конфликтов могут быть весьма печальные последствия, невыгодные нам обоим, — едва контролируя рвущуюся наружу ярость, процедил Бенедикт.
— Как мило с вашей стороны напомнить мне о каре за пособничество данталли, которая грозила бы мне за Большим морем, — осклабился Бэстифар. — Но, к счастью для нас обоих, эти последствия — лишь слова на этом берегу. Здесь, в Аллозии, жрец Колер, это я вынужден вам напомнить, что Красному Культу следует вести себя осторожнее и не провоцировать конфликтов, а вы сейчас занимаетесь именно этим. Врываетесь ко мне в комнату, выбиваете дверь, предъявляете требования, оскорбляете моего гостя. Я терпелив, жрец Колер, но ведь могу и обидеться.
Казалось, аркалу стоит огромных трудов не рассмеяться в голос.
— Это существо… — начал Иммар, сумевший, наконец, подать голос. Бэстифар смерил его критическим оценивающим взглядом и тут же приподнял руку в останавливающем жесте.
— Это существо — спешу снова напомнить, что вы говорите о моем госте — находится под защитой Независимого Царства Малагория и моей лично, господа жрецы. Поэтому о своей охоте можете забыть. Сегодня вы уйдете ни с чем и будете благодарны хотя бы за то, что я не стану раздувать из вашего поведения скандал.
— При всем уважении, Ваше Величество, — сквозь зубы процедил Бенедикт, заглядывая в темные глаза пожирателя боли, — вы коллекционируете данталли? Одного кукловода вам мало?
Бэстифар выдержал взгляд старшего жреца, поморщившись лишь на долю секунды. Колер задержал дыхание, вспоминая множество проведенных дознаний: не раз ему доводилось видеть подобный взгляд у пособников данталли или самих замученных в темных подвалах Культа демонов-кукольников. Не затравленный, нет… то был взгляд человека, пережившего большую потерю. Потерю, о которой только что напомнили. Этой секунды, растянувшейся на маленькую вечность, Бенедикту хватило, чтобы понять: Бэстифар шим Мала не ищет новый экземпляр для коллекции — он ищет замену. Мальстена Ормонта более при аркале нет.
Малагорский царь, не отводя взгляда, который сделался за секунду обжигающе ледяным, вскинул голову и кивком указал последователям Культа на дверь.
— Я все сказал, Колер, — отрезал он.
Бенедикт попятился, увлекая за собой Иммара.
— Что ж, прошу прощения за вторжение, Ваше Величество, — многозначительно отозвался он, запирая за собой дверь с другой стороны.
Оказавшись с командиром один на один, Иммар растерянно посмотрел на Колера.
— Хочешь сказать, он может вот так просто…
— Пойдем, — строго произнес старший жрец, направляясь к выходу из трактира.
— Бенедикт! — окликнул Иммар, поспевая за командиром.
Колер заговорил с подчиненным, лишь когда они отошли на достаточное расстояние от трактира, и лишь теперь Бенедикт обратил внимание на название заведения: «Jinsaju solog Adesos», что с коренного аллозийского наречия значило «Самый лучший день». Старшему жрецу стоило больших усилий не рассмеяться в голос. Воистину, богиня удачи, похоже, отметила это место.
— Оставим этого данталли Бэстифару. Нас, похоже, ждет более крупный улов.
— Более крупный?
— Ты мало проводил допросы, мой друг, — снисходительно покачал головой Колер, криво улыбнувшись. — И ты не научился еще читать эти взгляды. Мальстен Ормонт. Он больше не в Малагории.
Иммар недоверчиво приподнял бровь.
— С чего ты это взял?
— Можно сказать, что догадался…
Приграничный лес, Танская область, Сембра
Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.
— А ведь и вправду, как вы догадались? — нахмурился Киллиан.
Бенедикт протянул руки к костру, стремясь согреть отчего-то похолодевшие пальцы.
— Когда-нибудь, проведя больше сотни допросов, ты тоже научишься распознавать эти взгляды. Читать по выражениям лиц. Я видел, как Бэстифар шим Мала посмотрел на меня, стоило мне упомянуть Ормонта. Я понял, что анкордкий кукловод ушел, по тому, как этот аркал ответил, по тому, как посмотрел. Можешь назвать это интуицией, можешь — волей богов. Суть от этого не меняется.
Киллиан тяжело вздохнул.
— Я все пытаюсь понять… — задумчиво произнес он, — что было на уме у этого существа, когда он все это затеял? Контроль над Кровавой Сотней, я имею в виду.
— Рерих VII сказал, что Ормонт сам предложил свои услуги. Его якобы интересовала победа Анкорды в Войне Королевств.
Киллиан недоверчиво нахмурился.
— Вы этому не верите?
— Отчего же? Верю. Верю даже в то, что Ормонт мог искренне желать не столько победы Рериха, сколько именно воцарения мира на Арреде. А впоследствии — надеялся на поддержку Анкорды в деле о Хоттмаре. Возможно, если бы его план сработал, и его бы не раскрыли, Рерих и впрямь отправил бы своих людей отвоевывать для данталли землю его семьи.
— Я слышал о Хоттмаре, когда пришел в Культ, — пожал плечами Харт. — Ормонт был внебрачным сыном того данталли, которого разоблачили при герцогине?
