— Шибаги, внимание! — говорит один из них, — нам нужен ваш командир. Дикая кошка.
Все мои молчат. Со мной же произошло что-то странное — я так перепугалась, что даже боль отступила на время. Не знаю чего, наверное — новой боли. После такого кошмара человек начинает бояться всего, бояться автоматически. Все, что угодно, только бы они сейчас не взяли меня.
Но ведь мои шибаги меня не выдадут?
Я ведь была хорошим командиром?
— Назовите вашего командира. Тот, кто сделает это, будет переведен в отдельную каюту, и в дальнейшем мы гарантируем ему облегчение участи на суде.
Молчание. Так тихо, что слышно, как потрескивает вентиляция.
Другой голос.
— Шибаги, это бессмысленно. Мы будем тогда разговаривать с каждым в отдельности, и все равно выясним…
И понятно, как именно они будут разговаривать. След от электрохлыста до сих пор жжет висок.
Стиснув зубы, собравшись в тугой комок, я села. Подождала несколько секунд, пока боль чуть отступила.
— Я Дикая Кошка.
Надо отдать должное сконовцам — наручники они с меня сняли и дали это квиринское волшебное лекарство, от которого боль проходит бесследно.
Правда, сначала меня гнали через все «Отражение», стыковочный коридор, на один из патрульников. Без всякой жалости, и не реагируя на мои просьбы снять наручники — я унизилась даже до этого.
Но потом они нацепили мне прозрачное кольцо на руку, и через минуту вся боль прошла полностью. Женщина-ско наложила повязку мне на нос, потом что-то они делали с рукой, и тоже ее зафиксировали. Наручники мне надели все равно, но в камере их сняли.
Камера оказалась очень маленькой, когда у меня прошла эйфория от снятия боли, я стала опасаться клаустрофобии, какой-то мерзкий страх шевелился в душе, казалось, стены вот-вот сойдутся и раздавят меня.
Как мне выбраться отсюда? Как? Неужели я в окончательной ловушке? Куда они меня везут — вероятно, на свою базу… Если бы захватить патрульник. Лежа, я строила планы, как это сделать. Но ведь Лус наверняка не здесь. И все равно, как бы то ни было, лучше быть свободной и с оружием, чем вот так… Может, мне удастся найти и освободить Лус.
Я мысленно перебирала варианты. Камеру я исследовала тщательно, но здесь не было просто ничего — голые стены, ни единой лазейки. На серетанском полицейском катере камеры куда уютнее. Был здесь разве что унитаз в уголке и душ, который они даже два раза включали — обычно воды в камере не было. Два раза мне удалось помыться, что ж, и то неплохо.
Выходило, что единственная возможность захвата патрульника — если меня выведут отсюда. Может же такое быть? На допрос, к примеру… Я продумывала последовательность действий. Главное — не ошибиться. И еще немножко удачи. Адоне, ну пошли мне немножко удачи.
Но ско даже не собирались со мной общаться. Еду приносили трижды в день, подавая в дверную щель. Туда же я пропихивала пустую посуду. Как-то я пожаловалась на боль в сломанных костях, мне тут же принесли капсулу атена, их чудодейственного лекарства.
Мало-помалу начала действовать сенсорная депривация. Я пыталась разговаривать с ними через дверь — никакого ответа. Обещала дать важную информацию. Врала, что инфицирована гонийской зеленой чахоткой. Задавала вопросы. Лишь однажды ско снизошел до ответа.
— Нам не положено разговаривать с вами. Привезем на Квирин — там будут разговоры.
Я постепенно падала духом. Выхода нет… Нет выхода. Дать привезти себя на Квирин и там прихлопнуть как муху. Какая я все же идиотка… Чего мне не хватало в жизни? Когда я совершила ошибку? Наверное, когда оставила свою империю… Но тогда я не встретила бы Мику. Не было бы Лус. Не вопрос, я могла бы родить другого ребенка — но это был бы другой. Не Лус. Может быть, не стоило сейчас выходить в космос? Сидели бы тихо на Гоне. Так ведь нам не давали тихо сидеть-то. Аригайрт бы не позволил.
С одной стороны, хорошо, что умираю я все-таки не от рук Аригайрта. Квиринцы, конечно, сволочи, но не до такой же степени. Может, мне и достанется еще, неизвестно, что меня ждет, но почему-то я уверена — такой садистской фантазии, как у Аригайрта, у них нет. Хотя меня и покалечили, но ведь, надо признаться, ни одного удара без дела я не получила. Дисциплина у них на высоте.
С другой стороны, очень жаль, что мне все-таки не удалось Аригайрта получить в свои руки. Убить его самой. Только теперь я сознавала, насколько большое место в моей жизни занимала эта мечта — поймать Аригайрта. Поймать гада, и осуществить хотя бы часть того, что я проделывала с ним в мечтах. Даже понимание, что никакими мучениями он не искупит всего — даже оно мне не мешало.
И вот теперь получается, что Аригайрт жив, здоров, на свободе, дальше продолжает мучить людей, а я… а мне предстоит сдохнуть. Ну правда, тоже за дело, я понимаю. В конце концов, я давно уже шибаг, и я не дура, чтобы не понимать, сколько людей ненавидят меня и хотят моей смерти. И никакие мои закидоны вроде отказа от работорговли, не спасут. Мои шибаги все равно убивали людей. Ну и корабли, барахло всякое… А если вспомнить тех несчастных ско… Теперь почему-то они то и дело всплывали в моей памяти. Люцис Ривел, Мари Ривел, Андорин Лей.
