели с мамой и выпивали, – подключается Крист, – и тут появились какие-то парни, стали орать, что «Nirvana» сосет, и всячески меня оскорблять.
– Это было в Абердине? – спрашивает Курт.
– Да. Но обращать на них внимание нельзя, – предупреждает его Крист, – иначе подхватишь паранойю. Мне часто снится, что я появляюсь на людях голый, и я расцениваю это как боязнь высунуться. Да забудь об этом! А то действительно мания преследования будет. Я тоже был таким, когда видел какую-то знаменитость.
– Да, – прерывает его Курт, – но неужели ты их так доставал?
– Вообще-то нет, – отвечает Крист, – но тот инцидент, о котором ты говоришь, по-моему, просто случайность.
– Это не случайность, – рычит Курт. – Подобное происходит со мной постоянно – каждый раз, когда я выхожу в люди, каждый гребаный раз. Мне по-прежнему нравится быть в группе и играть музыку с Кристом и Дэйвом, но если придется ограничиться студийными записями и не ездить больше на гастроли, то так тому и быть.
Глава двадцать первая«Где же грязь, миленький?»
Фрэнсис Бин Кобейн родилась 18 августа 1992 года.
Она появилась на свет в 7.48 утра, весила полноценные 7 фунтов и одну унцию, глаза голубые, все функционирует нормально. Кортни – никогда не упускавшая возможности проявить свой драматический талант – в 4 утра схватила свою капельницу и выкатила ее по коридору в палату Курта. «Вылезай из кровати и пойдем со мной! – закричала она. – Не собираюсь рожать в одиночку, мать твою!» Муж отправился за ней, сам слабый от лечения и с собственной капельницей, и потерял сознание до того момента, когда Фрэнсис родилась. Это было нечто. «Я рожаю, ребенок выходит, Курт блюет, теряет сознание, а я держу его за руку и растираю ему живот, а ребенок тем временем выходит», – рассказывала Кортни Майклу Азерраду.
Курт вскоре очнулся и прижал к себе новорожденную.
Фрэнсис вовсе не была каким-то необычным ребенком, хотя и получала огромные дозы внимания прессы. Репортеры таблоидов «Инквайрер» и «Глоуб» осаждали палату Кортни в Сидарз-Синай, другие репортеры рылись в ее мусоре и факсах. Согласно интервью, которое Кортни в 1994 году дала «Роллинг стоун» после смерти Курта, тот на следующий день вышел в город, купил героина и вернулся с револьвером 38-го калибра, который передал Кортни, державшей Фрэнсис Бин, в напоминание о принятом ими решение совместно покончить жизнь самоубийством, если что-то случится с их ребенком.
И вновь миф трудно отделить от реальности: может, это очередной пример склонности Кортни к приукрашиванию? Я спрашиваю лишь потому, что Кортни упомянула при мне идею «пакта о совместном самоубийстве» только в гнетущие месяцы после смерти Курта. Это выглядит раздуванием сенсации, но Кортни, возможно, просто перепутала факты – я допускаю, что она действительно имела некоторую тягу к самоубийству, но в лучшем случае в конце 1994 года.
– Не помню такого, – комментирует Эрик Эрландсон, который также присутствовал при родах. – Я просто с ног сбился, присматривая в больнице за ними обоими и присутствуя при настоящих родах. Не спал. Пытался удержать эти бедные души в больничных палатах, хотя бы пока ребенок не появится на свет.
– Никогда не слышала об истории с револьвером, – комментирует Розмари Кэрролл. – При всех тогдашних несчастьях и сумятицах главной их задачей было не выбраться из задницы самим, а вытащить оттуда Фрэнсис.
Конечно, такое могло быть – Курт любил наркотики и оружие. И его тогдашний страх отрицать тоже никто не будет.
«Настроения были самые суицидальные. Я решил: „Черт, я ухожу из группы, – рассказывал певец Майклу Азерраду в интервью для „Мьюзишн“. – Я хочу убить ее [Хиршберг]. Как только я выберусь из этой сраной больницы, я убью эту бабу голыми руками. Я забью ее до смерти. Сначала возьму ее собачонку и на глазах этой бабы выпущу у нее кишки, потом обмажу ее ими и забью до смерти“».
Рождение Фрэнсис Бин явно было окружено истерией: через два дня появился социальный работник, размахивая экземпляром «Вэнити фэйр», который вышел 11 августа. Там указывалось, что Кортни все время курит, что Курт и Кортни – это Сид и Нэнси девяностых, а Кортни – это вообще чума: «Она ужасна, но от нее нельзя отвести глаз». Помимо прочих преувеличений, Кортни заявила Хиршберг, что встретила Курта восемь лет тому назад в Портленде – явная ложь, ведь тогда Курту было лет шестнадцать[313].
Линн делала прозрачные намеки на то, что Кортни принимает наркотики, цитируя «близких друзей»: «Страшно подумать, что она принимала наркотики, когда уже знала, что беременна. Мы все беспокоимся о ребенке». Хуже того – Кортни сообщила Линн, что парочка была под кайфом, когда они появились в Нью-Йорке на «В субботу вечером»: «Мы приняли кучу наркотиков. Сначала таблетки, а потом мы поехали в Алфабет-сити и ширнулись. Потом пришел кайф, и мы поехали на шоу. После этого я пару месяцев принимала героин».