— Что, так страшно?
— Да не то слово! Даже описывать с души воротит! Теперь понятно, за что писатель Васю пришил. Если бы тот продолжал болтать, много чего всплыло бы.
— Это точно, — устало согласилась Кира, и Макс сразу заволновался.
— Плохо, да? Рана-то хоть навылет, Кира Ахматовна?
— Да навылет, навылет, — отмахнулась она, чувствуя уже ставшую привычной тошноту.
Интересно, если токсикоз ранний, то, может, и кончится быстрей?
— Вам на допрос все же лучше не ходить, — продолжал изливать на нее потоки эмпатии Краснов.
Кира одернула жакет и тряхнула головой:
— А вот это хрен вам! — И направилась в допросную.
Кружилин уже был там. Кира встала за стеклом и стала наблюдать. Допрос вел сам генерал.
Стариной тряхнуть решил или не хочет, чтобы всплыло лишнее?
Держался Олег Сергеевич превосходно. Упаковка от китайского чая лежала на столе, значит, главная улика уже пошла в дело. Однако Кружилин сидел, откинувшись на стуле и сложив руки на груди, — наручники, как видно, попросил снять, — а это явно говорило, что сломать его не удалось.
Глядя на известного писателя — человековеда и человеколюба, — она вдруг впервые подумала, что совершенно его не знает.
Это было странно.
Начиная дело, она всегда старалась не только понять, но и почувствовать того, за кем начинала охоту. И когда видела преступника сидящим перед ней в допросной, не удивлялась тому, что воспринимает его как знакомого, известного ей человека.
С Кружилиным было не так. Перешерстив вдоль и поперек его жизнь, в понимании его личности она, оказывается, не продвинулась ни на шаг.
Что скрывается за этим безмятежным лбом? В чем его правда?
Она так напряженно всматривалась, что опять почувствовала тошноту.
Чтобы вернуться в рабочее состояние, пришлось закрыть глаза и подышать открытым ртом.
Не время, Кира, не время.
Оглянувшись — ее состояния, кажется, никто не заметил, — она снова стала слушать.
Разумеется, Кружилин настаивал на том, что его подставили.
Ну как же! Конечно! У нас всегда всех подставляют! Потому в тюрьмах только невинные сидят!
Она послушала еще и решила, что генерал все же потерял хватку. Не с того начал.
Кружилина нужно ловить на сыне.
И только подумала, как тут же ощутила неуверенность.
А что, если дело не в сыне? Ведь Кружилин — все еще закрытая книга.
— Константина Сванидзе уже допрашивали? — поинтересовалась она у Макса, который все маячил за спиной.
— Не знаю. Уточнить?
Кира повернулась и посмотрела на капитана так, что тот испарился за секунду.
Она продолжала вникать в ход допроса и, гоня прочь сомнения, выстраивать иную логику.
В сыне или не в сыне, но зайти следует именно с этой стороны.
Надо только узнать, что сказал или не сказал Константин. Его показания, как бы скудны они ни были, следует сделать отправной точкой разговора.
Время шло, а Краснов все не возвращался. Кира уже решила, что генерал скоро отпустит задержанного и их встречу придется перенести, как вдруг Макс позвонил ей на сотовый.
— Ну? — досадливо спросила Кира.
— Товарищ майор, Константин Сванидзе покончил с собой.
— Что?!!
— Руки на себя в камере наложил. Свел, как говорится, счеты с жизнью.
— Краснов, не надо синонимов, твою мать! — взревела Кира. — Докладывай по существу!
Ей показалось, что ее крик услышали даже в допросной, потому что генерал оглянулся и нахмурился.
Кира пулей вылетела из кабинета и рванула по коридору.
В отделе все были в сборе и ждали. Не только влюбленный Соловьев, но и Малоземов смотрели на начальницу, как на вернувшегося с поля боя героя.
Она кинула взгляд на Малоземова и потребовала подробностей.
Сванидзе нашли бездыханным, лежащим ниц на полу карцера, куда он попал, устроив в камере пляски святого Витта и ударив надзирателя. Тело подняли и увидели, что вся грудь и живот до самого паха изрезаны так глубоко, что было странным, почему пол не залит кровью до самого порога. Когда ее смыли с испещренного пугающими татуировками тела, обнаружилось, что подследственный вырезал на себе нечто похожее на зигзаг молнии.
Узнав, что труп уже увезли, Кира отправилась к Нодарычу, но тот ее не пустил.
— Вот приведу в божеский вид, тогда посмотришь, — безапелляционно заявил он, оттесняя ее от двери.
Кира хотела возмутиться, но вдруг подумала, что совершенно не представляет, как теперь среагирует ее организм на вид обезображенного трупа.
Она вернулась в допросную и увидела, что Кружилина уже выводят, а у Михаила Константиновича недовольное лицо.
Она пошла к нему с новостями и двумя просьбами. Последняя заключалась в проведении допроса, а первая — чтобы до этого времени никто не сообщал Кружилину о смерти сына.
— Хочешь на эффекте сыграть? — догадался генерал.
— Хочу попробовать.
— Неужели вся эта катавасия с убийствами ради любви к внебрачному сыну, которого он не видел до двенадцати лет? — покрутил головой Михаил Константинович.
— А вы бы как поступили на его месте?
Генерал выпучил глаза.
