я. Сезар хоть и тиран, но не деспот и не психопат. Да, он бывает жесток, но лишь тогда, когда не видит другого выхода. Даже после взятия Вальпо он перевешал не всех оставшихся в живых консулов Директории, а только половину. Прочие до сих пор томятся в застенках, пишут покаянные письма и периодически сообщают очередные номера счетов в ромейских и эверийских банках, «добровольно» жертвуя на восстановление экономики многострадальной отчизны.
Короче шаг, теперь торопиться некуда. Тем более что с каждым шагом становится всё темнее, и скоро тьма покроет неровности каменного пола… Было бы неудобно предстать перед жрецами в измятом платье и со ссадинами на коленях. Возможно, придётся пройти ещё не одну версту по подземному коридору… Древние святилища маси-урду строились веками — сотни ходов, ловушек, подземных залов… И почему, спрашивается, Муар так уверен, что идти надо именно прямо? Нет, не стоит предаваться излишней задумчивости. Когда имеешь дело с маси-урду, планы строить бессмысленно — чтобы понять людей Мудрого Енота, нужно быть одной из них. В конце концов, смысл самой миссии, которую предстоит выполнить, находится за пределами здравого смысла и обычной человеческой логики — «с помощью магов народа маси установить связь с нашим человеком на Сето-Мегеро, а возможно, взять под контроль его действия». «Наш человек на Сето-Мегеро» на самом деле таковым себя не считает, и так ли уж надо брать под контроль его действия — тоже не вполне ясно. Посланник Ордена Святого Причастия утверждает, что всё идёт даже лучше, чем необходимо, но именно это и беспокоит. Кто знает, что в действительности у него на уме… За последние четыреста лет Тайная Канцелярия провела совместно с Орденом более полусотни совместных операций, и взаимных претензий не возникало почти никогда, но даже если бы они возникли, как, спрашивается, предъявить претензии организации, о которой неизвестно практически ничего, и даже неизвестно, кто ей руководит — банкир или официант.
А может, и не стоило вообще делать из всей этой истории проблему вселенского масштаба? До сих пор на Соборной Гардарике явление духа Тлаа (или Длала, как его называют йоксы) отразилось лишь пропажей описанного недвижимого имущества гражданина Харитона Стругача, без вести пропавшего при невыясненных обстоятельствах, а теперь оказалось, что судьба страны, а может быть, и всего человечества, зависит от того, какой бред стукнет в башку отставному поручику, отягощённому психической травмой и глубоким разочарованием в великой отчизне. Сами же его туда переправили, доверившись мнению неведомого магистра непонятного ордена, деятельность которого, кстати, в большинстве стран мира вообще запрещена. И откуда у неё самой эта уверенность, что необходимо поступать именно так, а не иначе? Откуда? Но отступать поздно — слишком многое уже сделано. Если совершена ошибка, возможно, и прощения попросить будет некому и не у кого.
Свет, который остался позади, уже растаял, но зато впереди промелькнуло какое-то бледное свечение. Промелькнуло и исчезло. Стало прохладнее, и в воздухе появился привкус озона. Вот сейчас должно что-то произойти. По спине пробежал чей-то холодный взгляд. Но оглядываться нельзя… Чужак, вошедший в святилище, ничем не должен выказывать недоверия хозяевам, кем бы они ни были. Нужно делать вид, что будешь до гроба благодарна хозяевам этого подземелья, что её вообще сюда пустили. Ещё шаг, и под подошвой босоножки обнаружилась ступенька, затем — вторая. Невидимая каменная лестница вела вверх. Куда? Ворота, хранимые древними химерами, уходили в скальное обнажение, но никакого холма над ним не было, значит, и подъём не может быть долгим. Но ступень следовала за ступенью, а время, казалось, остановилось. Только взгляд, упёршийся в спину, оставался на месте.
— Остановись, — прозвучал над ухом чей-то старческий голос. Тот, кто бесшумно шёл сзади, говорил по-сиарски, но этот язык явно был для него не родным.
Дина послушно остановилась, и тут же исчез звук капающей воды.
— Чего ты хочешь, бледнолицая?
Как будто они не знают…
— Дух Тлаа пробудился. Я хочу вновь подарить ему сон. — Ответ был готов заранее и согласован с руководством сектора ИАЯПФ[2] родной Тайной Канцелярии, фольклорным отделом Коллегии Национальной Безопасности Республики Сиар и через Посланника с магистром Ордена Святого Причастия.
— Ты ничего не сможешь сделать, бледнолицая, — отозвался голос. — Ты сделала всё, что могла, и теперь остаётся только ждать. Вернее, тебе кажется, будто ты что-то сделала. На самом деле всё произошло именно так, как не могло не произойти.
— Откуда тебе знать, что я сделала?
— Мне не надо этого знать. Достаточно прислушаться к тому, как дрожит Нить Неизбежности, — голос то приближался, то удалялся, но не было ни звука шагов, ни колыхания воздуха. — Но если уж ты сюда пришла, то кое-что тебе следует узнать. Сделай ещё один шаг и постарайся смирить страх в своём сердце.
