– Вероника Матильда Оридж, Видящая Ордена Дочерей Ночи к вашим услугам, милорд. – Короткий поклон и гордый прямой взгляд, чтобы показать, что она не робеет в компании высочайших особ.
– Вот и славно, все знакомы, можно расходиться, – дрожащим голосом пропела Теона.
– О, у вас пирог, – сбрасывая с себя мантию серьезности, сказал Бон. Он подошел к столу и взялся за спинку стула: – Я как раз изрядно проголодался.
– Прошу, разделите с нами трапезу, ваше высочество, – напряженно ответила Вероника, возвращаясь за стол и буравя его взглядом. Теона могла поклясться, что наставница ни разу не моргнула с момента появления гостя.
– С удовольствием, – парировал Бон, поддерживая игру в гляделки. – О́ни, ты не против?
– О́ни? – повторила Вероника и вопросительно посмотрела на окончательно растерявшуюся Теону.
Бон остался стоять, дожидаясь, пока сядут дамы. Теона же думала, что ее колени просто не в состоянии согнуться, тело снова стало как каменное.
– Кому вина? – попыталась провернуть старый трюк со сменой темы девушка.
Не дождавшись ответа, она схватила со стола бутылку, откупорила ее и разлила гранатовый напиток по двум бокалам, а потом, поразмыслив секунду, наполнила и свой бокал.
– Ты собираешься пить вино? – хором воскликнули Бон и Вероника.
– А знаете что? Да, собираюсь! – Теона резко сделала большой глоток и, выпучив глаза, зашлась в диком кашле, краснея и задыхаясь.
Бон с Вероникой подскочили к девушке, приобняв ее с разных сторон.
– Я о ней позабочусь, – отталкивала руку принца наставница.
– Нет, я! – не уступал тот.
– Святые Великие, что за дрянь вы пьете?! – прохрипела, откашлявшись, Теона.
Бон и Вероника подняли свои бокалы и, сделав по глотку, выплюнули выпитое обратно, а потом оба прыснули со смеху.
– Оно скисло еще до моего рождения, – фыркнула Вероника.
– Я, пожалуй, отдам остатки придворному алхимику, яд можно больше не изобретать – вот готовая формула, – в тон ей проговорил Бон.
Все еще ощущая мерзкий привкус во рту, Теона вдруг с удивлением поняла, что у нее на глазах только что произошло чудо: люди, говорившие друг о друге исключительно колкости, не будучи даже знакомы, вдруг шутили и смеялись вместе.
Но, будто прочитав ее мысли, гости перестали улыбаться и в одно мгновение стали серьезнее, чем прежде.
– Прошу прощения за вольности, ваше высочество, – смутилась Вероника и вернулась на свое место.
– Все в порядке, госпожа Видящая, – кивнул Бон.
Надежда Теоны на то, что между двумя самыми близкими для нее людьми наладятся нормальные отношения, снова начала таять.
Остаток трапезы прошел чинно, каждый старался держать нейтралитет. Успели обсудить погоду, ухудшающееся с каждым годом качество нитей для пледов и чаяния на богатый урожай этим летом.
Когда обед был закончен, над столом повисла очередная неловкая пауза. Вероника выдавила улыбку и сказала:
– Ну что же, мы не можем вас задерживать, ваше высочество, наверняка государственные дела не могут больше ждать, да и у нас еще хлопот… Станок, нити, выкинуть старые свечи. Было очень приятно… – Вероника приподнялась из-за стола, надеясь побудить гостя сделать то же самое, но Бон, привстав было, снова опустился на место.
– А что случилось со станком?
– Ремизка сломана, – выпалила Теона, которая за последний час не произнесла и пары фраз.
– Так что же вы мне сразу не сказали? Я починю!
– Вы? – Вероника вытаращила на принца глаза.
– Я несколько лет учился проектировать и чинить самые хитрые механизмы у лучших инженеров в самом Гридиче, да и с этим станком давно знаком, в прошлом месяце у него задний вал заедал…
– В Гридиче? – перебила его Видящая. – Но это же другой край света.
– И мне повезло его увидеть, – ответил Бон, но грусть в его голосе выдала, что не очень он был этому рад. – Позволите осмотреть пациента, госпожа Видящая?
Теона взглянула на Веронику и поняла, что в наставнице в этот момент что-то сломалось. Она, вероятно, вспомнила все рассказы девушки про Бона и его непростую юность и наконец в них поверила. Перед ней стоял принц, который прожил в своей стране несравнимо меньше, чем в университетах и школах по всему миру. Он совсем не казался избалованным и коварным соблазнителем, чей портрет рисовало ее воображение. За короной, титулом и именем Видящая наконец смогла увидеть юношу, еще в детстве потерявшего мать, юношу, от которого тогда же практически отвернулся родной отец.
– Вероника. – Наставница разрешила называть ее по имени, чем в очередной раз удивила Теону.
– Госпожа Вероника. – Бон подставил локоть, но женщина, саркастически улыбнувшись, лишь отмахнулась от этого жеста.
– Только ничего не сломайте! – крикнула Теона вслед их удаляющимся фигурам и осталась прибирать со стола.
