Дневник профессора Криса Боолди, запись от 22 ноября 2962 г. от основания Ромы.
Глава 8
10 октября, 4 ч. 30 мин., о. Сето-Мегеро.
Они отправились к хижине Марии незадолго до заката, и им не надо было друг друга торопить — Лида шла не оглядываясь, временами её спина, перечёркнутая полоской купальника, исчезала из виду, растворялась в бликах лунного света, и Онисиму приходилось прибавлять шагу. Когда они дошли до последнего поворота и до цели оставалось не более четверти часа пути, оказалось, что ночь ещё не кончилась, а беспокоить старушку раньше, чем наступит утро, не стоило, как бы они ни спешили разузнать дорогу в Пекло. Лида заявила, что спать не собирается, но когда она присела на траву возле поваленного дерева, её сморило через несколько минут, а вскоре задремал и Онисим.
Ему приснился зеленоглазый ангел, тот самый, который однажды указал ему путь до того места, где он однажды повстречался с канцелярской крысой — на пороге бездны, в которую невозможно было упасть. Ангел почему-то был молодой женщиной в клетчатой рубахе с засученными рукавами — её он тоже помнил…
— Твой язык приведёт тебя прямо к цели, только ты, главное, не умолкай. — Она улыбнулась и исчезла, а вслед за этим начало медленно таять облако, на котором она сидела.
Что бы там ни говорили непрошеные доброжелатели, а язык лучше держать на привязи, пока неясно, где ты находишься и что происходит вокруг. Ангелы, даже если они в женском обличье, зря ничего говорить не будут, и стоящие советы задарма никто не раздаёт — даже они.
— Есть мнение, что он закодирован на выполнение некоего задания Тайной Канцелярии, связанного с возможным использованием паранормального явления на острове Сето-Мегеро в своих ведомственных интересах, — донёсся откуда-то из-за спины тот же ангельский голос, но тон был совершенно другим — холодный, деловой. — Вероятно, это также связано с заметанием следов несанкционированных тайных операций Тайной Канцелярии за рубежом.
Онисим оглянулся и обнаружил, что тот же зеленоглазый ангел, но в синей парадной униформе Внутренней Стражи сопровождает какого-то упитанного чиновника с орденом в петлице по длинному бетонному коридору.
— Ты покажешь мне путь? — запоздало спросил он, но странная парочка прошла мимо, даже не взглянув в его сторону, а коридор растаял, как то облако. Он только успел заметить, что женщина ещё жива, а чиновник уже наверняка мёртв. Почему мёртв? Ведь это только сон, обыкновенный сон, а верить в сновидения могут только блаженные, которым всё равно.
— Видал? — Знакомый голос отвлёк его от бесполезных мыслей. Брат Ипат явил себя, как всегда, в самый неожиданный момент.
— Ты мне снишься или как? — поинтересовался Онисим, глядя прямо в лицо бывшему монаху.
— Все мы друг другу немножко снимся, — уклончиво ответил Ипат и поймал за хвост пролетавшую мимо комету. — Ты, главное, одно пойми: в мире нет ничего нереального, и даже сон — лишь одно из отражений бытия, которое само по себе бытие и…
— Хватит философствовать, — прервал его Онисим. — Ты узнал?
— Что узнал?
— Ты нашёл их?
Казалось, Ипат даже слегка опешил от такого вопроса, хотя чего бы ему ещё ожидать…
— А как ты думаешь, брат Онисим, в мире кого больше — живых или мёртвых?
— Не знаю — не считал.
— И дело даже не в том, чтобы найти, — это можно сделать. Все прочие дела забросить, и, глядишь, лет через сто, если повезёт… За ними даже Шестеро Равных не всегда уследить могут, а они там — хозяева, полноправные, можно сказать, владыки, суверенная сволочь…
— Значит, бесполезно? — Онисим почти физически ощутил, как слабеет в нём воля к жизни и жажда действия. Отчаяние, которое приходит во сне, призрачно и неуловимо, и чтобы избавиться от него, следует проснуться. — Значит, зря всё…
— Ну нет. Не всё! Что не может Орден, то сделаешь ты сам.
— Какой Орден? — Онисим уже давно сообразил, что брат Ипат — не сам по себе маг и волшебник, и уже вполне смирился с тем, что всё, что делает для него бывший монах, — не по дружбе или из интереса, что за этим стоят чьи-то цели, чьи-то замыслы. Но теперь, когда смерть их разделила, это уже не имело значения.
— Орден Святого Причастия. Но я не буду вдаваться в подробности — ты пойми главное: найти их сможешь только ты. В Пекле нет ничего постоянного, и здесь невозможно дважды пройти одним и тем же путём, а если что-то здесь и создаётся, то лишь ради того, чтобы быть разрушенным. Когда-то давно рыцари Третьего Омовения пытались создать карту Шести Пространств Пекла, но всё, что они на неё наносили, тут же поглощалось пламенем, а потом возникало вновь, но в ином обличье и в другом месте. Представляешь, брат Онисим, — на месте кипящего болота вырастает труба крематория! Я пытался говорить с одним из владык Пекла, но Самаэль не выпустит твоих парней, какую бы выгоду ему ни предлагать. Мне следовало бы знать: добровольно расстаться с тем, что у него в руках или на крючке, — это выше его сил. Мне следовало знать. Но ты можешь их найти, если пробьёшься туда. Ты уже давно ищешь дорогу, и в твоих снах, в твоих видениях, в твоей боли она не раз открывалась тебе. Ты видел их лица, слышал их стоны, ты узнаешь их по шагам, ты почувствуешь, когда они будут близко. Ты найдёшь их, а мы поможем тебе прорваться оттуда — вместе с ними.
