Моя кровь багряной лужицей растекается вокруг крошечных осколков кристалла, как будто кто-то ударил по камню моего отца кувалдой, разбив на миллион сверкающих кусочков.
Осознание обрушивается на меня, словно камень, пробивший оконное стекло.
«Адовы огни!»
Ответ на отцовскую загадку был прямо передо мной. Нет… он был во мне все это время.
Каждый камень, легший в основу неимоверного состояния Вестергардов, каждый камень, блистающий в прическе или на шее отпрысков королевской датской семьи по всей Европе, и тот камень, который Филипп носил в своем кольце, – все они сделаны с помощью магии.
Или, точнее… сделаны из магии.
Эти камни – вовсе не стекло, как я опасалась. Они – Фирн.
Глава тридцать первая
Филипп.
День салона: 30 января 1867 года.
Особняк Вестергардов
Снегопад уже разыгрывается в полную силу, когда звонит дверной колокольчик.
Я поправляю свои запонки, в которые вставлены самоцветы, и открываю дверь.
На пороге стоит доктор Хольм, снег скапливается вокруг его сапог.
– Филипп, – говорит он, – ты выглядишь намного лучше.
Я улыбаюсь. Мой старинный друг, как же далеко мы зашли с того первого вечера в морге!
– Добро пожаловать, Теннес, – говорю я и делаю шаг в сторону, чтобы впустить его.
Глава тридцать вторая
Марит.
День салона: 30 января 1867 года.
Особняк Вестергардов
На несколько долгих моментов я закрываю глаза и позволяю осознанию обрушиться на меня. Ужасное значение всего этого растет, словно темная волна, и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы не упасть в обморок. Снегопад снаружи усилился, и резкий воющий ветер сносит его вбок. Я с трудом закупориваю флакон и спешу вниз по лестнице и дальше по коридорам.
Слуги мечутся по дому, словно снежные хлопья за окном.
– Неужели метель? – спрашивает Дорит, с недоверием глядя сквозь кухонное стекло. Все поверхности вокруг уставлены блестящими сладостями и поджаренными до золотисто-коричневого цвета птичьими тушками, медными кастрюлями, над которыми кружится пар, и вазами с цветами.
Король едет. Высокопоставленные шахтеры тоже.
У входной двери звонит колокольчик, и часы отбивают половину четвертого.
«Нет, – понимаю я. – Шахтеры уже приехали».
– Шевелись, – резко бросает мне Нина. Она тоже смотрит на летящий снег. – Лара, принеси все свечи, которые найдешь, и убедись, что у каждого камина лежит вязанка дров.
По привычке я лезу за отцовским камнем, лежащим у меня в кармане, но отдергиваю руку, осознав, до чего я все это время дотрагивалась.
– Где Якоб? – спрашиваю я, но, не получив ответа, поворачиваюсь и бегу по подземному коридору к двери, ведущей наверх.
Пушистый ковер приминается под моими ногами, словно багряный мох.
За огромными окнами бальной залы весь мир тонет в белых вихрях. В мраморном камине ярко и жарко пылает огонь, горят свечи в люстрах и в расставленных на столе канделябрах. Сейчас в этом теплом оазисе, расположенном в самом сердце зимы, цветет Эдемский сад.
Я жду, притаившись в тени. В другом конце комнаты Лильян хлопочет над танцевальным нарядом Евы, закрепляя цветок на воздушном подоле ее юбки и окрашивая его лепестки в льдисто-голубой цвет – в тон платью. В пространстве между нами перемещаются шахтеры, одетые в шелковые цилиндры и изящно скроенные костюмы с облегающими штанами. Комната буквально гудит нервной энергией.
Все постоянно поглядывают на пустое кресло, приготовленное для короля.
– Снегопад усиливается, – говорит один из шахтеров. На его карманных часах сверкают самоцветы, а когда он скидывает плащ, становятся видны другие драгоценные камни: в перстнях и в запонках; они переливаются всеми цветами радуги, и от этого зрелища у меня в желудке образуется холодный ком. – За пару шагов ничего не видно, – добавляет он и с улыбкой передает свой плащ Сигне.
Когда он поворачивается, я вижу на его щеке старый шрам в форме рыболовного крючка.
Мое сердце сжимается, точно кулак.
Я приседаю и притворяюсь, будто осматриваю кайму драпировки, а потом прячусь в укромном уголке между кустами папоротника. Отсюда мне видно Якоба, стоящего рядом с доктором Хольмом.
«Что делать?» – думаю я. Если мы решим бежать, то деваться нам некуда, только наружу, в метель. Мы все не поместимся в кареты, а если возникнет вероятность, что тайна выплывет наружу, эти важные шахтеры убьют нас на месте. Перед глазами у меня встает образ Айви, лежащей мертвой на снегу.
Айви и все остальные обладающие магией слуги, которые пропали за последние годы. Холод ползет у меня по спине. Для этих шахтеров мы намного ценнее мертвыми, чем живыми.
Филипп поправляет свой галстук и откашливается.
– Хелена? – окликает он. На нем отлично подогнанный по фигуре фрак с белой манишкой, волосы напомажены и зачесаны назад. Услышав его голос, Хелена медленно оборачивается. – Я хотел бы перемолвиться с тобой парой слов наедине до прибытия короля, – добавляет Филипп.