Я просыпалась и ложилась спать с этими именами. А ведь я забыла их, совсем забыла. И вот теперь они всплыли из каких-то глубин, всплыли неумолимо, и жгли, словно огнем, жгли предчувствием скорой расплаты.
Что с того, что не я убила их? Я отвечаю за своих людей.
Нет, в общем, я не так уж раскаиваюсь. Делать мне было нечего, и я перебирала в памяти свою жизнь, эпизод за эпизодом. Мне ведь всего двадцать девять лет. Не так уж и много. Но кажется иногда — уже за семьдесят. Возраст — это то, что мы проживаем. Опыт. Количество переживаний. И еще, возможно — уровень их осмысления. Хотя с этим у меня туговато.
Я устала жить. Просто устала.
Я не была ангелом, это уж точно. Я была преступницей. Меня не готовили к такой жизни, и она мне мерзка и отвратительна. Я не хотела силой добиваться богатства и власти. Всего, что я хотела — служить. Служить хотя бы этой долбанной серетанской империи. И чтобы друзья рядом. Ну и может, любимый человек бы встретился. Но когда, на каком этапе мне нужно было остановиться? Ведь меня просто несло — не течением, а горным потоком, меня в водопады швыряло, и я только об одном заботилась — как бы вынырнуть на миг и глотнуть воздуха.
Может быть, надо было дать убить себя на Нейаме? Не рыпаться?
Вопрос риторический, конечно. Не дождетесь. Аригайрт уж точно не дождется.
Не создавать империю — а как тогда? Если быть шибагом, то не все ли равно, шляться в космосе просто так или построить прочный дом? А мне нужен был дом, ведь я не принадлежу к глостийской мафии, у меня нет ни единого союзника.
Не надо было доверять всякой швали? Но я уже практически исправилась — теперь мы набрали Рысей… только вот и они меня не спасли в этот раз.
В таких грустных размышлениях я проводила время до тех пор, пока мы не попали на Квирин.
Мое тело прочно приковано к креслу, и мне холодно. Мне постоянно, хронически холодно — еще бы, все, что есть на теле — наклеенные датчики, да еще лучи, испускаемые большим аппаратом сверху, блуждают по коже.
Еще мне хочется пить. Жутко. Кажется, что язык распух до невообразимых размеров, во рту — настоящий ад. В организм вода поступает постоянно. И питание тоже — через зена-тор, то есть что-то вроде капельницы. Прозрачное кольцо, надетое чуть выше локтя. Но хоть бы капельку воды на язык… Лимон. Надо представлять, что жуешь лимон. Нет, не выделяется слюна — так, какой-то слабый позыв.
Но мне хорошо, мне сейчас очень хорошо, потому что рядом нет этого змеиного отродья. Спать уже не хочется. Надо же, я была уверена, что не бывает ничего хуже физических пыток.
Может, и так. Но их можно выдерживать, по крайней мере, какое-то время. Я ведь выдержала несколько часов когда-то, слуги Аригайрта не сломали меня. А вот квиринский следователь… Нет, мне почти не причиняли боли. Даже наоборот, сразу пришел врач, под обезболиванием поправил мне сломанный нос, наложил повязки.
Только вот уже через пару часов разговоров с этим типом я полностью потеряла контроль над собой и всякую волю к сопротивлению.
Дверь раскрылась, я резко вздрогнула. Кажется, едет крыша. Я становлюсь психом.
Адоне, какое у него неприятное лицо. Маленькие светлые глаза словно буравчики. Под глазами кожа слегка обвисла, и эти отвратительные резкие складки между носом и углами губ…
Деметриос Керли сел рядом со мной, в подвижное черное удобное кресло. Включил лампу, и я зажмурилась.
— Глаза открыть, — резко сказал он. Мои ресницы заняли обычное положение — полузакрытое, чтобы хоть как-то защитить зрачки от яркого света. Из-под ресниц снова потекли слезы.
Я знаю, как они этого добиваются. От человеческого духа зависит многое — в депрессии человек плачет, перестает двигаться, есть, интересоваться окружающим миром. Но верно и обратно: если лишить человека возможности двигаться, впечатлений, ощущения вкуса еды и питья, да еще заставить лить слезы, пусть механически — человек и духом упадет.
Я это понимаю, но горе в том, что понимание мне не помогает нисколько. Я уже раздавлена. Я уже готова на все.
— Мы остановились на Глостии-4, — сказал Керли, — по твоим словам, тебе удалось бежать с плантации.
В первые дни я рассказала Керли все, что касалось моей пиратской деятельности. На Квирине о ней было уже известно. Как и мой обычный позывной «я, Дикая Кошка…» Прославилась все-таки Принцесса на всю Галактику. Судя по тону и выражению лица Керли, ужаснее меня существа нет во Вселенной. И все мои попытки сказать о себе хоть что-нибудь оправдывающее разбивались об эту ледяную стену ненависти и презрения.
— Каким образом? — холодно спросил Керли.
— Я не принимала наркотиков.
Лицо его вытянулось в ерническом удивлении.
— Вот как? Шибаг ведет здоровый образ жизни?
— Я тогда не была шибагом, — выдавила я. Понимаю, сложно, конечно, поверить, что я могла быть простой честной девушкой.