Аэлин покривилась.
— Это не всегда так. То, что вы моими стараниями до сих пор живы — живой тому пример.
Мальстен почтительно кивнул.
— Не смею спорить. Тут вы правы, леди Аэлин, и я благодарен вам за это, — отозвался он.
Не найдясь, что ответить, охотница погрузилась в молчание, понимая, что так и не услышала ответы на два своих вопроса: о расплате данталли и о том, какую судьбу демон-кукольник пророчит Гансу Меррокелю.
Вальсбургский лес, Гинтара.
Восемнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.
Обливаясь липким потом, Ганс Меррокель проклинал себя за плохую физическую форму, о коей не задумывался в течение всей жизни. Спустя три часа активного движения по лесу мужчина почувствовал, что совершенно выдохся. Ноги гудели от быстрой ходьбы, дыхание сбивалось и сипло вырывалось из горящего пересохшего горла. Все его существо приказывало Гансу остановиться и передохнуть, однако страх подсказывал, что провести времени на ходу стоит как можно больше, пока тело попросту не откажется двигаться. Здравый смысл активно спорил с этим убеждением, доказывая, что силы стоит расходовать равномерно, однако ужас возможных пыток Красного Культа гнал вперед, перебивая собою все остальное.
Хотя в Олсаде прежде никогда не случалось показательных казней, Ганс живо представлял себе, как прошла бы расправа над ним — о деяниях Бенедикта Колера и его людей ходили ужасающие слухи по всем уголкам Арреды.
Припустившись еще быстрее, Ганс через четверть часа начал ощущать неприятный гул в ушах, в висках застучало, а дыхание теперь больше походило на рычание раненого зверя. Пот, градом льющийся со лба, заставлял глаза слезиться. Сердце неистово колотилось о ребра, и, казалось, с каждым следующим ударом пробивало себе путь наружу.
Ганс, окончательно обессилев, постарался перейти на шаг, хотя куда сильнее было желание попросту упасть на землю, но в этом случае мужчина понимал, что еще долго не сумеет подняться.
В мыслях Ганс проклинал тот день, когда боги привели Аэлин Дэвери в его трактир. Не будь ее, никакая угроза расправы никогда не нависла бы над ним.
Гул в ушах при замедлении темпа перешел в мерный стук, сбивающий с мысли и рождающий еще бо̀льшую злость.
«… Треклятый шум! Прекратится он когда-нибудь?»
Ледяной ужас, прошивший спину, заставил сердце мужчины с такой силой ударить о ребра, что Ганс невольно схватился за грудь. Тело забилось мелкой дрожью, когда беглый трактирщик осознал, что за шум теперь слышит, и звук этот вовсе не был на деле лишь гулом в голове от долгого бега — то был лошадиный галоп.
«Нет…» — только и успел подумать Ганс. Из пересохшего, как пустынная земля, горла вырвался севший жалобный вскрик, и мужчина на дрожащих ногах бросился вглубь леса, мысленно призывая сумерки сгуститься скорее и укрыть его в своей тени. Ганс взмолился единовременно всем богам Арреды, прося ниспослать ему чудо спасения, однако сегодня боги остались глухи.
Трое конников, на коих, в ужасе оборачиваясь, Ганс без труда увидел яркие красные одеяния, настигали беглеца стремительно, как ураган.
Что-то вдруг ударило Ганса в ногу — прямо под колено — и предательская конечность, взорвавшись болью и почти выбив из глаз сноп искр, подкосилась, заставив своего обладателя повалиться наземь.
«Стрела!» — сокрушенно подумал беглец, пытаясь ползти дальше, отсрочивая свою поимку жалкие доли мгновений.
— Ганс Меррокель! От имени Красного Культа… — донесся откуда-то сверху насмешливый и одновременно строгий, властный голос. Беглец поднял голову, кусая губы, чтобы, если уж не сдержать крик боли, то хотя бы превратить его в тихий стон. На Ганса смотрел высокий статный мужчина, чьи виски тронула седина, и устрашающие, с колким пронзительным взглядом, глаза — карий и голубой — прожигали дыру в раненом пленнике.
— Пожалуйста! — срывающимся голосом выкрикнул Ганс, не дав державшему арбалет человеку с глазами разного цвета, закончить свой приговор. — Я ничего не сделал! Не убивайте меня…
С губ беглеца снова сорвался стон, когда нога непроизвольно пошевелилась, и боль прострелила ее от пятки до бедра. Тело вновь сотрясла дрожь.
— Куда ж ты ему попал, что он так стонет? — послышался нарочито звонкий, но одновременно низкий и шелестящий неприятный голос.
Несмотря на боль в ноге, Ганс нашел в себе силы обернуться на говорящего и даже сумел скопить в глазах достаточно бессильной ярости, чтобы ожечь насмешливого жреца взглядом, однако понял, что последнее было совершенно напрасно. Чуть ниспадающие на лицо светлые редкие волосы не могли скрыть белесого бельма, затягивающего оба глаза последователя Культа.
«Слепой!» — изумленно подумал Ганс, не понимая, как этот человек так уверенно держится в седле и правит лошадью при полном отсутствии зрения.
— В ногу, — отозвался второй спутник Бенедикта Колера. — Хороший выстрел, кстати.
Стрелявший предпочел проигнорировать оба комментария своих людей.