— Ну не убивать же всех подряд! — помолчал и добавил: — Впрочем, не знаю. Мы вообще о себе ничего не знаем. Хорошо, завтра Кружилин весь твой.
Он пошел к выходу и вдруг вернулся.
— Кстати, твой отец жизнью рисковал. Его эта сумасшедшая мамаша чуть не зацепила.
— Он ходил на задержание Сванидзе? С ума сошел?
— Так кто же знал, что у нее пистолет? Сванидзе с Кружилиным пересеклись вскользь, но он успел отдать ей «макарова». Как думаешь, нарочно? Чтобы она палить начала и ее пристрелили?
— Уверена, что да. Теперь покушение на меня можно смело свалить на Александру.
— А вот тут ты не права. «Макаров» у нее был другой.
— В смысле?
— Тот, из которого в тебя стреляли, свеженький. Им только два раза и воспользовались. А у бабы взяли бывалый, к тому же хорошо пристрелянный.
— Тогда кто же? — недоуменно уставилась Кира.
— А ты с трех нот отгадай, — прищурился генерал.
— Шарафутдинов? — произнесла она больше наудачу, потому что поверить в такое было невозможно.
— Ну, твой начальник тут скорее в роли наводчика. Один близкий друг Кружилина постарался. Не сам, конечно, но решение принимал он. Очень уж Олег Сергеевич был ему дорог. Ни в чем отказать не мог.
— Так это…
— Не надо фамилий. И у стен, как говорится, есть слуховой аппарат. Но об этом молчок, поняла?
— Поняла. Слишком высоко?
— Точнее, слишком далеко. Спринтерам не добежать.
— Но вы же не спринтер, Михаил Константинович.
Генерал потрепал ее по плечу.
— Вот именно. Поэтому пока об этом забудь.
— А что теперь с Шарафутдиновым?
— Об этом тоже не думай, хотя… знаешь, тебе с ним повезло.
— Да ну? И в чем же?
— В том, что твой начальничек еще тем ссыкуном оказался. Ему было велено на тебя серьезно надавить, а в случае чего… Ну, ты понимаешь. А он зассал. Наверное, надеялся, что все как-нибудь само рассосется. Или понимал, что ты в Комитет не с улицы пришла. Но ты в головушку это не бери, а лучше давай заканчивай караван кровавых историй и собирайся обратно в Москву. Чую, здесь для тебя климат неподходящий.
И, не давая возразить, пошел к выходу.
Кира набрала отца и долго слушала гудки. Наконец он ответил.
— Слышала уже? — спросил Смородин вместо приветствия.
— Не заговаривайте мне зубы, товарищ пенсионер, — угрожающе процедила Кира. — Вы зачем под пули полезли? Хотите нас с мамой сиротами оставить?
— Тише ты, тише. Чего разбушевалась? Токсикоз мучает, что ли? — весело ответил отец, и Кира взвилась еще пуще.
— Ага! Так ты и внука своего хотел без деда оставить? Ну и кто ты после этого?
— Я самый счастливый будущий дед, — рассмеялся отец. — Маме и Гордее уже проболтался. Прости, не мог удержаться.
— И что они?
— Ликуют, что же еще! Ты когда думаешь в Москву?
Кира собралась ответить и вдруг почувствовала такую усталость, будто если сейчас же не присядет, упадет прямо в коридоре.
Она медленно пошла к выходу, ища глазами хоть завалящий диванчик, и приткнулась за фикусом на подоконнике.
— Пап, давай позже поговорим. У меня дела.
— Какие дела? Тебе срочно в госпиталь надо. Аслан сделал все, что мог, но условия-то полевые были.
— Он, кстати, кто?
— Врач. Дипломированный. Где работает, не спрашивай.
— А остальные?
— Это все твои родственники. Очень дальние, конечно. Но, как говорит Рахим…
— Кровь иногда перемешивается причудливо, — закончила Кира.
— А Андрей? Он где сейчас?
— Не знаю, пап. Мне нужно с ним поговорить, но…
— Ребята рассказали, что он тебя спас. Теперь я его должник.
«Я тоже», — хотела сказать Кира, и тут ее снова накрыла волна невесть откуда взявшейся щемящей жалости.
Слезы так и покатились по щекам. Она торопливо попрощалась с отцом, стараясь, чтобы он не услышал всхлипываний, и, спрятавшись поглубже за фикусом, дала волю чувствам, злясь на себя и стараясь рыдать тише.
Да это уже полный треш! Этак она полкомитета насмешит, не говоря уж о преступниках. Те вообще обхохочутся, увидев плачущего следователя. Может, и правда пора заканчивать. Перевернуть песочные часы. Бросить все и поехать с Борисоглебским на новое место службы. Стать дипломатической дамой. Или нет, не дипломатической. Посольской, вот как правильно.
Тут же услужливое воображение нарисовало картину: она под ручку с Борисоглебским принимает верительные грамоты в тронном зале. Это было так потешно, что Кира расхохоталась и испуганно выглянула из-за фикуса.
Ну все, хватит. Делу время — потехе час.
Она выбралась, оглядела себя и отправилась работать: готовиться к допросу Кружилина.
Посмотрим, станет ли смерть сына триггером.
Вообще-то она не думала, что скажет это сразу и в лоб. Собиралась выбрать подходящий момент. Но когда не через стекло, а прямо перед собой увидела это лицо — непроницаемое, герметично закрытое, — вдруг не сдержалась и вывалила новость.