«Нет!» — кулаки данталли невольно сжались, все его существо противилось идее переживать это снова. Множество раз, встречая расплату у камеры Грэга Дэвери, Мальстен считал, что Жнец Душ вот-вот явится за ним, что после влияния Бэстифара уплатить цену за свои способности и остаться в живых — уже невозможно. Казалось, в обратное верил лишь Грэг. «Ты справишься, мой друг. Ты сильнее, чем думаешь», — всегда говорил он.
Стоит лишь запустить процесс. Перетерпеть. Мальстен понимал, что сейчас попросту оттягивает момент и тем самым продлевает будущую расплату…
Нужно отпустить.
— Не могу… — прошептал данталли вслух, зажмуриваясь и плотно сжимая челюсти, чтобы не дать себе выговорить еще хоть слово.
«Боги, я не могу!» — вскричал внутренний голос, заглушить который было невозможно. — «А если не отпускать? Влияние ведь не ощущается, если его продлить, никто ведь не догадается, даже сама Аэлин…»
Мальстен шумно выдохнул.
Нет, это не выход. Ни одному данталли еще не удалось убежать от расплаты. Рано или поздно она настигает — неизбежно. Всегда.
С усилием разжав стиснутые в кулаки руки, Мальстен освободил охотницу от своего влияния и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Сколько минут у него есть до того, как расплата поглотит его? Сколько нервных придавленных вздохов успеет вырваться из груди, прежде чем прорвется наружу первый стон? Немного. Мальстен не питал иллюзий, что сумеет продержаться молча, как множество раз делал это на Войне Королевств. Слишком много воды утекло с того времени, слишком видоизменилась и усилилась расплата. Молча ее пережить невозможно. Не теперь.
«Проклятье!»
Тело само поднялось на ноги и принялось мерить шагами комнату. Дыхание участилось, как после долгого бега, а оба сердца застучали громко, отдаваясь неравномерным перестуком в ушах. Рана на левом боку, на совесть зашитая охотницей, принялась при каждом шаге отдаваться ровной болезненной пульсацией, от которой руки начали холодеть.
«Так скоро…» — успел лишь подумать Мальстен, когда нестерпимый жар прошиб каждую клетку тела от висков до кончиков пальцев. Расплата с особенным тщанием вгрызлась в недавнюю рану, выискивая слабое место, наказывая данталли за использование силы, особенно за прорыв сквозь красное.
… нет, стон удалось сдержать. И даже на ногах устоять — получилось. Мальстен задержал дыхание, пережидая первую предупредительную волну, от которой побледневшее лицо начало медленно покрываться испариной. Дальше будет хуже. Расплата действует, как Бэстифар, то чуть отпуская свою жертву, то вгрызаясь в нее так, чтобы сбить с ног, заставляя молить о смерти.
И ведь теперь отобрать ее некому, даже если Мальстен передумает. В Малагории шанс всегда был…
«Не думай об этом! Соберись!».
Где-то на задворках сознания проскользнула мысль, что даже за месть Красному Культу после всего, что они сделали, приходится жестоко платить.
Левый бок предупреждающе обожгло, и теперь огонь разгорался сильнее прежнего, заставляя данталли закусить губу и зажмуриться в попытке не издать ни звука. В следующую секунду тело, будто пронзенное молнией утеряло возможность сохранять вертикальное положение: ноги подкосились, сваливая данталли на колени и выбивая из груди громкий выдох.
Воспоминания и мысли начинали перемешиваться, словно догоняя друг друга, и данталли знал, что они вот-вот увлекут его на границу безумия, за которой, если перейти ее и поддаться, будет ожидать Жнец Душ.
Аггрефьер любезно предложил Аэлин пройти в комнату первой, однако охотница не горела желанием поворачиваться к вестнику беды спиной. Опасение перед этим существом нервно перемежалось в ее сознании с беспокойством за Мальстена. Будь ее воля, она не покинула бы данталли, но остаться он ей не позволил.
Качнув головой и все же пропустив хозяина дома первым, молодая женщина задумалась, каково же придется ее спутнику после стольких часов контроля. Он так и не ответил ей, что собою представляет расплата. Не сумел толком этого описать и Бенедикт Колер. Одно Аэлин знала наверняка: за все время ее короткого знакомства с Мальстеном Ормонтом в его глазах еще не мелькало такого страха. Так, пожалуй, могут бояться только люди, идущие на неизбежную казнь. Неужто все данталли и вправду переживают столь страшные мучения каждый раз?..
— Нет, — вдруг сказал аггрефьер, вырывая охотницу из раздумий. Молодая женщина вздрогнула и ожгла иное существо взглядом. Теодор широко улыбнулся. — Простите, все никак не привыкну к нормальному человеческому общению. Оно мне почти без надобности.
Поджатые к груди руки разошлись чуть в стороны, оказавшись неестественно длинными, и снова вернулись в прежнее положение. Аэлин нахмурилась в ожидании пояснений.
— Не все данталли переживают столь страшные мучения. Вы ведь об этом сейчас думали?
— Об этом, — не стала отрицать охотница. — Значит, расплата по-настоящему страшна только для тех, кто умеет прорываться сквозь красное?
