ия этих забастовок на общество. Сансье был зачищен полицией в начале июля.
– Жюль, ты говорил, что фланеры были так одержимы идеей прямой демократии рабочих советов из-за влияния «Цивилизованного социализма». Что это была за организация?
– Гийом Аннюйе вступил в нее в шестидесятом году. Его привел туда Пьер Труайен, после того как их познакомил один из общих товарищей, военнослужащий, позже откомандированный в Гвинею. «Цивилизованный социализм» был образован после Второй мировой войны в результате откола одной из французских групп от IV Интернационала. Дело в том, что основатели этой группы были в свое время чрезвычайно сильно впечатлены книгой итальянского троцкиста Бруно Рицци «Бюрократический коллективизм». Эта книга повлияла на многих последователей и выходцев из троцкизма, включая американских неоконсерваторов. В ней автор выдвинул теорию о том, что изменения в динамике концентрации мирового капитала, о которых начал говорить в шестнадцатом году Ленин[12], привели к решительному усилению роли чиновников и администраторов, которые в итоге стали превалировать над собственниками и капиталистами в качестве основных фигур процесса управления нормами прибыли. Рицци утверждал, что партийная бюрократия в Советском Союзе превратилась, по существу, в новый класс, эксплуатирующий пролетарские массы. На Западе ту же роль стала играть растущая прослойка менеджмента, эта хорда корпоративного мира. Троцкий подверг теорию Рицци резкой критике, так как считал невозможным ставить знак равенства между режимом КПСС, фашизмом и «новой сделкой» Рузвельта. Он продолжал придерживаться своей теории об СССР как о «деформированном рабочем государстве», которое необходимо защищать всеми средствами. Но после его смерти в Мехико, во многом под влиянием идей Рицци, в троцкистском движении наметился разлад. В Нью-Йорке члены американской секции IV Интернационала, продолжая развивать идеи Рицци, в итоге заложили основы идеологии неоконсерватизма. Парадоксальным образом их ученики в наше время добились фактической однополярной власти над миром. Они стали на деле физическим проявлением идеи расширенного представительства корпоративного мира в аппарате государственной власти с неограниченным влиянием. В целом, в послевоенный период в толпе приверженцев демократии как справа, так и слева главенствующей тенденцией был антисоветизм, основы которого, быть может не желая того, заложил сам Троцкий. Клод Баттанлей и его сподвижники, основавшие в августе сорок шестого года «Цивилизованный социализм», превратили книгу Бруно Рицци в свой идейный манифест, впрочем тщательно избегая каких-либо упоминаний его имени. При этом они умудрились еще более усилить антисоветскую риторику, что и стало причиной их разрыва с ортодоксальными троцкистами. Они считали Советский Союз основным центром «бюрократизации мира», средоточием нового мирового зла, так сказать. По их мнению, следующая пролетарская революция должна была быть направлена исключительно на свержение власти бюрократов и совершенствование западной демократии. Для этого была необходима автономия рабочего класса как антитеза любой бюрократизации. Амадео Бордига в своих публикациях того периода поправлял Баттанлея: не государство вдруг начало подчинять себе капитал на текущем этапе, а мировой капитал всегда подчиняет себе любое государство (в т. ч. советское), превращает его в свой обслуживающий аппарат, так было всегда, со времен Маркса, ничего нового в этом нет. На такие поправки и уточнения Баттанлей отвечал ему неприкрытой неприязнью. С самого начала члены ЦС объявили себя авангардом будущей социалистической революции, что не могло не привлечь начинающего кинорежиссера Аннюйе, стремившегося быть впереди всех не только в искусстве, но и в политике. В первом же номере своего журнала члены ЦС заявили, что все течения крайне левого фланга от IV Интернационала до анархистских федераций безнадежно устарели, так же, как и ультралевые группы итальянских «бордигистов», немецких «спартакистов» и голландских «коммунистов рабочих советов». Все эти движения Баттанлей объявил «историческими воспоминаниями, обреченными на вымирание». Взамен он все обещал сказать некое новое слово, которое раскроет массам глаза и станет залогом успеха будущей революции. В чем заключалось это новое слово, впрочем, из публикаций ЦС не вычитывалось ни тогда, ни сейчас. Зато в них отлично отражены метания записного интеллектуала того времени, вообразившего себя спасителем несчастных рабочих. Разорвав с троцкизмом ради антисоветской пропаганды в среде французского рабочего класса и формирования новой авангардной партии, участники ЦС уверяли, что их будущая партия ни в чем не будет походить на КПСС. И если в Советском Союзе бюрократы эксплуатируют труд населения, то ЦС после захвата власти обеспечит «управление производством самими рабочими». Через пять лет после начала выхода их журнала в редакцию пришло письмо от Антона Паннекука[13] из Нидерландов. Он прислал им свою книгу «Рабочие советы» и написал, что если они внимательно прочитают ее, то убедятся, что они независимо пришли к его идеям о рабочем самоуправлении, которые он отстаивал с начала XX века. Единственным существенным различием в их взглядах была оценка роли партии и рабочих советов. Если члены ЦС предполагали, что после революции предприятиями должны управлять их трудовые коллективы, то Паннекук считал, что эти самые коллективы, под названием «фабричных советов», и должны стать высшими органами диктатуры пролетариата в революционной стране. Он считал, что для захвата власти и управления пролетарской революцией не нужна никакая авангардная партия, что достаточно будет самих рабочих советов промышленных предприятий. Он приписывал взгляды ЦС на партию их троцкистским корням и сообщал, что с самого начала критиковал как Ленина, так и его несостоявшегося преемника Троцкого, соблазнявших рабочий класс своими большевистскими методами. Главной задачей будущей революции он считал захват власти в развитых странах западного мира автономными рабочими советами, что позволило бы человечеству осуществить переход от капитализма к реальному коммунизму, в буквальном смысле слова.