— Ничего не сделал, говоришь? — усмехнулся он, склонив голову. — Не поверишь, Ганс, но именно поэтому мы решили прервать твое путешествие. Потому что ты ничего не сделал, хотя должен был. Ты своим молчанием оказал помощь опасному преступнику. Данталли.
— Нет! — в страхе закричал раненый, вновь скривившись и застонав от боли в дернувшейся ноге. — Нет, прошу, жрец Колер… я не знал! Клянусь, я не знал…
Бенедикт прищурился, вновь зарядив арбалет и взведя его, направил в другую ногу беглеца.
— Ганс, ты получишь еще одну стрелу, если вновь перебьешь меня, уяснил?
Раненый умолк, до боли прикусив нижнюю губу. Попавшая на лицо при падении грязь неприятно скрипнула на зубах.
— Так вот, — продолжил Бенедикт, — ты прекрасно понимаешь, почему я за тобой отправился. Собственно, поэтому ты и сбежал из Олсада — налегке и в большой спешке. Невиновные, Ганс, так не бегут. Поверь, я много повидал таких, как ты. И в приговоре пока ни разу не ошибся. Хотя, разумеется, формальное дознание ты пройдешь. Нам есть, о чем поговорить перед тем, как ты ответишь за смерть пятнадцати жрецов олсадского Красного Культа.
— Я ни при чем… — простонал Ганс, тут же в ужасе округлив глаза, понимая, что вот-вот получит еще одну стрелу.
— Бенедикт, не стреляй, — прошелестел слепой жрец, обратившись к командиру. — Он так кровью истечет раньше времени и будет совершенно бесполезен на дознании.
— Ренард прав, — добавил второй спутник. — Придется тогда ждать дольше, пока он очухается. Судя по голосу, он и так вот-вот хлопнется в обморок.
Губы Ганса задрожали от подступающих отчаянных слез.
— Я мирный человек… простой трактирщик. Жрец Колер, смилуйтесь! Вы не можете…
— Могу, — строго оборвал Бенедикт. — И обязан. И, скажу тебе больше Ганс, после того, что благодаря твоему молчанию устроил в городе этот монстр, я исполню свой долг с большим удовольствием. Иммар, забираем его. Пора возвращаться в Олсад, господин Меррокель.
Сонный лес, Везер
Восемнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.
Небольшая хижина близ старого безымянного погоста одиноко стояла в лесной чаще неподалеку от звонкого ручейка. Завидев тусклый свет в окне жилища аггрефьера, Аэлин невольно ощутила желание выхватить паранг: ничего хорошего, несмотря на заверения Мальстена о дружественности этого существа, охотница не предчувствовала. Подойдя еще ближе к хижине, молодая женщина в нерешительности замерла. Данталли также остановился и ободряюще улыбнулся своей спутнице, почувствовав обуревающие ее эмоции.
— Леди Аэлин, бояться его не нужно, — в голосе послышалась снисходительность, и охотница ощутила, как щеки заливает легкий румянец.
— Я не боюсь, — упрямо качнула головой она. — Здоровое опасение охотникам еще не вредило.
— Потому что каждый иной представляет угрозу? — прищурился кукольник. Аэлин хмыкнула.
— Скажете, что это не так?
— Не всякий иной жаждет вашей смерти. И не всякий намеревается причинить вред, — примирительно кивнул данталли. — Теодор вас не тронет, он для вас угрозы не представляет, потому что ее не представляю я.
— Вот как? — нервно хохотнула женщина.
— Разве не так?
— Угрозу вы еще как представляете, Мальстен. Вы — наиболее опасны для меня, потому что я вам доверилась. Для вас я уязвима, потому что, во-первых, нуждаюсь в вас, а во-вторых, вы обладаете силой контролировать кого угодно, в том числе и меня. Я вынуждена всегда держать с вами ухо востро и при этом помнить, что, по сути, перед вами совершенно беспомощна. По-вашему, у меня мало поводов для опасения? Быть может, опасайся вас мой отец в нужной мере, он не угодил бы в плен, о котором вы мне никак не хотите поведать.
Собственная резкая интонация тут же осадила женщину, она опустила взгляд. И, хотя внешне данталли оставался невозмутимым, Аэлин знала, что сумела задеть его. За недолгое время их знакомства, охотница уже научилась различать те или иные чувства в глубине его странных, почти нечеловеческих глаз.
— Простите, — вздохнула она. — Я не должна была так…
— Нет, не извиняйтесь. Вы правы, я вам так и не успел рассказать о Малагории, а знать вы имеете полное право. Хотите услышать сейчас?
Аэлин недоверчиво покосилась на дом аггрефьера и вздохнула. Не следовало начинать этот разговор, находясь под контролем демона-кукольника. Услышать историю о плене Грэга Дэвери в Обители Солнца женщина хотела, будучи свободной от нитей.
— И продлить время вашего надо мной контроля? — усмехнулась она. — Нет, пожалуй, мы все-таки отложим этот разговор на более подходящее время. Не берите в голову мою претензию, я бросила ее сгоряча. Видимо, марионетка из меня вышла слишком нервная.
Мальстен изумленно округлил глаза.
— Я не думал, что мое влияние было… что оно докучало вам в пути.
Охотница качнула головой.
— Оно и не докучало. По правде говоря, я вообще не ощущала ничего чужеродного по дороге сюда, хотя, признаться, даже пыталась. Просто, насколько я знаю, чем дольше контроль, тем дольше расплата, ведь так?