– Обычно не кусается, но она не любит незнакомцев. Я отобрал Кронки у мальчишек, которые над ней издевались. У нее была сломана лапа, и эти малюсенькие милые глазки были наполнены страхом. Мы с мамой выходили ее и пытались выпустить на волю, но Кронки решила остаться.
Виктор улыбался, глядя на свою маленькую подружку, и Бон понял, что рано или поздно они с парнем точно станут друзьями, по крайней мере, ему этого очень хотелось. Принца редко окружали такие светлые, без червоточины люди, и он научился их ценить и беречь.
– Ты знаешь, как я тут оказался?
– Мама напоила тебя снотворным, а потом довела до кровати, – бесхитростно ответил Виктор, как будто такие ситуации в их доме были в порядке вещей.
Бон вспомнил чай и пелену перед глазами после первого же глотка. Он нащупал под кроватью свои сапоги, надел их, заправил сорочку в штаны, плеснул в ладонь водой из кувшина, стоящего на высоком столике, и пригладил волосы. В замке, полном заботливых слуг, все было намного удобнее, но тут он впервые за долгое время почувствовал себя как дома.
Это было давно забытое ощущение. Домом для него с самого детства стали казармы для учеников, в которых нельзя было даже пикнуть, чтобы не получить наказание, позже – комнаты вблизи университетов, в которых он жил под присмотром Морина. Глубоко в сердце он хранил детское воспоминание о том, каким теплом был наполнен Стеклянный замок, когда еще была жива его мама. Но с каждым годом эти воспоминания теряли цвета, запахи и звуки. У Леониды же в жилище царил дух семьи, члены которой любят и заботятся друг о друге так же, как когда-то было в замке.
– Ты, должно быть, страшно голодный? – участливо спросил Виктор. – Я так понимаю, вчера вам было не до ужина.
Бон вспомнил, как бегал по улицам в поисках шоколадной лавки Леониды и невесть куда пропавшей Теоны, оставив на столе в таверне две тарелки с дымящимся ароматным рагу.
– Да, я очень голоден, – признался принц без стеснения.
Вообще-то Бону хотелось поскорее увидеть Теону и самому убедиться в том, что с ней все в порядке. Но раз она попросила его не будить, значит, готова была побыть с Леонидой наедине. Может, эта ночь что-то изменила и Ткачиха решила попробовать наладить отношения с тетей? Ему не терпелось высказать Леониде все, что он думает о ее способе отправлять гостей на боковую, но сейчас его больше занимало состояние Теоны и вопросы, оставшиеся без ответов.
В центре умытой утренним светом столовой стоял круглый стол с массивными резными ножками. Краска на нем кое-где облупилась, а на углах были вмятины, но это нисколько его не портило: всем своим видом стол показывал, что за ним с удовольствием ели и много говорили, возможно, собирались на ужины веселыми компаниями, одним словом, вокруг него жили. Этому столу позавидовал бы любой стол из замка – тем в худшем случае приходилось терпеть сухие разговоры, а в лучшем – свежие сплетни.
Теона и Леонида сидели на мягких стульях, обитых яркими тканями. При свете дня жилище шоколатье казалось совсем иным. В лунном свете оно было наполнено туманом недосказанности и тайн, витавших в воздухе, но солнечные лучи сотворили чудо: разогнали морок и сделали воздух прозрачным и чистым, поднимая настроение и даря надежду на счастливое завтра.
Теона сидела спиной к входной двери, Леонида устроилась напротив. «Контролирует местность, солдатская выправка», – подумалось Бону. Он ведь тоже не был принцем-простачком, как казалось многим, и потратил достаточно сил и времени на изучение теории и практики военного дела.
Ткачиха, услышав шаги, обернулась и улыбнулась вошедшим в комнату молодым людям. В ее лице за ночь что-то изменилось. Бон пока не мог сообразить, что именно, но то, что на него смотрела совсем другая девушка, – было очевидно.
Повинуясь порыву, Бон подошел и поцеловал ее в макушку. Этот жест получился таким естественным, будто он проделывал подобное каждый день. И Теона, на удивление, даже не замерла испуганной птахой. Что-то всецело завладело ее разумом. Девушка была задумчива и молчалива, вероятно, еще не до конца оправилась от вчерашних новостей.
Громко царапая деревянный пол ножкой стула и нарушая тишину, воцарившуюся в комнате, Виктор пробасил:
– Ну, что у нас на завтрак? Я обещал Кронки компенсацию за то, что кто-то, – он укоризненно взглянул на мать, – вчера ее не покормил.
– Прости, милый, – обратилась Леонида к сыну и протянула руку к ожидающей извинений зверюшке. – Прости, Кронки, сегодня разрешаю тебе делать все что хочешь, и даже слопать шоколадку.
Удивительно, но сообразительная белка тут же подняла рыжую головку и, точно одна из приглашенных к столу, начала рассматривать ассортимент предложенных блюд. Выбрать определенно было из чего: свежий, еще теплый хлеб, масло, несколько видов джемов, густая шоколадная паста, целая тарелка свежей клубники, паштеты и сыры разных сортов. Леонида наполнила чашки юношей чаем, водрузила их на блюдца и, держа за краешки хрупкие тарелочки, поставила на стол.
– Я не знала, что вы любите, поэтому на всякий случай достала все, – смущенно пожала плечами Леонида.
