– Чем могу быть вам полезна?
– Можете. Мы хотим повидать девушку по имени Ханна, – говорит Брок, снимая шляпу. – Она работает здесь?
Девушка бледнеет.
– Я Ханна. В чем дело?
Брок протягивает ей руку и поясняет:
– Я брат Айви. А это ее тетя, – он указывает на Дорит.
– А я ее кузина, – быстро говорю я.
– О! – выдыхает Ханна. – Я очень сочувствую вашей потере, – ее большие глаза становятся еще шире. Она выглядывает наружу, окидывает взглядом улицу в обе стороны, а потом запирает дверь. – Пойдемте со мной.
Ступени скрипят у нас под ногами, когда она ведет нас на второй этаж, где открывает дверь в маленькую каморку с двумя круглыми окнами витражного стекла, прорезанными в стенах, точно бойницы. В комнате слабо пахнет мылом, и, хотя она чуть больше шкафа, а обои выцвели, здесь царит чистота и порядок.
– У нас всего несколько минут, прежде чем хозяин мастерской вернется, – говорит Ханна. – Вероятно, ему не понравится ваше присутствие. Но вы можете забрать ее вещи.
Я поворачиваюсь и осматриваю каморку. Значит, вот где жила Айви.
С ее кровати снято все, кроме голого соломенного матраса, и при виде этого мне становится невыносимо грустно. Когда Дорит начинает собирать немногочисленные вещи Айви, все еще лежащие в шкафу, я замечаю, что на прикроватном столике Ханны тоже стоит стеклянное пресс-папье.
– На самом деле, мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – говорю я. – Вам знаком этот человек? – я быстро раскатываю тонкий бумажный свиток, который прятала под плащом. Это маленький, но очень похожий портрет Филиппа, нарисованный Лильян.
Ханна берет у меня лист и долго смотрит на него, щурясь, потом наконец качает головой и отдает портрет обратно.
– Нет. Я имею в виду, у нас много посетителей, так что я не могу сказать точно, видела я его или нет.
Я вздыхаю.
– Но этот человек не настолько часто заходил к вам, чтобы вы его запомнили?
– Да. Как его зовут?
Я колеблюсь и бросаю взгляд на Брока, прежде чем ответить:
– Филипп Вестергард.
Ханна снова качает головой.
– Филипп Вестергард, управляющий шахтами Вестергардов? Нет, в последние месяцы он у нас ничего не заказывал. А что? – спрашивает она, обращая на меня взгляд своих измученных глаз. – Он подозреваемый? Кого-нибудь еще нашли?
Я медлю, снова скатывая в трубочку портрет Филиппа.
– Нет, он не подозреваемый, – осторожно говорю я. – Он тоже был ранен во время нападения. А что вы имеете в виду под «кем-нибудь еще»?
– Я пыталась рассказать полиции обо всех остальных слугах и рабочих, которые пропали. С тех пор как это случилось с Айви, сюда, в нашу мастерскую, по крайней мере дважды в день заходили люди. Они говорили о кузене, тете, брате… Им хотелось узнать, что случилось с Айви и не могла ли их родственников постигнуть та же самая участь. Я пыталась сказать полиции, что Айви – только последняя из долгой череды. Но она единственная… – она сглатывает, – единственная…
– Единственная – что? – спрашивает Брок.
– Единственная, кого… э-э… пока что нашли. Ее тело, я имею в виду.
Дорит закрывает глаза и приваливается к стене.
– Значит, полиция знает о том, что в этой округе пропадают и другие люди? – продолжаю расспрашивать я. Ханна снова обращает на меня взгляд своих огромных глаз.
– Куда важнее вопрос, а есть ли полиции до этого дело?
Ее губы дрожат.
Вспоминая о том, как Айви упрашивала нас перестать использовать магию в тот вечер, когда пропала какая-то старая служанка, я гадаю, долго ли полиция искала ту женщину, прежде чем оставить поиски. Мы никогда не узнаем, что с ней случилось. Газеты обычно предпочитают не расходовать типографскую краску на новости, касающиеся слуг. Иногда в дешевых листках печатают сообщения о смерти от Фирна, но скорее для привлечения внимания, чем в качестве серьезных новостей.
– Но, может быть, – с надеждой обращается к нам Ханна, – теперь, когда Вестергард – такой богатый человек, которого они считают важной персоной, – был ранен… может быть, теперь они начнут уделять этому больше внимания? Узнают, что случилось со всеми этими людьми?
Я резко поворачиваюсь и спрашиваю:
– Можно воспользоваться вашей умывальной комнатой?
Сейчас я испытываю куда большее смятение, чем прежде. Если другие слуги пропали, может быть, слова Филиппа о таинственном нападавшем действительно были правдой? В конце концов, он, как и мы, был в Тиволи, когда исчезла та старая служанка. Я видела его там собственными глазами.
– Дальше по коридору, – говорит Ханна. Я нахожу умывальную и запираюсь внутри. Не знаю, хватит ли мне смелости исполнить сегодня свой план с платьем Хелены. Но я не собираюсь возвращаться в особняк Вестергардов с пустыми руками, без каких-либо новых улик. Мои пальцы дрожат, когда я расстегиваю перламутровые пуговицы на платье Хелены и влезаю в него. Оно слишком длинно мне и слишком тесно в талии. Я произношу про себя короткую молитву, закрываю глаза, и, когда магия отдается во мне певучим прохладным покалыванием, подгоняю платье так, чтобы оно сидело на моей фигуре, точно перчатка.