Якоб пожимает руку доктору Хольму и идет прочь. Я шепчу его имя, когда он проходит мимо меня, но он не слышит, тогда я еще глубже забиваюсь в тень. Не могу оставить Еву наедине с ними всеми. Даже через всю залу я слышу, как она тревожно хихикает, а потом слегка пошатывается, как будто у нее закружилась голова.
– С тобой все в порядке? – спрашивает ее Лильян, протягивая руку, чтобы поддержать.
– Ева, – произносит Хелена, – если ты передумала, то ничего страшного. Ты не обязана этого делать.
– Все хорошо, – отвечает Ева, отмахиваясь от их беспокойства. – Наверное, мне просто нужно выпить воды.
– Я отведу ее, госпожа, – вызывается Лильян. Хелена колеблется, но потом соглашается.
– Хорошо. Пусть еще съест немного орехов и фиников, чтобы успокоить нервы.
В этот момент мне больше всего хочется бежать куда глаза глядят. Схватить Еву за руку и выскочить наружу, в метель. Может быть, даже перехватить короля по дороге. Но я понимаю, что его гвардия, вероятно, не подпустит меня даже на пять метров к карете. Станут ли они вообще меня слушать?
Я остаюсь на месте, но моя тревога растет.
– Хелена, может быть, твой охранник оставит нас на минутку, чтобы мы могли обсудить некоторые деликатные вещи? – спрашивает Филипп.
Петер вопросительно смотрит на Хелену, и она смотрит на него в ответ, раздумывая в течение нескольких долгих секунд, но потом твердо говорит:
– Нет. Я предпочитаю, чтобы он остался.
– Отлично.
Филипп проходит мимо меня, чтобы закрыть двери бальной залы. Он удостоверяется, что замок крепко заперт. Я сжимаюсь в комок как можно сильнее. Если он заметит меня после того, что случилось в его комнате… Я содрогаюсь.
Теперь я в ловушке. И впервые осознаю, что многие из этих шахтеров вооружены.
Один за другим, они поднимаются и ставят синие бархатные футляры на стол перед Филиппом. Он проходит вдоль стола, щелкая каблуками по деревянному полу, и откидывает крышки, проверяя содержимое. В первом лежат украшения из резных розовых камней со сверкающими гранями, острыми, словно бритвы. Бирюза с золотистыми крапинками. Кристаллы абрикосового цвета, напоминающие карамель. При виде этого к моему горлу подступает тошнота. Возможно, каждая магия имеет свой прекрасный цвет. Возможно, именно так можно узнать, какая сила в ней таится.
– Хелена, я думаю, то, что произойдет сегодня вечером, настроит короля весьма благосклонно по отношению к выступлению Евы, – говорит Филипп, указывая в сторону стола. – Сегодня мы преподнесем правящему семейству вот эту диадему для принцессы Александры, ожерелье для королевы Луизы, часы для кронпринца Фредерика, скипетр для самого короля Дании и кольцо для Георга Греческого, за которыми последуют венцы и броши для юных принцессы Тиры и принца Вальдемара.
– Я не знала, что мы намерены дать взятку королевской семье, чтобы купить влияние на балетное руководство, – говорит Хелена напряженным, словно взведенная пружина, тоном. – Мне не кажется, что подобный поступок улучшит положение Евы.
– О, конечно же, все будет не настолько явным, – заверяет ее Филипп. – Но я считаю, что после этого вечера представители правящей семьи по возможности будут применять свое влияние в нашу пользу. Потому что мы вот-вот значительно расширим это влияние.
– Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду, Филипп, – отвечает Хелена. Она встает, шелестя шлейфом своей фиолетовой юбки, выглядя такой же собранной, как обычно, но я замечаю, как ее пальцы сжимают подлокотники кресла.
– Я не хочу, чтобы ты сегодня вечером оказалась застигнута врасплох и продемонстрировала свое изумление, когда эти дары будут поднесены королю. Но… – произносит Филипп и протягивает Хелене брошь, словно предлагая мир. Брошь темно-красного цвета с серебряной булавкой, острой, как мои швейные иглы. – Тебе следует знать, что все это – не просто драгоценные камни.
Хелена колеблется, но потом берет у него брошь и рассматривает ее, вертя в длинных тонких пальцах.
Мое сердце трепещет, словно воздушный змей, застрявший в ветвях дерева.
«Она действительно не знает».
– На самом деле эти самоцветы в точности как балет, – продолжает Филипп. – Красота, скрывающая невероятную силу. Пожалуйста, – просит он, – надень ее.
Хелена осторожно прокалывает булавкой атлас своего платья, все это время не сводя взгляда с Филиппа. Тот улыбается ей и указывает на самый большой предмет на столе: карту Дании, выложенную из драгоценных камней.
– Сегодняшний прием, конечно же, касается куда более важных вопросов, чем будущее балета. Нам важно будущее самой Дании. И магия… буквально на кончиках наших пальцев.
Он щелкает пальцами. И между ними мгновенно вспыхивает огонек. Хелена ахает, невольно делая шаг вперед, и Филипп заставляет пламя погаснуть.
– Подумай об этом, Хелена, – говорит он, наблюдая за ее реакцией. – Королева Луиза ведет стратегическую игру, устраивая браки своих детей, рассеивая их по всем странам, чтобы помочь Дании. – Он проводит рукой над самоцветной картой. – Дания – не великая держава, однако мы – в самом буквальном смысле – связаны узами с другими великими державами. А теперь, с этими драгоценностями, мы больше не будем слабым, символическим партнером, банкротом и неудачником.