Бон повернулся к Теоне, которая медленно размешивала маленькой серебряной ложкой давно остывший чай. Сахар она никогда не добавляла, и мешать ей обычно было нечего, поэтому парень наклонился и полушепотом спросил:
– О́ни, как ты?
Она подняла на него глаза:
– Целей, чем раньше.
– Что это значит? – бесцеремонно влез в разговор Виктор.
Теона снова надолго задумалась и, наконец подобрав слова, ответила:
– Всю жизнь я чувствовала, что с моим прошлым не все так просто, как мне говорят. Часть его всегда была покрыта непроходимой мглой. Сейчас мне тоже известна далеко не вся история, но уже намного больше, чем день назад. Разрозненные части картинки складываются в единое полотно. – Она подняла глаза на Леониду: – Прошу, не жди, что я скажу спасибо. Хотя, наверное, скажу, но не сейчас. Для этого мне нужно заново выстроить башню правды, которую ты вчера разрушила.
– Возьми хоть все время мира, малышка. Мне не нужна благодарность. Я лишь хочу знать, что ты больше не считаешь меня врагом.
Теона посмотрела на тетю и медленно, чеканя каждое слово, произнесла:
– Не считаю. Прости за нож и нападение.
Виктор прыснул от смеха, прикрывая рот рукой. Недовольная белка, которую вдруг перестали кормить клубникой, гневно посмотрела на хозяина. На ее мордочке было написано примерно следующее: «Где твои манеры, парень?!»
– Как думаешь, почему я вчера спокойно оставил вас с мамой наедине? – хихикал здоровяк, обращаясь к недоумевающей Теоне. – Потому что ей точно ничего не грозило. Она легко может обезвредить десяток воинов. Так что не переживай – ты бы не смогла ей навредить.
– Однако это не умаляет моей вины… – печальным голосом сказала Теона и, поправляя несуществующие складки на платье, добавила: – Я прошу прощения, но я бы хотела отправиться домой. Мы можем поехать прямо сейчас? – спросила она у Бона.
– Конечно, О́ни, я приведу лошадей, и мы тут же тронемся в обратный путь.
Бон поднялся из-за стола, держа в руках надкусанный бутерброд с шоколадной пастой, и вдруг понял, что не знает, куда идти и где в этом странном жилище выход.
– Я провожу тебя и соберу еды в дорогу, – вызвалась помочь Леонида. – Вик, Кронки, будьте так любезны, развлеките пока нашу гостью.
Виктор с готовностью кивнул, а Кронки, как и ожидалось, проигнорировала просьбу хозяйки.
– Не было необходимости вчера решать за меня. – Бон старался вложить в эту фразу все королевское достоинство. Он проверял, хорошо ли затянуты ремешки на седлах, пока Леонида вешала на лошадей сумки с провизией. Ее было столько, что хватило бы дня на три-четыре, не меньше, но Бон не стал спорить.
– Ты бы не сомкнул глаз, прислушиваясь к каждому ее вздоху, и сегодня чувствовал бы себя разбитым. Дорога неблизкая, мало ли, какие неприятности могут случиться в пути. Уставший, ты бы не смог ее защитить.
– Об этом я не подумал, – нехотя согласился Бон.
– Я помню, что задолжала тебе разговор. Спрашивай все, что не успел, у нас не так много времени, но я расскажу, что знаю.
– Символы – вышивка в виде глаза, а что еще может указать на членов культа?
– В глазах этих людей можно прочесть одержимость. Как будто какая-то часть их разума находится в чьей-то власти. Вот перед тобой вроде бы обычный человек, но если присмотреться, то становится понятно, что обычная в нем только внешность. А ты видел что-то подозрительное?
– Нет, конечно, нет, просто хочу быть начеку, – ответил Бон.
– Я вижу, что она очень дорога тебе, поэтому прошу – не дай ее в обиду. Жизни, как у нее, никому не пожелаешь, а то, что она узнала вчера, может еще долго являться в страшных снах. Будь рядом, защити ее, даже от нее самой.
– Я сделал бы это и без вашей просьбы, – огрызнулся принц.
Бон понимал, что они с Леонидой на одной стороне, у него не было сомнений в правдивости ее истории, но он хотел, чтобы его воспринимали как равного, как человека, с которым можно обсудить план, а не подсыпать ему в чай снотворное.
– Я сделаю все, что от меня зависит. Можете не переживать, – уже куда более спокойно добавил он, умерив пыл.
Леонида улыбнулась и с благодарностью кивнула.
– Кстати, у меня для тебя небольшой подарок.
Ее рука нырнула в карман и достала оттуда металлическую коробочку, в которой что-то гремело. Бон открыл жестянку и стал рассматривать маленькие розовые шарики.
– Ежевика с мятой. Конфеты. Спасибо.
Это было уже за гранью: она то говорила с ним как с ребенком, то дарила сладости. Сколько, по ее мнению, ему лет?!
– Это не конфеты, дурачок, – заметив его замешательство, пояснила Леонида. – Это взрывчатка, которую я как раз недавно изготовила. Нужно достать «карамельку», раздавить и приложить туда, где тебе нужен «бум». – Леонида вскинула ладонь вверх, растопырив пальцы. На эту короткую секунду она показалась Бону совершенно спятившей.