Теона мыла тарелки и слушала, как в станочной комнате гудят голоса Бона и Вероники. Она не могла разобрать слов, но понимала по интонации, когда они спорят, а когда шутят и смеются. Важность этого момента девушка ощущала всей душой, и ей было просто необходимо запечатлеть его в памяти. Поэтому она сделала то, чему научилась еще в детстве: создала живую открытку для своей картотеки воспоминаний.
Теона осмотрелась, запоминая каждый предмет, что ее окружал: столешницу с каплями воды, вылетевшими из тазика с пеной, в котором лежала грязная посуда, красные палочки для еды – трофей с прошлой ярмарки, когда к ним заехали торговцы из дальних земель. Теона много раз пыталась научиться орудовать ими, но пока еду приходилось буквально накалывать. Она перевела взгляд на тарелку с рисунком в виде колокольчика – символа Вероники. Теона шутила, что хрустальный перезвон этого цветка только подтверждает имя, которое дала ей воспитанница.
Затем девушка закрыла глаза, чтобы лучше запомнить запахи момента, – аромат пирога все еще витал в кухне, а сквозь приоткрытое окно до нее доносились ноты жасмина и весенней зелени. Стараясь не дышать, Теона прислушалась к звукам, которыми полнилась комната: голоса Вероники и Бона, пение птиц за окном, стук колес телеги, которая катилась где-то вдалеке по брусчатой мостовой.
Теона прижала ладони к сердцу, стараясь навсегда заключить в нем этот прекрасный момент, и расплакалась – так ей было сейчас хорошо. Когда-нибудь она вынет это воспоминание из сердечной шкатулки, и оно станет для нее поддержкой в тяжелую минуту, причиной для радости, когда душа наполнится печалью, или просто поводом улыбнуться, поможет разогнать тоску в череде одинаковых ночей, проведенных за станком.
Бон распутывал поводья лошадей и не заметил, как Теона возникла рядом. Ее тонкие пальцы робко коснулись его спины. Он отлично помнил каждое такое редкое прикосновение и прекрасно осознавал причину их отсутствия. С одной стороны, вместе с сундуками из замка Сестер Ночи Теона привезла твердую уверенность, что «счастье не для Ткачих». Ткачихи не выходят замуж, Ткачихи живут своей миссией, Ткачихи – жены своим станкам. С другой – она не хотела давать ему надежду на то, что между ними может быть что-то большее, чем дружба, а друзьям касаться друг друга совсем необязательно.
– Пока вы возились со станком, Этин вернулся. В его тубусе не было моей записки. – Она сделала паузу, давая ему возможность оправдаться, но принц молчал. – Спасибо, что пришел и наконец положил конец этой нелепой заочной вражде.
Теона прикусила губу, не решаясь продолжать, но все же заговорила снова:
– Я три года пыталась доказать Веронике, что ты хороший человек и что мне не нужно тебя бояться, но разрушить предубеждения Хрустальной Леди – та еще задачка.
Бон понимал, что у него есть шанс на еще одно прикосновение, пока девушка ничего не подозревает. Он вывернулся, прижал Теону к себе и поцеловал в макушку. Хороший человек так бы не сделал, но принц не мог больше с собой бороться.
– Ну и с чего ты взяла, что тебе не надо меня бояться? – по-доброму рассмеялся он, ощущая, что Теона словно обратилась в камень. Это была ее классическая реакция на любые неожиданные ситуации. – О́ни, я шучу… шучу, прости.
Бон ослабил хватку, выпуская из объятий Ткачиху, но успел на прощание прильнуть к ее кудрявым волосам. Она привычно пахла жасмином – запахом, который он любил и ненавидел. Любил, потому что это был ее запах. Ненавидел, потому что уже три года она была близко, но в то же время оставалась недосягаемой. Однажды Бон даже попросил придворного химика создать духи с ароматом жасмина, чтобы в долгие четырнадцать дней между ее выходными вдыхать этот запах, вызывая в памяти образ той, по которой скучал каждую минуту. Но жалкая подделка, преподнесенная в изящном стеклянном флаконе, не имела ничего общего с его Теоной.
– Ну и дурак ты, Иолантий Третий, – смешливо отбрыкнулась девушка, хотя он ожидал сурового выговора.
Раньше она отреагировала бы куда серьезнее, ему не удалось бы избежать грозных взглядов и недовольного сопения. Но сейчас, в тишине последнего весеннего вечера, ее большие ореховые глаза смотрели так нежно, что он готов был поклясться – стеклянная стена, незримо стоящая между ним и вестницей Богов, треснула. Пускай пока трещина и была размером с усик летнего жука, но характерный звук надломленного стекла невозможно было спутать ни с чем. И принц был готов разбить кулаки в кровь, лишь бы окончательно уничтожить эту преграду и обнять Теону не только как друг.
– Он славный мальчик, Теона, – завела разговор Вероника, увидев мечтательную улыбку на губах вернувшейся в дом воспитанницы, – но ты сама все знаешь: ни твой Орден, ни его королевский двор не позволят вам быть вместе. Я очень беспокоюсь за тебя. Может, нам найти тебе другое место? Хочешь, я попрошу тебя направить отсюда подальше?
Нечаянная радость, заставившая сердце Теоны биться чаще, улетучилась.
– О нет, Вероника, пожалуйста, не надо! Я знаю правила, я все понимаю! Он друг, клянусь, просто друг. Я не хочу начинать все сначала. – Глаза девушки заволокло пеленой слез, готовых сорваться с ресниц в любой момент.