— Этого я не знаю, — честно ответил Бенедикт. — Внешнего сходства между Сезаром Линьи и Мальстеном Ормонтом не было. Герцогиня продолжала утверждать, что ее сын — законный наследник Хоттмара, даже под пытками. То же утверждал и данталли, а герцог и вовсе ничего не знал. Возможно, у герцогини была интрижка с другим демоном, однако о нем мы ничего не знаем. Лет за восемь до появления в Хоттмаре Сезара Линьи там был сожжен данталли по имени Эллай Дортмунд. Других демонов в тех землях не встречали, если верить нашим осведомителям. Возможно, именно тот данталли был отцом Мальстена Ормонта, но герцогине удалось скрыть свой роман с ним и выдать рожденного ребенка за сына Гелвина Ормонта.
Киллиан поджал губы.
— Сезар Линьи… Эллай Дортмунд… это ведь было столько лет назад. И вы помните всех пойманных вами данталли?
— Эллая Дортмунда казнил не я, а другие жрецы, оказавшиеся в Хоттмаре проездом. Но в остальном — да. Всех, — кивнул Бенедикт, невесело усмехнувшись. — Я помню вообще всех, кто побывал у меня на допросах. Всех, кого я казнил, в том числе и за пособничество, и всех, чьи дела изучал. Могу назвать тебе по именам всю Кровавую Сотню Анкорды, как уже называл эти имена в Храме Тринадцати в Кроне.
— Называли в Храме Тринадцати, — нахмурился молодой человек. — В святилище Рорх?
— Именно.
— Вы молились за их перерождение?
— За каждого, — кивнул Бенедикт. — И, предупреждая твой следующий вопрос, нет, я не суеверен и не считаю, что этой молитвой отдавал за солдат Кровавой Сотни часть собственной души. А если и так… — старший жрец Кардении пожал плечами, — значит, так тому и быть. Мне все равно.
Киллиан тяжело вздохнул.
— Наверное, это непросто, — пробормотал он. — Помнить их всех…
— Такие вещи отпечатываются в памяти, — кивнул Бенедикт. — Разве ты сможешь теперь забыть когда-нибудь Ганса Меррокеля?
Харт опустил взгляд.
— Вряд ли, — тихо отозвался он.
— Это наша работа, Киллиан. Ты должен понимать, на что идешь, когда берешься за нее. Память о каждой казни — неотъемлемая часть нашего дела. Поэтому я так стараюсь научить тебя отвлекаться от твоих кошмаров. Иначе можно сойти с ума.
Колер выждал, пока ученик посмотрит на него, и внимательно заглянул ему в глаза.
— Как тебе кажется, Киллиан, ты справишься с этим? С тем, чтобы научиться выведывать информацию у существ, которых крайне тяжело сломать. С тем, чтобы отправлять на костер людей, которые отдали свои души этим демонам, или людей, которые сделали это против воли. С тем, чтобы помнить каждое имя. Справишься? Не думаю, что тебе приходилось задумываться об этом в Олсаде.
Харт нахмурился. Несколько секунд он молчал, затем качнул головой.
— Хотел бы я с уверенностью ответить положительно, Бенедикт, но не могу. Я не знаю.
Вопреки ожиданиям молодого человека, на лице Колера растянулась улыбка.
— Хорошо, — кивнул старший жрец. — Если бы ты однозначно ответил положительно, я решил бы, что ты не готов или не понимаешь до конца сути этой работы. Но ты понимаешь. И поэтому сомневаешься.
— Жрец Леон говорил, что в нашем деле нет места сомнению.
Бенедикт хмыкнул.
— И после этого фанатиком называют меня. Дело в том, что жрец Леон никогда никого не казнил. Он и данталли-то вряд ли видел живьем когда-нибудь. В этом случае уверенность объяснима. Но когда тебе довелось хоть раз провести допрос и казнь — особенно над человеком, ты начинаешь чувствовать цену.
— Это тоже наша расплата? — невесело усмехнулся Харт.
— Именно, — кивнул Бенедикт, оценивающе окинув ученика взглядом.
Некоторое время спутники молчали, затем Харт вновь повернулся к наставнику и, нахмурившись, кивнул:
— Бенедикт, можно спросить еще кое-что?
— Разумеется.
— Это ведь вы ввели правило казнить людей за пособничество данталли. Кем был первый человек, которого вы за это сожгли? Как эта мысль пришла к вам?
Колер отвел взгляд, уставившись на костер.
— Думаю, отвечу сразу на оба вопроса: это была Адланна Колер, моя жена.
Молодой человек поджал губы, не сразу сумев что-то сказать. В ответ на это молчание на губах старшего жреца Кардении появилась тень понимающей печальной улыбки.
— Жестокая месть… — шепнул, наконец, Киллиан.
— То была не месть, — нахмурился Бенедикт, — а попытка спасти ее душу от влияния демона-кукольника. Я не утверждаю, что не был зол и не чувствовал себя обманутым, это было бы ложью. И, пожалуй, доля мести в этом присутствовала. Однако основной задачей я искренне ставил спасение души Адланны, могу поклясться в этом перед богами. А о том, что чистоту души порабощенного человека возвращает только очищающий огонь, ты знаешь и без меня из истории борьбы с некромантами.
Бенедикт не разглядел в глазах Киллиана доверия и невесело усмехнулся.
— Ты можешь не верить мне, но я видел, как это существо изменило мою жену. Это была уже не Адланна, а лишь марионетка данталли. Чтобы спасти ее душу хотя бы перед богами, я должен был разорвать эту связь.