Какой страх? Всё, чего можно было бояться, уже давно позади… Теперь даже вероятная собственная смерть кажется делом вполне рутинным. Так что зря пытается её запугивать этот невидимый старикашка, у которого не хватает смелости даже для того, чтобы показаться ей на глаза.
— Какой страх? — она не успела договорить, как вместо очередной ступени нога нашла под собой лишь пустоту. Можно было удержать равновесие, но опора внизу исчезла совсем, и вырывающиеся из невидимой бездны воздушные потоки начали трепать её волосы и лёгкое платье. Обгоняя её, вниз падали крохотные голубые искры, открылись круглые глаза Мудрого Енота и повисли рядом, словно ёлочные украшения, а тьма, скопившаяся внизу, покрылась густой сетью зеленоватых молний.
— Сейчас Тлаа — всего лишь младенец, — шептал голос прямо над ухом, и то, что с ней продолжают разговаривать, могло означать только одно — она ещё жива. Что толку общаться с трупом или с обречённым на смерть. — Всего лишь младенец… Тлаа — зародыш вселенной, Тлаа — пустой сосуд, Тлаа — средоточение Силы, Тлаа — первая искра будущего пламени, Тлаа — начало вечности. Лишь тот, кто не имеет корней в нашем мире, должен заполнить собой Тлаа, стать его волей, его верой, его надеждой, его смыслом. Тот, о ком ты думаешь, в чей сон хочешь войти, именно таков. Он достаточно мудр, чтобы не хотеть мести, он достаточно слаб, чтобы верить в невозможное. — Дина даже не сразу заметила, что говорит вовсе не тот старческий голос, который проводил её до последней ступени, а другой — женский, молодой и усталый. — Но учти, бледнолицая, — если тот, в чей сон ты хочешь войти, станет владыкой Тлаа, то он может взять с собой всё, что ему дорого, и всех, кто ему дорог. Ты не боишься, что он и тебя утащит за собой туда, откуда нет возврата? Ему будет достаточно любой привязанности — даже ненависти, даже страха, даже равнодушия.
— Мне всё равно.
Падение внезапно остановилось, и Дина обнаружила, что стоит посреди ничего на блюдце света, висящем в пустоте.
— Здесь не то место, чтобы лгать или говорить полуправду, — заявил голос, в который вплелась поучительная нотка. — Тебе не всё равно, иначе тебя не было бы здесь.
— Я выполняю свой долг.
— Но ты сама решила, что твой долг именно в этом.
Если для Мудрого Енота нет секретов, то непонятно, зачем вообще нужен этот разговор?
— Ты права, не будем терять времени, — тут же отреагировал голос на её безмолвный вопрос, который был задан скорее самой себе, чем невидимой собеседнице. — Сон, в который тебе надо войти, скоро кончится.
Блюдце света растаяло под ногами, и падение возобновилось, только теперь оно казалось медленным и плавным, и в кромешной тьме невозможно было понять, действительно ли она падает, или неведомая сила, наоборот, тянет её вверх.
Итак, чувство долга… Ответственность перед родиной… Если не способен к творчеству, то жизнь без служения не имеет смысла. Но невидимая собеседница, эта старуха с молодым голосом, возможно, и не заметила, что её, полковника Кедрач, сюда завело, скорее, не чувство долга, а чувство вины. Нет, не она тогда отдавала приказ, который обрёк на неизбежную гибель полувзвод 6-й роты 12-й отдельной десантной бригады Спецкорпуса Тайной Канцелярии, и не в её силах было его отменить. Но когда на борт подводного крейсера «Посадник Никола Хорь» загружали эверийский десантный бот, а девятнадцать единиц живой силы построились на бетонном пирсе, у неё промелькнула мысль, а стоит ли обрекать на верную гибель этих парней ради каких-то стратегических интересов… Онисим тогда выкарабкался — каким-то чудом, каким-то невозможным стечением обстоятельств. Может быть, он уцепился тогда за ту самую Нить Неизбежности, к дрожанию которой могут прислушиваться жрецы Мудрого Енота, и эта же Нить привела его на этот остров, где проросло зерно новой вселенной? Но почему тогда чувство вины смешалось с чувством долга, если всё, что случилось, не могло не случиться… Почему?
Она тряхнула головой, и навязчивые мысли осыпались ореховой шелухой, мгновенно растворившись в окружающей тьме. Для сомнений не было ни сил, ни времени — сейчас, если верить невидимой жрице, она войдёт в сон поручика Соболя, или того, кто когда-то был поручиком Соболем. А смысл в этом есть лишь в том случае, если она будет уверена в правоте своего дела и чистоте собственных помыслов. Трудно, но надо… Всё остальное не имеет значения.
Посреди болота росла скрюченная сосна, и густой туман поднимался чуть выше колен. Где-то в стороне трещали короткие пулемётные очереди, и здоровенная ушастая жаба дремала на высокой кочке, не обращая внимания ни на сосну, ни на стрельбу, ни на бледный, едва различимый силуэт женщины в лёгком белом платье. Она шла по поверхности тумана, с опаской и удивлением озираясь по сторонам. Онисима нигде не было, и этому не стоило удивляться — не станет же он самого себя смотреть во сне.
— Азимут 106? — его голос раздался откуда-то сверху, и по туманному ковру пробежала мелкая рябь.
— Поручик!