кого… Прощай навсегда, черное личико абиссинки… Встряхнуть всю Вселенную, чтобы запечатлеть на ее лике свою судьбу – судьбу Человека, зашедшего за край тьмы и поднявшегося до облаков… Непобедимое войско должно было продолжать идти до вечерних стран, до последнего моря… Пусть все человечество станет безмолвным свидетелем чудес, на которые способна осознанная воля… Внук Потрясателя Вселенной в зареве пожаров… Субкультурные трущобы и гитарные герои… Я хочу, чтобы весь мир узнал о том, что никому в этой жизни не суждено носить на себе колодку рабства… Ты завариваешь чай в офисе боссам, считающим тебя глупой, но на деле ты работаешь под прикрытием, запертая в их коробках, в тебе есть потенциал неподчинения… И дух наш, слава богам, тоже тверже их духа…
Они высаживаются у придорожной закусочной. Свинтус, оказывается, богат злотыми и готов раскошелиться. Он опять охвачен странным возбуждением, глаза блестят, без устали делится ворохом новых идей, время от времени поскрипывая челюстями. Они набирают на его злотые румяных колбасок и разливного пива «Живец».
– А вот позвольте спросить, молодые люди, куда путь держите? – обращается к ним по-русски круглолицый католический священник, коротающий время с кружкой «Живца» за соседним столиком.
– Во Францию, отче, да вы присаживайтесь к нам, присоединяйтесь, – Свинтус щедр и словоохотлив. Он опять подзывает официанта. – Бутылочку «Выборовой» нам, пожалуйста, будьте любезны.
Тот поначалу прикидывается, что не понимает, но священник переводит для нас. Димка встает и демонстративно уходит, чтобы не сидеть в одной компании с врагом абортов.
– Насчет водяры – это правильно. Завинегретить надо, – поддерживает Ленька.
– И как находите новую Польшу? – не унимается поп.
– Да нормально, святой отец, – поддерживает разговор Альберт. – А вам как, нравится, поди? Скоро в Евросоюзе будете как-никак, в Шенгенской зоне.
– Нет, не нравится. Совсем не нравится. Это то, что Хитлер хотел с нами сделать, муви, да не сделал, а теперь, муви, за него другие это делают.
Отец Богомил, францисканский викарий местного прихода, между делом рассказывает удивительную историю своей семьи – на протяжении всей войны его родители прятали от немцев у себя дома еврейскую девочку, которую с тех пор он так и называет своей сестрой. Он каждое лето ездит в отпуск к ней в Хайфу, они много общаются и заботятся друг о друге.
– Камрады, предлагаю тост – Хитлер капут! – предлагает Айвар. – Мой дед в те годы до Бреслау дошел.
– Мой до Кенигсберга, – говорит Альберт.
– Мой до Берлина, – радостно сообщает Ленька. – На Берлин, камрады! Хитлер капут!
Они чокаются с отцом Богомилом и пьют до дна.
После почти всенощного стояния с тщательной проверкой документов и доскональным досмотром багажа (некоторые везут с собой кипы печатной продукции левого толка) они переваливают через границу Европейского союза уже на рассвете. Уставшие путники проявляют энтузиазм и повышенный интерес к происходящему вокруг.
Уже в следующем году государственной границы здесь не будет… Странное дело, где-то они появляются, где-то исчезают… И, появляясь, исчезают вновь… Германия воссоединилась и вошла в состав нового наднационального образования, которое уже в следующем году поглотит и Польшу… Германизация Восточной Европы… Чудо западного рационализма в градостроительной мысли… Полное подчинение… Идеальный демографический план… А у нас, наоборот, появляются все новые преграды, проволочки и препоны там, где раньше, при тоталитарном режиме, была сплошная свобода перемещения… Величайшая геополитическая трагедия… И в нашей жизни… Те же перроны, те же пути… Перемены, которых мы не ждали и которых мы не хотели… Зееловские высоты… Здесь еще не снесли памятник советским воинам… Не забудем ваш подвиг… Одноклассники в красных галстуках… Сколько их сюда переехало за эти годы… Право крови против права почвы… Знайте, дети, что тогда человек больше любил Родину, чем собственную жизнь… Пожертвовать собой ради вас и вашего будущего не казалось чем-то особенным… Двадцать лет прошло… И, появляясь, исчезают вновь… Память людская… Если ты работаешь на кухне, ты можешь начать раздавать еду нуждающимся…
Под Берлином запланирована остановка на двадцать часов. Альберт выпрыгивает в Потсдаме и бредет через Бабельсберг, разгребая ногами желтые, красные и оранжевые листья, которыми к вечеру засыпаны все бульвары, время от времени сверяясь с распечатанной схемой. Все расписано достаточно точно и подробно, и он без особых усилий находит нужный адрес. Это небольшой двухэтажный дом в спокойном квартале в центре города на тихой улочке. Альберт подходит к большой, во всю стену, витрине. Там в глубине офисного помещения, словно в аквариуме, сидит за компьютером Курт с прилипшей к нижней губе самокруткой с дешевым табаком. Альберт стучит по стеклу, Курт медленно поднимает голову, недоуменно рассматривает его, потом расплывается в улыбке и машет рукой, приглашая заходить.
– Ты знаешь, Альберт, это было самое удивительное совпадение в моей жизни.