— Вы — это кто?
— Какая тебе разница?!
— Никакой.
— Вот и я про то же. А теперь просыпайся и подружку свою буди.
— Кого?
— Ты сам знаешь кого. Некогда пререкаться. Ты слышишь?
Грохот далёкого разрыва явно не был продолжением сна, он вторгся в расплывающееся видение извне. Земля мелко подрагивала, и каждое её шевеление сопровождалось отдалённым громовым раскатом.
— Что это?! Что? — Лида одной рукой пыталась его растолкать, а другой указывала на кусочек океана, который виднелся между двумя холмами. Возле горизонта, рассыпая искры, разгорался пучок пламени. Там мог гореть только один из эверийских кораблей — больше нечему. Но мерный гул раздавался совсем с другой стороны, и когда Онисим глянул туда, оказалось, что с одной из вершин Скво-Куксо срываются снежные ошмётки, а из открывшегося жерла поднимается столб дыма, подсвеченный снизу отблесками алого огня.
— Это землетрясение, извержение вулкана, сход снежных лавин и ещё, может быть, кораблекрушение, — спокойно перечислил Онисим все обнаруженные им явления. — Часто тут такое бывает?
Лида, судя по всему, не уловила иронии в его голосе и затравленно озиралась по сторонам, ожидая чего-то похуже стихийных бедствий и техногенных катастроф.
— Мария! Марии плохо! Бредит! — она выпалила это на одном дыхании и бросилась к хижине со всех ног.
На повороте она споткнулась о мертвецки пьяного Рано Портека, как всегда, лежавшего поперёк тропы, а Онисим чуть не наступил на бутылку из-под арманьяка. Но это оказалось не единственным препятствием, возникшем на оставшемся отрезке пути. Лида благополучно миновала двор и скрылась в дверях хижины, а ему наперерез, вытянув шею и расправив крылья, бросился сторожевой петух. Сворачивать шею хозяйской птице, всего лишь выполняющей свой долг, было бы неправильно и некрасиво. Онисиму пришлось высоко подпрыгнуть, изобразить что-то похожее на сальто и приземлиться на кувырок, целясь непосредственно в дверной проём, а потом ухитриться захлопнуть за собой входную дверь прямо перед устремлённым на него недвусмысленным клювом. Снаружи раздался разъярённый клёкот, а внутри всё ещё было темно. Темно и тихо… До тех пор, пока Лида не свалила что-то в темноте — судя по звуку, медный таз, стоявший на табуретке. В ответ из темноты раздался слабый стон, и девчонка наконец-то догадалась чиркнуть зажигалкой. Свет оказался неожиданно ярким, как будто одновременно вспыхнули сотни софитов, и разглядеть что-либо в этом ослепляющем сиянии было не легче, чем в кромешной тьме. Онисим, закрыв глаза, двинулся вперёд на ощупь, прислушиваясь к непрекращающимся стонам. Через пару секунд, когда море света, заполнившее хижину, растеклось по щелям, оказалось, что и Лида, и старушка вместе со своей лежанкой куда-то исчезли, а по полу стелется всё тот же знакомый искрящийся голубой туман. Тлаа пришёл. Чаша вышла из берегов. Неприкаянный дух вырвался на волю. На волю…
Марии нет. Лиды тоже нет. Только Рано валяется в двух сотнях аршин отсюда, но он не в счёт… Он уже нашёл себя.
— Ты, конечно, можешь попробовать, но будут проблемы с возвращением, если не успеешь… — Оказалось, что брат Ипат никуда не уходил и всё время незримо находился где-то рядом. — Если они вернутся раньше тебя, то могут просто не впустить тебя обратно.
— А я, может, и не захочу возвращаться, — отозвался Онисим и погрузился в туман сначала по пояс, а потом нырнул в него с головой. На самом деле Тлаа продолжал стелиться по полу, но сам земляной пол хижины перестал быть надёжной опорой. Теперь его не было вообще. Под ногами хлюпало всё то же болото, булькающее, смрадное, готовое каждое мгновение разверзнуться бездонной топью. Он оглянулся назад и обнаружил, что Ипат следует за ним по колено в зловонной жиже.
— Стой! — кричал он, размахивая мечом. — Стой, а то ещё раз тебе накостыляю. Мало не покажется!
— А теперь-то чего тебе надо? — поинтересовался Онисим, и не думая останавливаться. — Если хочешь мне помешать, то лучше уйди. Уйди от греха подальше!
— Ты что, думаешь, если я с тобой связался по заданию Ордена, значит, я тебе не друг, не товарищ, не брат? Так ты думаешь?
— Я вообще не думаю. Некогда мне думать.
— Оно и видно. — Ипат схватил его за рукав и рванул к себе. — А думать надо! Нельзя тебе не думать. Ну, найдёшь ты их, а дальше-то что?
— Дальше мы будем вместе.
— Гонять бесов всю оставшуюся вечность? Каждый день видеть, как их разносит в клочья? Да вся твоя жизнь превратится в сплошную смерть. Ты пойми, чудак-человек: чтобы куда-то прорываться, надо чтобы было куда. А здесь повсюду одно и то же — смерть, кровь, муки, разрушение и всё такое. Вернись, пока не поздно. Не о себе подумай — о них, бестолочь ты настырная! Ну?!