Аггрефьер пожал плечами.
— Все немного… сложнее. На деле они все это могут, но не все это делают. Я, по правде говоря, знаю только одного, кто научился. Может, в древности было по-другому, как знать! Так или иначе, каждый из них платит большую цену за свои возможности: боги наделили данталли силой, почти равной себе, и заставили жестоко расплачиваться за нее. Возможно, идеи Красного Культа не так уж нелепы, — невесело усмехнулся Теордор. Поймав возмущенно-предостерегающий взгляд Аэлин, он кивнул и предпочел пояснить. — В конце концов, если бы все данталли раскрывали свои возможности так, как это делает наш с вами общий знакомец, возможно, Арреда давно была бы под их контролем. Но знания об их истинных способностях были давно утеряны с гибелью острова Ллиа̀н.
— Это ведь миф, — качнула головой охотница. — Остров, который был якобы уничтожен врезавшейся в него кометой и погребен в Малом Океане много лет назад.
— Тысяча четыреста восемьдесят девять, если быть точнее. И на нем якобы жили данталли, для которых красный не был серьезной помехой, и которые могли управлять кем угодно. Глядя на Мальстена, вы будете продолжать утверждать, что это миф? И что от мифа люди всего мира ведут свое летоисчисление?
Аэлин покривилась. После долгих смутных времен на Арреде не осталось никаких письменных свидетельств реальности острова Ллиан, лишь слухи, передаваемые из поколения в поколение, и летоисчисление «с.д.п.», ведущееся с того дня, как родина опаснейших в мире иных существ пала под разрушительным ударом кометы.
— Что же они тогда и впрямь не захватили всю Арреду?
Аггрефьер пожал плечами.
— Человечеству повезло, что эти существа по природе мирные. Жестокость в них просыпается, только когда рождаются полукровки от связи с людьми. Это качество, как и мимикрия под цвет человеческой кожи, принесла им природа ваших собратьев, леди Аэлин. Кстати, если верить легендам, чистокровные данталли имели синюшный оттенок кожи за счет своей синей крови, — Теодор вздохнул. — Опираясь на этот же миф, можно сделать вывод, что некоторые данталли в момент гибели Ллиана на острове не присутствовали. От них и пошли те «демоны-кукольники», которых знаем мы сегодня. У них практически отсутствуют знания о своей природе, их некому было учить, а особенно мало этих самых знаний стало с сокращением числа данталли после Войны Королевств и расцвета Красного Культа. Большинство «демонов-кукольников», как их называют в народе, нынче озабочены тем, чтобы скрываться и применять свои способности редко и по случаю.
Охотница задумчиво покачала головой.
— О прорыве сквозь красное я впервые узнала именно от Мальстена. До этого мне ни разу не попадалось даже слухов о подобном в среде нынешних данталли. Если уж мы опираемся на миф…
— Да, в самосовершенствовании наш друг достиг определенных успехов, — хмыкнув, ответствовал аггрефьер, опускаясь на стул у небольшого деревянного столика и указывая гостье на кресло в углу комнаты у очага. Охотница присела и внимательно посмотрела на Теодора, ожидая продолжения. — Надо признать, что Мальстен действительно самый искусный данталли на моей памяти, а во время войны — еще до Нельна — я успел немало их повидать. Мальстен силен… был бы силен почти безмерно, если б не эта расплата. Он, конечно, считает виноватым в том, что теперь вынужден переживать, только себя, но я глубоко убежден, что в сложившихся обстоятельствах выбор у него был невелик. А Бэстифар его изуродовал почти намеренно. С целью привязать.
Произнесенное имя ярким всполохом прошлось по сознанию молодой женщины, отогнав все рассуждения о древних временах и острове Ллиан. Перед глазами мелькнуло бледное лицо Мальстена, его рука, отталкивающая отвар, успокаивающий воспаление, и его слова, произнесенные в бреду, выгнать из памяти которые до сих пор ей так и не удалось.
Нет, стой! Не надо, Бэс…
— Бэстифар… — повторила Аэлин упавшим голосом, не в силах заглянуть в глаза аггрефьера. — Бэс.
Во вздохе Теодора послышалась одобрительная улыбка, и охотница, наконец, столкнулась взглядом со своим странным собеседником.
— Кто это? Мальстен упоминал о нем лишь однажды, но так и не сказал, что это был за человек.
Теодор хмыкнул.
— Неудивительно. Он не любит распространяться о нем, как и о Войне Королевств.
— Вы тоже не расскажете? — испытующе прищурилась Аэлин.
— Отчего же, — ухмыльнулся аггрефьер. — Так мы, по крайней мере, найдем тему для беседы. К тому же отчасти это и моя история, поэтому ничего зазорного не будет, если я поведаю вам ее часть. Вижу, персона Бэстифара вас заинтересовала не на шутку. Не имеете ни малейшего представления, кто это?
Аэлин поморщилась, понимая, что вестник беды намерен просмаковать момент раскрытия секрета столько, сколько получится, и тяжело вздохнула.
— Возможно, кто-то из Кровавой Сотни?
— Не представляете, как вы правы. Второй после Мальстена, кого не казнил Бенедикт Колер на анкордских кострах. Не посмел бы, — в г