– А как получилось-то?
– Я просто набрал твое имя в «Yahoo!», чтобы узнать, нет ли о тебе каких-то новостей в сети. Вышли определенные ссылки, говорящие о твоей деятельности в последние годы, а также номер «аськи». Я отправил по «аське» сообщение, думаю, у вас была уже ночь.
– Да, я получил его и ответил на следующее утро, прямо перед моим отъездом.
– Обалдеть. И ты успел скачать координаты с моего сайта по ссылке.
– Точно. Ну, рассказывай.
– Давай где-нибудь в другом месте, не в офисе, ладно?
– Хорошо.
– Ты голодный?
– Ну, в принципе…
– Пойдем, я угощаю.
В пивном саду он заказывает по совету Курта свиное колено «айсбайн», сам Курт берет рагу из оленины и кувшин разливного «Бекса». Курт салютует своей кружкой трем здоровым мужикам за соседним столиком, одетым в черные кожаные шорты на помочах и тирольские шляпы с перышками. Те чинно раскланиваются с ним, приподнимая шляпы.
– Кто это?
– Партия шпинатников, местные «зеленые» активисты…
– Знаю, знаю. Они нас ненавидят, наверное, за то, что мы так лихо мясо поедаем у них на глазах?
– Нет, что ты, они у нас спокойные, на людей не кидаются, может, лет десять-пятнадцать назад была пара случаев здесь в Бранденбурге, и все. У нас же демократия, они просто пытаются доказать всем легальными средствами, через печать и избирательные кампании, преимущества шпината в качестве основной еды для нации и вида.
– Получается?
– Когда как. Недавно приезжала делегация поклонников капусты из Польши, так они пытались переубедить наших веганов, доказывая им, что лучшая еда – это капустняк. Встретились они в близлежащем лесу, и в итоге все передрались.
– И кто победил?
– А черт его знает, но наши с тех пор еще более смирные стали.
– Ну и хрен с ними. Расскажи лучше, как живешь. Он какое-то время молчит, собираясь с мыслями, потом, махнув рукой, начинает рассказывать:
– Гретхен ушла от меня к женатому мужчине. Понимаешь, мы с ней объездили пол-Европы, вслед за гастрольным обозом Sisters of Mercy, делили все – деньги, впечатления, мысли, ночлег, и я не прикасался к ней, потому что она говорила, что боится этого. Она ведь была девственницей. Я и пальцем не трогал ее, уважая ее выбор. Ее родители были против нашей дружбы, она из очень обеспеченной семьи, но она сбежала из дома со мной, как раз когда мы с тобой познакомились в Англии. А потом она ушла от меня к женатому мужчине с детьми. Она стала его любовницей, и их связь продолжается до сих пор, – он закуривает и отворачивается, но Альберт успевает заметить, как блестят его глаза. Затянувшись и поборов себя, он поворачивается и широко улыбается. – Рад тебя видеть здесь, друг мой. И горд возможностью показать тебе родной Потсдам. Но теперь твоя очередь рассказывать.
Вкратце, насколько это вообще возможно, Альберт набрасывает резюме своих похождений за последние десять лет, чисто схематично – где жил, чем занимался, через что прошел, и к чему это в итоге привело его пока, на данный момент. Курт заметно тронут.
– С одной стороны, я немного завидую тебе, знаешь, столько разных стран ты повидал и столько состояний испытал. С другой – я, конечно же, никогда бы не стал переступать определенную черту, сам понимаешь, о чем я.
– И правильно. В этой жизни есть вещи, которые точно делать не стоит никому и ни при каких обстоятельствах, и то, о чем мы говорим, занимает в этом списке одно из первых мест. Уж я-то знаю кое-что об этом. Теперь.
Берлин – как Минск и Варшава – кажется совсем молодым из-за полного отсутствия старинной архитектуры… Еще один освобожденный город… Интересно, здесь оставался хотя бы десяток уцелевших зданий к концу войны?.. Егоров и Кантария знают кое-что об этом… Все случилось из-за того, что целый народ всерьез поверил, вопреки исторической очевидности, что является самым прогрессивным, высокоцивилизованным и сильным на Земле, а следовательно, и непобедимым… Только унизительное военное поражение смогло разубедить его, а все эти националистические амбиции и бред о превосходстве лишь превратили в итоге этот в целом неплохой, трудолюбивый и сентиментальный народ в объект насмешек и карикатур для всего мира на десятилетия вперед… Уже после Сталинграда, после Курской дуги… Точно так же с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных… Наше тело более способно переносить стужу, зной и труды, чем их тело… Егоров и Кантария знают кое-что об этом… И дух наш, слава богам, тоже тверже их духа, и если только боги, как и в прежнее время, даруют нам победу, то в удел им достанутся раны и смерть… Зловонные скелеты в полуистлевшем обмундировании… Рейхстаг под флагом ФРГ… Где-то границы появляются, где-то исчезают… Германия воссоединилась, мы распались… Величайшая геополитическая трагедия… Чудо западного рационализма… Полное подчинение… Идеальный демографический план… Представь себе, что было бы, если бы они еще и войну выиграли… В следующем году очередь Польши… Новые дороги, новые пути… Перемены, которых мы не ждали и которых мы не хотели… И, появляясь, исчезают вновь…