Баттанлей, как будущий вождь мирового пролетариата, отвечал старику вежливо, но слегка заносчиво.
Он был согласен предоставить рабочим советам после революции расширенные полномочия и более важную роль в управлении обществом, не ограниченную одними вопросами их собственных предприятий. Но он терпеливо и лишь с едва заметной иронией объяснял старому мэтру, что собрания таких советов отнюдь не будут дисциплинированными, идеально организованными, а главное, мирными посиделками, на которых будут разумно решаться все текущие вопросы общественного порядка. Трезво оценивая ситуацию, Баттанлей уже сейчас мог предсказать, что абсолютное большинство в рабочих советах будет принадлежать сторонникам советской бюрократии. Об этом весьма красноречиво говорил опыт гражданской войны в Испании, Сопротивления немецкой оккупации во Франции и даже нынешних профсоюзных собраний. Любому члену ЦС придется буквально биться за право на выступление. Поскольку собрания рабочих советов будут весьма непохожи на совещания мудрецов, нужна авангардная партия, представляющая программу прозревшего антисоветского меньшинства. Если понадобится, члены этой партии должны быть готовы применять физическую силу против просоветского большинства из ФКП. Так будет выглядеть продолжение классовой борьбы внутри самих советов после революции. Например, если большинство рабочих предприятия, под влиянием ФКП или профсоюзов, будет выступать против забастовки, требующейся в интересах социалистической революции, то авангардная партия должна будет изыскивать убедительные средства для того, чтобы такая забастовка состоялась. Например, горстка борцов может запереть фабричные ворота и никого к ним не подпускать. Главным врагом представляющего интересы международного пролетариата «Цивилизованного социализма» давно стала советская бюрократия, а не западные капиталисты, Паннекук этого не понимал, считая ее второстепенной. Без идейного руководства ЦС, без личного примера Баттанлея, который будет скромно, но достойно отказываться от почестей и государственных постов, сами рабочие советы после революции неминуемо выродятся в бюрократические органы, выполняющие волю СССР. Он был уверен, что пятнадцать хорошо подготовленных членов ЦС смогут повести за собой пять тысяч работников предприятия, если одолеют влияние профсоюзных бюрократов из ФКП, избранных пассивным большинством.
Его взгляды радикально изменились после антисоветского восстания в Венгрии. Ведь, казалось, там сбылись все его самые заветные мечты! Народ поднялся с оружием в руках против просоветской бюрократии в самом сердце Восточного блока, в одной из его самых промышленно развитых стран. По утрам, завтракая в кафе «Тамбур», он с возмущением комкал и отшвыривал «Юманите» и «Либерасьон», которые писали о «контрреволюционном мятеже, поднятом фашистскими бандами, сторонниками Хорти», но жадно вчитывался в полосы либеральных и правых газет, «Ле Монд» и «Фигаро», из которых доносился демократический голос правды. В частности, в «Ле Монд» уже в первые дни восстания приводился текст программы венгерских профсоюзов, повергший Баттанлея в счастливое изумление: в нем значились требования о формировании советов для организации рабочего контроля в каждом цехе. Профсоюзы предлагали передать полномочия руководства на всех предприятиях рабочим, внедрить полное самоуправление, чтобы решительно порвать с плановой экономикой и государственным вмешательством. При этом в Венгрии никто не слышал об авангардной пролетарской партии будущего, и все эти эпохальные события произошли без наставлений и опеки «Цивилизованного социализма». Прав, тысячу раз прав был старый Паннекук! Оказывается, рабочие способны на самостоятельную революцию против советского бюрократического монстра. На второй неделе восстания, как горячечно писал Баттанлей в своем журнале, венгерские герои рабочего класса «голыми руками боролись против танков и пулеметов самой могучей армии, которую когда-либо носила на себе земля». К тому времени они уже стерли в порошок тоталитарный аппарат народной республики. Споря про шокирующие фотографии растерзанных толпой трупов на улицах Будапешта, обнародованные «Юманите», он запальчиво, пусть и голословно, утверждал, что толпы, напоказ оскверняющие останки своих жертв на фото, поголовно состоят из родственников невинных людей, репрессированных «кровавыми чекистами», обладающих моральным правом на физическую вендетту. И это было лишь начало перманентной революции против нового мирового порядка, во главе которого стояла советская бюрократия, олицетворявшая собой «самую законченную и совершенную форму» угнетения и эксплуатации человека человеком, по его словам. Теперь за венграми должны были последовать русские, чехи и югославы, а завтра и китайцы. Солдаты Советской армии, вернувшись домой, обязательно расскажут русскому народу всю правду, и тот неизбежно захочет последовать по светлому пути, проторенному венграми. «Пролетариат Восточной Евр