Открыв глаза, я вздрагиваю, когда вижу свое отражение в зеркале. На долю секунды мне даже кажется, будто там отражается кто-то другой. Перед тем как повозка отъехала от особняка, Лильян окрасила мои волосы в темно-рыжий цвет и спрятала все мои веснушки.
В платье Хелены я выгляжу богатой дамой. И чувствую себя так же. Свою форму служанки я сую в кофр, и по возвращении в комнату Ханны в Хеленином платье Брок и Дорит смотрят на меня, открыв рты.
– Э-э… что ты делаешь? – вопрошает Брок.
– Быстрее, – говорит Ханна, бросая на меня недоверчивый взгляд и взмахом руки веля нам уходить. – Вам лучше не быть здесь, когда вернется хозяин.
– Спасибо, – говорю я ей и выхожу из мастерской первая, Брок и Дорит следуют за мной.
– Что случилось с твоими волосами, Марит? Это платье госпожи Вестергард? – спрашивает Брок, пока мы идем по улице. – Что ты пытаешься сделать?
– Мы такого не планировали, – устало произносит Дорит.
– Извини, Дорит. У меня есть шанс сделать сегодня кое-что, и я им воспользуюсь, – говорю я и сую кофр в руки Броку. – И… мне нужно, чтобы Брок присмотрел за моими вещами.
Брок ворчит что-то себе под нос, но, тем не менее, принимает его у меня, и я аккуратно приподнимаю подол платья, направляясь дальше. Позади слышны шаги Брока и Дорит, следующих за мной по мощенной брусчаткой улице. Я копирую манеры Хелены: голова гордо вскинута, походка изящная и уверенная. Я не наступлю в грязную лужу или в кучку лошадиного навоза, на платье не останется улик, разоблачающих эту маленькую прогулку. На всякий случай я мысленно повторяю свою придуманную историю. Меня зовут Йонна Ибсен – имя моей матери. Согласно этой истории, мне двадцать лет, и сейчас, когда моих веснушек не видно, в это вполне можно поверить. Я из деревни, расположенной за два города от Карлслунде, из той, где живут Мадсены.
Вот уже в сотый раз я жалею, что в тот день они просто не удочерили Еву.
Передо мной появляется ювелирный магазин. Дверь и рамы окрашены в глубокий черный цвет, а витая позолоченная надпись в витрине гласит: «Йеппесен». За стеклом выставлена деревянная модель корабля, плывущего по морю из алмазов и сапфиров.
Это главный магазин Йеппесенов. Тот, который продает больше всего самоцветов и получает огромные ежегодные выплаты от Вестергардов.
– Ты задал вопросы, которые хотел задать, – говорю я Броку. – Теперь моя очередь. Чтоб ты знал, меня сейчас зовут госпожа Ибсен. И если ты не хочешь в это влезать, тебе, вероятно, следует отойти подальше.
Это самый рискованный поступок, какой я когда-либо совершала. Расспрашивать о драгоценных камнях прямо под носом у Вестергардов, будучи одетой в платье, которое я без разрешения позаимствовала у самой Хелены.
Если меня поймают, то, конечно же, уволят.
Но – я пытаюсь посмеяться над собой за то, что вообще думаю об этом, – может ли кто-нибудь убить меня за этот поступок?
Миную улочку, где недавно плакала на плече у Лильян, и собираюсь с духом.
Держа в руке мой кофр, Брок устраивает Дорит за столиком у окна в кафе напротив, чтобы наблюдать за мной с безопасного расстояния. Я рассчитывала на то, что Ханна скажет нам что-нибудь, свидетельствующее против Филиппа Вестергарда, и тогда мои спутники не выдали бы моей нынешней авантюры.
Но если они примут сторону Вестергардов и выдадут меня, мне грозят большие неприятности.
– Присмотри за мной, папа, – одними губами выговариваю я и переступаю через порог.
– Здравствуйте, – говорю я, входя в теплый полумрак магазина.
Платье тяжелее, чем мне казалось, и, когда двигаюсь, то могу уловить слабый отголосок нарциссовых духов Хелены.
– Здравствуйте, – ровным, спокойным тоном отвечает владелец магазина. Он вежливо поднимается из-за прилавка черного дерева и скользит навстречу мне. Точно так же вел себя Торсен, когда приходили богатые клиенты. Мы все, конечно же, умеем считывать признаки богатства, даже если на человеке нет ни драгоценностей, ни дорогих мехов. Это аура уверенности. Блеск ткани, манера ставить ножку в удобной туфельке.
Богатые мужчины часто спешат, потому что у них очень много важных дел.
Богатые женщины, напротив, вообще никогда не спешат.
Поэтому я и не тороплюсь, обводя взглядом магазин так, словно в моем распоряжении все время в мире. Как будто сердце не стучит у меня в груди, словно кузнечный молот. «Нет никакого преступления в том, чтобы зайти в этот магазин», – говорю я себе.
Хотя, быть может, носить платье, которое тебе не принадлежит, – это уже преступление.
– Чем могу быть вам полезен, барышня? – спрашивает хозяин магазина. Он измеряет меня взглядом – я ощущаю это, словно щекотку, – и видит, насколько я молода. Быть может, он гадает, достаточно ли у меня денег, чтобы стоило тратить время. Или надеется, что моя молодость в сочетании с отсутствием более опытных спутников может заставить меня потратить больше, чем следует. Манеры его становятся чуть более приветливыми, когда он видит сложную вышивку – мою вышивку – на платье Хелены.